Владимир Афанасенко - 56-я армия в боях за Ростов. Первая победа Красной армии. Октябрь-декабрь 1941
Наряду с этим встречались и прямо противоположные примеры взаимоотношений с населением. В донесениях подразделений 64-й кавалерийской дивизии, оборонявшей переправы через Дон и Маныч в конце осени 1941 г., не раз подчеркивалось: «Есть случаи антисоветского настроения», «Настроение мирного населения к РККА плохое». Донские станицы и хутора еще не забыли политики расказачивания и массовых репрессий по отношению к казачеству. В условиях немецкого наступления осенью 1941 г. недовольство советской властью могло принимать и открытые формы, выражаясь в прямом переходе на сторону противника.
Так, в середине декабря после освобождения села Недвиговка был задержан Константин Владимирович Тимофеенко, 1923 года рождения, который «оказывал помощь немецкой армии. На основании этого Тимофеенко был арестован и на следствии разоблачен как немецкий пособник». Пособничество К.В. Тимофеенко выразилось в том, что добровольно, «будучи доверенным человеком в лице немецкого коменданта без всякого конвоя в течение всего времени пребывания немцев в с. Недвиговка на подводе возил к линии фронта в р-н Сафьяновка для немцев продукты питания и горючее». За это получил от немецкого офицера «в качестве вознаграждения пару лошадей колхозных, повозку, линейку и одну телку». Тимофеенко также признался в том, «что он при приближении фронта умышленно остался дома, ожидая прихода немцев и таким образом, совершенно уклонился от службы в Красной армии». И такие случаи не были единичными.
Войска вермахта осенью и особенно зимой 1941 г. также испытывали немалые трудности в снабжении. Рассчитывая на «блицкриг», руководство Германии планировало завершить боевые действия к осени и не подготовило свои войска к холодной погоде. Между тем зима в 1941 г. даже на юге оказалась ранней и холодной, уже в ноябре ударили первые морозы. По словам унтерштурмфюрера СС Э. Керна, командира самоходного орудия в элитной бригаде СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»: «У нас не было теплых шинелей, теплого нижнего белья, а большинство не имело даже перчаток. Особенно плохо приходилось ночами. Мы сидели в отбитых у противника траншеях, накрывшись с головой брезентом, застывшим от мороза, а снаружи бушевала метель, наметая высокие сугробы. Много солдат замерзло насмерть. Особенно мучительно было оправляться, и всякое мало-мальски защищавшее от морозного ветра сооружение использовалось нами в первую очередь не для проживания, а в качестве отхожего места».
Для 56-й Отдельной армии ситуация усугублялась еще и тем, что большинство ее частей и соединений были только что сформированы. Командный и начальствующий состав армии прикладывал немало усилий, чтобы за крайне ограниченное время придать им боеспособный характер. В ходе боевой учебы бойцы и командиры осваивали имевшиеся в наличии вооружение и военную технику. По словам помощника начальника штаба 1151-го стрелкового полка 343-й стрелковой дивизии лейтенанта Ю.А. Науменко (впоследствии — генерал-полковника и Героя Советского Союза): «Разумеется, учиться было нелегко, но бойцы и командиры хорошо понимали всю сложность обстановки и не жалели для учебы ни сил, ни времени… были установлены самодельные чучела для обучения приемам штыкового боя, вырыты траншеи, окопы с ходами сообщения, брустверы их были замаскированы дерном. Здесь же отрабатывались приемы ведения огня из различного оружия, бойцы учились метать гранаты».
Главный ритм в боевой подготовке задавал командир полка подполковник С.Д. Васильков, «который, казалось, не знал усталости, очень мало отдыхал, но всегда был бодр, энергичен, требователен, напорист. Он себя не щадил и другим спуску не давал». Васильков хорошо понимал, что времени на боевую учебу крайне мало, и подгонял всех других командиров и бойцов. В частности, для преодоления распространенной в начале войны у красноармейцев «танкобоязни» в полку были организованы специальные занятия по борьбе с немецкими танками, позволявшие заранее выявить слабые места боевой техники врага. С целью научить бойцов штурмовать и уничтожать огневые точки специально построили дзот. В качестве инструкторов привлекались бойцы и младшие командиры, участвовавшие в боевых действиях на озере Хасан, реке Халхин-Гол, в советско-финской войне{100}.
Командиры других частей и соединений также изыскивали различные способы для совершенствования воинских навыков и умений, проведения боевой и политической учебы. По итогам проверки боевой подготовки в 62-й кавалерийской дивизии критике подвергся 185-й кавалерийский полк за увлечение «манежной ездой вместо организации полевой езды и конно-строевых учений». В приказе по тому же соединению от 4 ноября отмечалось, что промежуток с 17 до 19 часов, утвержденный в распорядке дня как резервное учебное время командиров полков и политработников, используется «не по назначению, а на уборку лошадей, пение песен или просто люди болтаются без дела». Командир 62-й кавалерийской дивизии полковник И.Ф. Куц приказал использовать его на повторение усвоенных программ боевой подготовки, проведение политинформации и для массовой политической работы{101}. Полученные 50-мм ротные минометы были распределены в полках: по три — в минометные батареи, по два — в сабельные эскадроны как «боевой резерв комэсков». Комдив приказал начать обучение всех минометных расчетов, не дожидаясь положенных по штату 82-мм батальонных минометов, и проводить занятия по 9 часов ежедневно{102}.
Важнейшей задачей являлось и приучение к воинскому порядку вчерашних мирных граждан. В политико-воспитательной работе значительную роль играли коммунистические и комсомольские организации. К началу боев в 56-й армии насчитывалось 10 501 комсомолец, за время боев в ВЛКСМ приняли 1076 человек, 869 человек рекомендовали в кандидаты ВКП(б){103}. Но первоначально состояние воинской дисциплины в только сформированных частях и соединениях не всегда оказывалось высоким, в том числе среди представителей командного и начальствующего состава. Свое брала и молодость большинства бойцов и командиров.
Так, в ночь на 29 октября командир 4-го эскадрона 181-го кавалерийского полка 62-й кавалерийской дивизии старший лейтенант Васильев устроил «попойку командного состава» у себя на наблюдательном пункте: «Для участия в пьянке были оставлены участки обороны командиром 1-го взвода т. Данилиным и командиром 3-го взвода т. Болохновым. Бойцы эскадрона, особенно 3-го взвода, после этой попойки возмущенно говорили: "С такими командирами в бой не пойдем"». 7 ноября эскадрон опоздал на полтора часа в хутор Рогожкино для занятия своего участка обороны из-за очередного случая пьянства командира. Подобное поведение командиров давало негативный пример подчиненным: трое военнослужащих 3-го взвода, включая помощника командира взвода, на построение вообще не явились и пришли только утром 8 ноября в район обороны.
Командованием полка Васильев был отстранен от своих обязанностей, участвовавшему в попойке политруку Матвееву партбюро вынесло выговор с занесением в личное дело. Комиссар полка обратился к командованию дивизии с рапортом о предании суду военного трибунала, наложении дисциплинарных взысканий на провинившихся военнослужащих и их переводе в другой полк. Командование эскадрона обвинялось также в «бездушном отношении» к бойцам, выразившемся «в нежелании организовать варку горячей пищи» 28—30 октября 1941 г., несмотря на то что продуктов для этого было достаточно{104}.
В свою очередь, старший лейтенант Васильев и младший лейтенант Болохнов обратились к командиру дивизии с рапортами о снисхождении, обещая искупить свою вину в предстоящих боях{105}. Полковник И.Ф. Куц придал наказанию воспитательное значение, руководствуясь правилом, что важна его неотвратимость, а не суровость. 11 ноября был издан специальный приказ, в котором отмечалось: «Ряд командиров и политруков совершенно оторвались от бойцов, не ведут с ними политработы, воспитательную работу подменяют матерщиной, оскорблениями и угрозой расстрела подчиненных». В качестве примеров, помимо организованной в 4-м эскадроне попойки, указывалось, что забросили воспитательную работу и в артиллерийской батарее 183-го кавалерийского полка: «политрук Величко превратился в слепого наблюдателя», всю работу переложил на заместителя, бойцы проявляют «антисоветские настроения». Комдив приказал устранить недочеты в организации воспитательной работы и наказывать командиров и политработников, «подменяющих ее оскорблениями и угрозами». Наказание Васильева и Болохнова выразилось в пяти сутках домашнего ареста с удержанием 50 процентов жалованья, их перевели в 183-й полк, и лишь при повторном нарушении обещали предать суду военного трибунала. Матвеева и Величко наказали 8 сутками ареста с удержанием у каждого половины жалованья{106}.
