Инго Мебиус - Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает

После нескольких дней изнурительных работ при сорокапятиградусной жаре наше орудие было надежно укрыто в глубоком капонире с натянутой сверху маскировочной сеткой, с подготовленными на случай открытия огня боеприпасами, очищенное от песка и пыли, одним словом, вполне боеготовое. Мы провели и несколько тренировок по наводке. Расчет сработался и был готов огнем встретить противника. Каждый назубок знал свои обязанности в боевой обстановке, знал, какие снаряды в каких случаях заряжать — бронебойные, противотанковые или специальные. Стрелок был вторым номером расчета, он обязан был отбрасывать стреляные гильзы, заряжать и по команде наводчика дергать за шнур спуска. А унтер-офицер должен был лежать на упоре лафета для обеспечения устойчивости.

Во время атаки танки противника надвигались развернутым боевым порядком. Это означало, что необходимо было определить дистанцию до каждого пойманного в прицел танка и открыть по нему огонь в зависимости от того, стоит ли машина или двигается. Мы достаточно хорошо овладели ручной наводкой, как вертикальной, так и горизонтальной. Однако продолжали отрабатывать приемы — атака противника могла начаться в любую минуту. И следовало также помнить о том, что в момент выстрела необходимо было отшатнуться от прицела, чтобы не получить им удар в лицо в результате отката орудия.

После каждого выстрела в воздух взметались клубы пыли, и какое-то время расчет был слеп. И поэтому следующую цель приходилось отыскивать невооруженным глазом, глядя через щель в щитке. К счастью, и у танков противника обзор был явно узковат, но как только он засекал противотанковое орудие, тут же передавал сведения об этом по радио своим. Вот тогда и начинался ад.

Пробивная сила нашего орудия, V0, составляла 8,8. То есть при стрельбе бронебойными снарядами никакая танковая броня не выдерживала. Дальность стрельбы непрямой наводкой (с закрытой огневой позиции) лежала в пределах 13 километров.

Впереди лежала ничейная земля и минные поля, примерно в 3 километрах от нас располагались остатки нашего 104-го мотопехотного полка — так именовался он с начала июля 1942 года. И в бинокль мало что можно было различить на позициях англичан, так что мы передвигались без проблем. По ночам мы спали у орудия, регулярно сменяя часовых. 19 июля прибыл делегат связи на мотоцикле и к нашему изумлению привез нам автомат.

Вечером 21 июля мы лежали у орудия. Казалось, сам воздух был насыщен напряженностью, мы не могли уснуть, думая и гадай, что нас ожидает.

Ночью до нас донеслась английская речь и шуршание шагов по песку. Шло несколько человек. Разведгруппа британцев прошла в каких-то полусотне метров от нас. Мы, разумеется, вмиг пробудились, но не стали их задевать с тем, чтобы не позволить обнаружить нашу позицию. Именно это было самым главным сейчас — не дать себя обнаружить.

На рассвете 22 июля на нас обрушился яростный артогонь противника. Неприятель все же установил наше местонахождение. Единственное, чего мы по-настоящему боялись, так это прямого попадания, — осколки были нам нипочем, от них мы были защищены надежно. Сквозь грохот разрывов мы разобрали гул танковых двигателей. Лейтенант Скубовиус приставил к глазам бинокль. Я тоже поднялся и встал рядом с лейтенантом. В воздухе свистели осколки. Унтер-офицер Ябек предпочел укрыться в наскоро отрытом окопе.

В пыли и дыму ничего нельзя было разобрать. Когда обстрел утих и осела пыль, мы поняли, в чем дело. Надвигалась танковая колонна. Машины следовали друг за другом на значительном интервале. До самого ближнего к нам танка было метров пятьдесят. Явно командирская машина. Но о том, что первые пять танков — авангард — проследовали мимо, мы и не подозревали, поскольку просто проглядели их.

Мы развернули орудие на 45 градусов направо, дали выстрел и тут же подбили первый танк. Но уже после первого выстрела лафет орудия не был ничем закреплен — выстрелом пушку отбросило аж на 3 метра назад. Многодневные попытки прочно закрепить орудие пошли прахом, кроме того, колесом мне здорово прищемило ногу. Но я, не обращая внимания на боль, уставился в прицел, поймал еще один танк и скомандовал: «Огонь!» Прогремел выстрел, я тут же отшатнулся подальше от прицела, чтобы он не рассадил мне голову при откате. Едва утих выстрел, как я снова бросился к прицелу, навел на следующий танк, отдал команду стрелять.

Мы беспрерывно вели огонь — один выстрел за другим. Действовали мы хладнокровно, чисто механически, как заведенные, не испытывая при этом ни малейшего страха оказаться раненым или погибнуть. И думали об одном: стрелять! Стрелять! Стрелять! Двое из нас, унтер-офицер и еще один солдат лежали на упорах лафета, третий подтаскивал снаряды, заряжающий мгновенно вгонял их в магазин. У британских танков узкий обзор, и они не сразу определили, откуда мы вели огонь. Но когда определили, тут и началось! Сразу несколько снарядов прошили броню щитка орудия. Заряжающий — номер третий — завопил. Я увидел, что у него вырвана икроножная мышца, он истекал кровью. Я бросился помочь ему, но меня опередили — товарищ уже подтаскивал его ко второму орудию. Мы остались впятером. Кто-то подтащил снаряды, Герд Прокорны был заряжающим, унтер-офицер лежал на опоре лафета, лейтенант в бинокль изучал обстановку, ну а я занимался прицеливанием.

Мы продолжали вести огонь. Чувство времени исчезло. И снова прямое попадание в щиток, несколько секунд спустя еще одно. Но мы и внимания на них не обратили — как ни в чем не бывало прицеливались и палили. Краем уха я слышал, как со свистом проносятся снаряды танковых орудий противника — промахивались британцы! И тут едва я отшатнулся от оптики, как мимо меня просвистел сорванный прицел. Ничтожная доля секунды решила, жить мне или погибнуть. После этого мы уже не могли вести огонь. Я ничком упал на песок. И пока отползал, как раз у самого лафета крепко рвануло. Я был без каски. Как-то не успел напялить, не до того было в то утро. И почувствовал, как лицо заливает кровь.

Уж и не помню толком, как мы, перемахнув гряду, мчались туда, где располагалось второе орудие. И только там последовал шок: я вдавился в песок, меня всего колотило. Я чувствовал липкую теплую кровь на лице и, опасливо ощупав голову, убедился, что в черепной кости застряли осколки. (Десять лет назад мне делали рентгенограмму головы, и выяснилось, что один осколок, не больше ногтя, так до сих пор и сидит у меня под черепной костью.)

Второй расчет также подбил один танк. Британец попытался обойти нас сзади, не подозревая о втором орудии.

Тут до нас донесся характерный вой наших пикирующих. Трудно описать, что за этим последовало. Ад в чистом виде, да и только, иначе не назовешь. Что происходило за каменной грядой, мы знать не могли. Англичанин-танкист выбрался из застывшей ближе к нам подбитой вторым расчетом машины и тут же шлепнулся на песок. Он был ранен и, судя по всему, тяжело. Двое наших подбежали к нему, но было уже поздно. Англичанин попросил пистолет. Мы оставили его одного, и он пустил себе пулю в лоб. Вот такая она и была, война, жестокая, не знавшая пощады, и все же этот поступок вражеского танкиста не оставил нас равнодушными. Дождавшись, пока станет потише, мы направились к своему орудию. В окружении подбитых танков «Марк I» и «Вэлинтайн» стояла наша пушечка. В бронещитке мы насчитали девять пробоин — следствие прямых попаданий, прицел снесло, он валялся где-то в песке среди пустых снарядных гильз и боекомплекта, которые мы не успели расстрелять. Мы уцелели.

Увы, но наш заряжающий скончался от потери крови по пути в госпиталь. Мой друг Герд Прокорны едва был в состоянии говорить, его тоже отправили в госпиталь. Несколько дней спустя он тоже умер от дифтерита.

Становясь свидетелем сразу стольких смертей, поневоле задумываешься и о своей участи — неужели и меня когда-нибудь вот так зацепит? Неужели и мне суждено встретить свой последний час вот здесь, в этой необозримой пустыне? Но подобные мысли имеют обыкновение довольно скоро проходить. Тем более что последующие события не оставляли времени для горестных воспоминаний.

Полковник Эверт, наш командир полка, следил из Джебела за ходом наших боевых действий, заставляя машину обороны функционировать из последних сил. Без него Африканскому корпусу пришел бы конец. Наступление британцев завершилось кладбищем бронированных монстров. А это были свежие, только что прибывшие из Великобритании полки — 40-й и 46-й Королевские танковые полки численностью до 120 машин, намеревавшиеся взломать нашу оборону и разгромить изрядно ослабевший в бесконечных боях Африканский корпус.