Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой - Олейников Алексей Владимирович
А к 15 часам, применив комбинированную атаку — фронтальный удар и наступление во фланг противнику по полузамерзшему озеру Серве, русские части выбили германцев из дер. Махарце. Участник боя вспоминал: «Значительная часть немцев… бросилась отступать на д. Махарце; за ними дружно устремились батальоны 108-го и 106-го полков на фронте около 3 км. 19 пулеметов наступали в цепях, останавливаясь на короткое время для обстрела бегущих немцев. Большинство их было перебито; трупы убитых усеяли равнину между д. Серский Ляс и Махарце. По свидетельству немецкого писателя Редерна, поле сражения еще несколько недель спустя представляло ужасный вид. Вслед за пехотой и русские батареи, усиленные к тому времени еще одной, переехали на новые позиции за д. Серский Ляс и открыли огонь по немецкой пехоте, которая появилась у д. Махарце и на опушках леса по сторонам деревни, а также по новой немецкой батарее, которая стала к юго-востоку от деревни… В разгар наступления русских на д. Махарце со стороны г. Августов появилась на шоссе легкая немецкая повозка, конвоируемая двумя кавалеристами… На повозке оказался командир 131-го германского полка, легко раненный в ногу… Немецкий полковник, пока еще был на шоссе, видел смелое наступление русских цепей и не мог удержаться от восхищения. “Вероятно, это наступает русская гвардия?” — задал он вопрос и был удивлен, узнав, что это простые армейские полки… Немцы, более бригады пехоты, были выбиты из д. Махарце, и дорога для отхода корпуса на м. Сопоцкин была освобождена. Трофеями 108-го полка были около 700 человек пленных…»{218}
400 пленных стали трофеями 116-го пехотного Малоярославского полка 29-й пехотной дивизии, содействовавшего атаке.
В результате этого боя взято около 1 тыс. пленных — в т. ч. пионерная (т.е. саперная) рота попала в плен в полном составе, с 3 офицерами и врачом{219}.
Начальник 29-й пехотной дивизии 20-го армейского корпуса генерал-лейтенант А.Н. Розеншильд-Паулин называет цифру в 1200 пленных{220}. Большинство пленных принадлежало к частям 131-го и 138-го пехотных полков. После взятия Махарце брались пленные и из состава других частей, подошедших к полю боя.
Очевидец вспоминал, что их части удалось захватить в плен солдат 97-го пехотного полка 42-й пехотной дивизии 21-го армейского корпуса, которые были ошарашены встречей с русскими, — 12 дней назад они еще были во Франции под г. Аррас, откуда их повезли в Восточную Пруссию и прямо из вагонов бросили в бой.
Значительны были и кровавые потери противника. По воспоминаниям русского участника боев: «Осматривавший на другой день поле сражения начальник связи 108-го полка насчитал более 300 трупов… У пленных находили много карт Франции… Один из пленных сам отдал захваченное им во Франции знамя пожарной дружины г. Аленкур на р. Эн. Знамя было очень похоже на военное, из трехцветного шелка, с золотой бахромой; на нем были вышиты золотом инициалы Французской республики и название дружины… На шоссе и около него валялись русские повозки… и много немецких трупов…»{221}
Германский источник также подтверждает крупные потери сторон: «…силы противника, окопавшиеся на дороге Подсерскиляс — Махарце, сильным ружейным и артиллерийским огнем препятствовали выходу из леса. Между тем левая колонна 78-й резервной дивизии продвигалась по скверным, лесистым дорогам от Сернетки на Махарце, а 59-я пехотная бригада напала со стороны Фронцки. Но противник упорно держался. Потери обоих сторон были весьма значительны»{222}.
Русский офицер В. Литтауэр, в составе гусарского полка при повторном русском наступлении побывавший на местах боев в Августовских лесах, так передает свои впечатления, свидетельствующие в том числе о германских потерях: «2 марта, спустя девять дней после поражения XX корпуса, 10-я русская армия перешла в контрнаступление… В сумерках мы вошли в Августовский лес, где был окончательно разгромлен XX русский корпус. По обеим сторонам дороги было свалено что-то, издали напоминавшее штабеля дров. Снежков подъехал ближе к штабелям и сообщил, что это груды тел… Поля и леса были буквально покрыты убитыми — и немцами и русскими. На последнем этапе битва, по всей видимости, шла с переменным успехом, и тела немецких и русских солдат покрывали землю слоями, словно начинка в пироге. Я как сейчас вижу батарею на огневой позиции: заряжающие за орудиями; солдаты и лошади на своих местах, и все они мертвые. Я помню пехотную роту, которая, судя по состоянию тел, была скошена пулеметной очередью. На лесной дороге я наткнулся на несколько носилок с немецкими солдатами. Солдаты на носилках, санитары-носильщики и два медбрата — все были убиты. На дороге стояли фургоны, принадлежавшие русскому полку; и лошади, и люди в фургонах были мертвы. Дальше, в том месте, где дорога проходила под мостом, лежала груда мертвых немецких солдат. Возможно, они спрятались под мостом и там их настигли пули. На окраине деревни тоже лежали тела мертвых немецких солдат. Кто-то сказал мне, что там лежало 400 трупов. Вероятно, они построились в колонну в ожидании приказа, когда из леса неожиданно раздались пулеметные очереди.
По всей деревне в домах лежали раненые русские солдаты. Это были тяжело раненные, и немцы не стали брать их в плен; от них были бы одни неприятности. Их разместили в домах, оказали какую-то помощь и оставили одних. У немецких врачей хватало забот с собственными ранеными, и они не могли заниматься русскими солдатами. Нельзя описать словами ту радость, которую испытали эти раненые солдаты при виде нас. В домах стояло такое зловоние от немытых тел и загнивающих ран, что я предпочел ночевать на улице, в снегу. На следующее утро мы эвакуировали этих несчастных людей»{223}.
Собственные высокие потери подтверждает начальник штаба германского Главнокомандующего на Востоке генерал-лейтенант Э. фон Людендорф, который писал: «15-го и 16-го (нового стиля. — А.О.) авангард 21-го армейского корпуса… продвинулся далеко вглубь леса. Но здесь его смяли отходящие с запада на восток русские колонны и частью взяли в плен»{224}. Об этом факте сообщает и полковник М. Гофман{225}.
Но, к сожалению, как и в случае с погибшей в окружении в августе 1914 г. в Восточной Пруссии ударной группировкой 2-й армии, большинство русских трофеев опять вернулось к немцам. Но в случае с погибающим 20-м армейским корпусом человеколюбие русского командования привело к тому, что германские пленные были освобождены в течение нескольких дней.
Было учтено, что многие раненые (в т. ч. и германцы) находились под открытым небом, располагаясь в лесу. Некоторым из них немедленная операция могла сохранить жизнь. Среди раненых находились два командира полка, а также несколько германских офицеров. В этой ситуации был сформирован санитарный транспорт, который в сопровождении раненых немцев, во главе с командиром германского 131-го пехотного полка и с врачом, под красным флагом (белый флаг принципиально не стали использовать как намек на сдачу в плен), направили к германским позициям. Командир русского 20-го армейского корпуса генерал от инфантерии П.И. Булгаков вручил начальнику транспорта записку следующего содержания: «Старшему немецкому начальнику. Препровождаю вам ваших раненых, одновременно с нашими, ввиду невозможности оказать медицинскую помощь. Возвращая ваших пленных, прошу взамен разрешить пропуск нашим в Гродно или вообще за линию расположения русских войск».
Разумеется, выпускать из окружения русские части никто не собирался, но раненые были спасены.
