Николай Гродеков - Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов
Кроме того, при штабе отряда везлось 150 ведер воды и у офицеров было от 150 до 200 ведер. Следовательно, всего в отряде везлось на верблюдах около 3,150 ведер воды. Воды этой, как полагали, будет достаточно для того, чтобы войска могли пить, варить чай и приготовлять пищу один раз в день в течение четырех суток, выделяя не которое количество ее для артиллерийских лошадей. На большом безводном переходе к Змукширу предполагалось: половине отряда забрать всю посуду и, отказавшись от ежедневной горячей пищи, следовать к оазису; придя к Змукширу, часть отряда отправить со всею посудою назад, чтоб поднять войска, не взятые с первым эшелоном. В рекогносцировку 1872 г., отряд, числительностью на одну треть менее против отряда в 1873 г., имея вдвое меньше посуды, ходил в полном составе, не встречая по пути колодцев по 4 дня. На основании этого опыта, Маркозов полагал, что прохождение половины отряда, с более чем удвоенным количеством посуды, безводного пространства в течение восьми дней[104] — дело вполне возможное, тем более что кавалерию при пехоте вести не предполагалось: она должна была пройти безводное пространство дня в три, напоив лошадей водою, которую ей выслали бы на встречу; офицерские лошади (числом 34) имелось в виду оставить при кавалерии, для быстрого провода их, а самим офицерам ехать на верблюдах, подобно тому, как это было при движении к Сарыкамышу в 1871 г.[105]
В поход взяли один только Нортонов колодезь, так как другие колодцы были неисправны. За все время движения красноводского отряда только один раз пришлось забить Нортонов колодезь при маловодном колодце Кеймир, но вода пошла весьма соленая. Затем больше Нортона не употребляли: войска делали по два перехода в день, а для того, чтобы дождаться, пока из колодца покажется чистая вода, надо около 6 часов времени.
В красноводском отряде, точно также как и в мангишлакском, походного лазарета не было, хотя медикаментов и перевязочных материалов имелось в достаточном количестве. Вьючных носилок для больных и раненых состояло всего 8; большее количество их не могло быть заготовлено по недостатку материалов в Чекишляре[106].
Общество попечения о раненых и больных воинах отнеслось весьма сочувственно к войскам красноводского отряда. Петербургское главное управление выслало в отряд: одну офицерскую и одну солдатскую госпитальные палатки, 100 бутылок хереса и 100 бутылок коньяку; одесское местное управление выслало, кроме чаю, сахару и кофе — бинты, клеенку, карболовую кислоту, соду, лимонную кислоту, хинин и опиум, а кавказское окружное управление — фланелевые набрюшники, рубашечный холст, компрессы, перевязки, булавки, уксусную кислоту, гипс, капли Иноземцева, воду Нелюбина и деньги на покупку 100 бутылок вина и хлопчатой бумаги.
Пригнанные в половине марта в Чекишляр верблюды были взяты за Атреком уже в плохом состоянии. В весеннюю пору года верблюды бывают вообще слабы, а тут к обыкновенным причинам присоединились еще утомление от усиленных перегонов и недостаточность корма, вследствие скопления огромного количества верблюдов в узкой полосе между Атреком и Гюргеном, где к тому же хозяева, из предосторожности, держали их по возможности на тесных пространствах. Верблюдицы, которых была почти половина общего числа животных, в эту пору почти совсем не шли под вьюками. Все это вместе в значительной степени уменьшало значение, которое можно было давать добытому запасу верблюдов в смысле перевозочных средств, по численному количеству этого запаса. В Чекишляре верблюды не только не поправились, а напротив окончательно исхудали и обессилели, испытывая все время нужду и в корме, и в воде, так как верст на 20 вокруг лагеря, дня в два, 3,000 верблюдов вытравили весь корм; угонять же верблюдов дальше от лагеря было невозможно, так как там не было колодцев. В окрестностях Чекишляра пало несколько сот штук верблюдов. Лучшим указанием, в каком состоянии находились верблюды, служить то, что первый эшелон отряда, под начальством майора Козловского, выступивший 19 марта, мог сделать в первый день 7 верст, во второй 8 1/2 верст, в третий 9 1/2 верст; потеряв в эти три дня 70 верблюдов из 700, у него бывших, он должен был оставить на пути, при особой команде, около 1,100 пудов разного довольствия. Подобные же затруднения с верблюдами испытывали и другие эшелоны, и почти все они должны были бросать на дороге вьюки с продовольствием, хотя и не в таком количестве, как это пришлось с первых же шагов сделать кабардинскому эшелону. Кроме того, что верблюды были плохи, что между ними было много самок, которые часто разрешались даже на пути, самое число верблюдов было достаточно для поднятия всех тяжестей войск. Так, кабардинский эшелон на 5 рот получил всего 700 верблюдов, дагестанские роты: одна 165 верблюдов, а другая 140, тогда как начальник отряда рассчитывал каждой роте отпустить не менее 200 штук. Это обстоятельство, между прочим, свидетельствует о значительной убыли верблюдов в Чекишляре[107]. Верблюдовожатых в отряде не было вовсе; проводников же состояло всего 15 человек. Все они были люди вполне испытанные и надежные и горели желанием достигнуть Хивы, где почти каждый из них искал крови.
Из числа туркмен, состоявших при отряде, наиболее замечателен был Атамурат, бывший некогда ханом у хивинских юмудов. Воюя постоянно с Хивой и убив трех ханов, Атамурат мечтал овладеть всем Хивинским ханством и сделаться самому ханом, для чего и домогался получить от нас помощь. Не получив ее, он успел сам овладеть почти всею северною частью ханства; но, не надеясь удержать Кунград в своих руках, в 1859 году, совместно с отложившимся от Хивы узбеком Магомет Фаною, предлагал этот город и устья Аму во власть русских. Получив отказ и потеряв в последствии Кунград, Атамурат не покидал старой своей надежды на овладение ханством и искал опять-таки помощи России, что, разумеется, значительно подняло бы его значение в глазах Хивы. С другой стороны, находясь в неприязненных отношениях и к племени теке, Атамурат желал и здесь опереться на покровительство той же России. В этих видах он просил об образовании при Балханском заливе города. В прошении на имя Белого Царя, поданном в 1865 году оренбургскому начальству, он писал: «Мы народ несчастный, постоянные пленники то того, то другого государства. У кочевого народа не бывает порядка и дисциплины. Из туркмен царя не выйдет как из дерева не выйдет железа. Молитвы к Богу и пророку остались тщетными, значит не настало время предопределения. Ныне мечта наша одна: скоро ли настанет время, когда снизойдет от Бога повеление о назначении нам в повелители великого и милостивого монарха. Все, что необходимо для принятия нас в твое государство, у нас есть. Наша мечта состоит в том, чтобы пришел к нам царь со стороны Шагадама[108], основал бы город, устроил ярмарку, и был бы этот город местом стечения всех туркмен, его верных друзей и подданных. Мы мечтаем, чтобы войска высадились с юго-восточной стороны от Кунграда и дали бы нам помощь против Хивы. Мы несчастные из несчастнейших и бедные из беднейших. Мы теперь без головы: у туркмен собачья голова и свиная пятка. Мы очень надеемся на милость государя, и не только отдаемся ему в этом мире, но если бы у него было желание повелеть нам перейти в мир вечный, мы подчинимся его воле».
Посланцы, привезшие это письмо, были приняты и обласканы; но правительство наше ограничилось лишь выражением готовности к содействие и покровительству торговых сношений туркмен с нашими киргизами на сыр-дарьинской линии. Что же касается принятия Атамурата с его ордою в подданство, то в виду неоднократного заявления нашего правительства в отношении к кочующим азиятским инородцам, что только в пределах России мы можем и обязаны оказывать помощь и защиту инородцам, принявшим русское подданство, наше правительство уклонилось от положительного ответа на прошение Атамурата.
В 1867 году проток Лаудан, протекавший чрез кочевья туркмен Атамурата, был запружен но приказанию хивинского хана, вследствие чего туркмены остались без воды для орошения своих полей. Тогда некоторые из юмудских старшин явились к хану с выражением готовности подчиниться его владычеству и с просьбой разрушить плотину на протоке Лаудан. Хан обещал на это свое согласие, если старшины привезут в Хиву свои семейства в качестве заложников. Старшины приняли это предложение и привезли в Хиву 60 своих семейств. Между тем другие юмуды и во главе их Атамурат, не желавшие подчиниться хану, замыслили сами разорвать плотину на Лаудане. Но едва лишь они стали приводить это в исполнение, как хивинское войско разогнало их. Тогда юмуды приняли хивинское подданство и были расселены по разным местам, а Атамурат, не сдавшись хивинскому правительству, прикочевал к своим родичам, живущим у Балханского залива[109].
По занятии нашими войсками в 1869 году Красноводска, Атамурат первый предложил свои услуги русскому отряду и с тех пор почти неотлучно состоял при нем. За свою службу он был награжден серебряною медалью на георгиевской ленте и постоянно получал продовольствие от казны. В 1872 году, когда красноводский отряд совершал рекогносцировку по направлению к Хиве, начальнику отряда предложено было подготовить из прибрежных туркмен кандидата на престол Хивинского ханства, дабы при удобном случае водворить его вместо Сеид-Магомед-Рахим-хана и иметь в нем безусловно покорного нам слугу[110]. Выбор Маркозова остановился на Атамурате и на Иль-Гельды-хане. Этот последний был назначен Маркозовым ханом на островах Челекен и Огурчинском и в Шеихских аулах. В 1872 году хивинцы угнали у него 100 верблюдов за то, что он служил русским[111]. Во время хивинского похода Иль-Гельды состоял при отряде, и, на время его отсутствия, временным ханом Челекеня, Огурчинского и Шеихских аулов назначен был отец Иль-Гельды, Гельды-хан: Главная и почти единственная цель этого временного назначения состояла в том, чтобы доставить полковнику Клугену возможность без затруднения сообщаться с экспедиционным отрядом. «Говоря откровенно, писал Маркозов красноводскому воинскому начальнику, полковнику Клугену, у меня так мало конных туркмен (их всего до 15 человек), что мне необходимо приберегать их для указания пути колоннам и для разных экстренных случаев. Пользуясь услугами Гельды-хана вы, по возможности, чаще посылайте нам корреспонденцию»[112]. Из остальных проводников замечательны: 1) Нефес-Мерген, у которого, еще во время командования красноводским отрядом полковника Столетова, было угнано хивинцами 300 верблюдов; в 1872 г. два брата его были убиты хивинцами за службу русским, а в 1873 году у него было взято все его семейство и разграблено имущество; 2) Назар, сопровождавший штабс-ротмистра Скобелева к Сары-камышу; 3) Дурды, особенно отличавшийся своим усердием и преданностью, когда он состоял при отряде в 1870 году. Три последних проводника сопровождали генерального штаба подполковника Скобелева в его рекогносцировку от Змукшира до Орта-кую, в августе 1873 г.
