Инго Мебиус - Убийца танков. Кавалер Рыцарского Креста рассказывает

Я многого не помню из детства, а то, чего не помню, знаю по рассказам родителей. У них был сад, и через этот сад протекал ручей. Однажды я лежал в коляске, и родители поставили ее на бережке ручья, у самой воды. Только они собрались домой, как увидели, что коляска пуста — их малыш Гюнтер выбрался и шлепнулся в воду. К счастью, головой к берегу. Мне крупно повезло, и кто-то из взрослых, кажется, тетя Эмма пророчески произнесла: «Малыши, те, кто родился в воскресенье, да еще похожи на мать, те в жизни всегда везунчики».

Эти слова запечатлелись в памяти на всю жизнь.

Мой отец часто ходил на рыбалку и на охоту вместе с арендатором охотничьих угодий. На протяжении многих лет он был председателем футбольного союза «Эльце». О послевоенной инфляции и о том, как и чем жила до самого краха Веймарская республика, я мало что могу рассказать, потому что плохо помню эти времена.

В 1928 году моего отца перевели в Хильдесхейм, он был назначен на должность старшего секретаря Государственных железных дорог и начальника вагонной службы грузовой станции. Мы переехали. Новая квартира мне очень понравилась. Дом стоял у скверов, разбитых на месте старых городских валов. Даже адрес запомнил: Хагенторвалль, 2.

Вообще мы с родителями в те годы совершали частые вылазки. Надев рюкзаки, запасшись провизией, мы отправлялись в Хильдесхеймский лес. Или ехали на поезде в Мариенбург. Раз в год специальным поездом Государственных железных дорог ездили в Гарц, а там совершали многодневные пешие экскурсии. Каким для меня событием было впервые подняться на скалу! И, оказавшись в Хидьдесхейме, отец не расстался с рыбной ловлей, обычно ходил на близлежащий пруд и возвращался всегда с уловом: карпами или линями. Самым крупным его уловом была щука длиной в метр двадцать, рыбина оказалась жирной и отменной на вкус.

Закончив четыре класса начальной школы, я перешел в школу им. Шарнхорста, старшую реальную школу, и с гордостью носил черную фуражку шестиклассника. Смену обстановки я пережил без каких-либо проблем и быстро привык к новому окружению. Вот с учителями, правда, все было не столь гладко. Одни были очень хорошие люди, знали, как объяснить и научить, из других же, наоборот, можно было веревки вить, что мы с удовольствием и делали. Если мы уж очень зарывались, дело доходило до наказаний. По задницам розгами в те времена уже не лупили, зато велели вытянуть руки перед собой ладошками вверх и розгами стегали по ним. Нашим излюбленным развлечением было стрелять шариками из жеваной бумаги при помощи линейки по одноклассникам, в потолок. Среди нас были мастера этого дела. Одним словом, мы были отнюдь не паиньками.

Школьные занятия отнимали массу времени, задарма нам хороших оценок не ставили, а если что не так — заставляли отрабатывать.

Каждый понедельник утром учеников собирали в актовом зале на молебен. Там же проходили и мероприятия в память бывших учащихся школы, павших в Первую мировую войну. На занятиях часто обсуждали Версальский договор и его последствия, а также о том, как германские солдаты сражались за родину.

Каждое утро мама совала мне 10 пфеннигов «на молоко». Но вместо того, чтобы потратить его по назначению, покупал в лавке, расположенной по пути в школу, пакетик со сластями. Однажды неподалеку от нашей школы устроили выставку кроликов. На этот раз десять пфеннигов ушло на покупку входного билета, мне даже позволили вытянуть лотерейный билетик «на счастье». И я на самом деле выиграл симпатичного черно-белого зайца, которого потом подарил своему другу-однокласснику. Домой-то его никак нельзя было притащить, потому что сразу же выяснилось, на какие деньги я его приобрел. Но потом это каким-то образом выяснилось, и мне задали трепку.

Не помню точно, когда это было, то ли в 1934 году, то ли в 1935-м. В Хильдесхейме на поле, где обычно проходили состязания по стрельбе, состоялась ярмарка. Выставлялись изделия нового времени. Безработных в Германии уже практически не было, и промышленность стала выпускать много нового. На этой ярмарке тоже продавались лотерейные билеты и мне позволили купить три билета по 20 пфеннигов. Но на этот раз мне не повезло — все три оказались пустышками. Девушка, продававшая билеты, сжалилась надо мной и вытащила для меня еще один. Билет оказался выигрышным. Нужно было идти в какой-то павильон и получать выигрыш. Я, сгорая от нетерпения, побежал туда, и каково же было мое разочарование, когда я получил разделенную на дольки маленькую плитку шоколада. Ко мне снова поднесли коробку с билетиками — там их оставалось штук 10. Рядом стояла женщина с тремя детьми, ей очень хотелось попытать счастья.

— Пусть мальчик сначала вытянет!

И моя мать вынуждена была дать мне еще 20 пфеннигов. На этот раз я сорвал главный выигрыш! Дамский велосипед! Я тут же кинулся к отцу. И когда, захлебываясь от счастья, поведал мою историю, он мне не поверил.

— Вот влеплю тебе парочку подзатыльников. Погляди, гроза надвигается. Так что пора домой.

Когда я лихо подкатил к нему на новеньком велосипеде, а потом в дождь помчался на нем домой, у него глаза на лоб полезли. Потом пришли родители, я поставил машину в гостиную, протер насухо и вычистил до блеска. Сначала я хотел обменять велосипед на мужской, но не вышло. Этот велосипед сослужил нам добрую службу, пока уже после войны какие-то поляки не стащили его у отца на товарной станции.

Во время праздников стрелков, а они, если не ошибаюсь, проходили ежегодно, всегда было большое шествие, завершавшееся на большом лугу, где проходили состязания по стрельбе. В этом шествии участвовали школы, общества, оркестры. Возглавляли шествие две больших пушки, каждую тащила четверка лошадей. По-.том уже на самом берегу речки Иннерсте, протекавшей через Хильдесхейм, они занимали позицию. Пушки всегда опережали колонну. И когда колонна приближалась, в честь шествующих гремел салют. Меня больше всего привлекали лотереи, карусель и ипподром. На мое счастье, у нас гостил мой двоюродный брат из Мюндера, потому что когда я в очередной раз выиграл в лотерею (живого гуся), одному бы мне его ни за что не донести до дома, хорошо двоюродный братец помог.

Ярким событием был и День Святого Николауса[2]. В этот день экипаж, запряженный четверкой лошадей и нагруженный разными игрушками, проезжал через город, на козлах сидел Николаус в красном кафтане с длинной седой бородой. Поездка завершалась у большого магазина Майера. Вдоль улиц, по которым проезжал Николаус, стояли сотни людей в праздничном настроении. Дети с горящими глазами провожали экипаж. Волнение от ожидания праздника достигало в тот день пика. кое-кто даже переписывал желания на листочке.

Я принадлежал к спортивному обществу «Айнтрахт» в Хильдесхейме. С ним у меня связано немало приятных часов на занятиях гимнастикой, спортивными играми в зале и на спортплощадке. Однажды даже организовали на сцене городского театра большой спортивный праздник. Собрались почетные граждане города. Мы все очень волновались, но все прошло без сучка и задоринки. Больше всего в легкой атлетике мне нравился бег на короткие дистанции, длинные забеги были не для меня. И, разумеется, я вовсю гонял в футбол.

Каждое лето на каникулах мы выезжали в Мюндер помогать убирать урожай на подворье у тети Берты и моей двоюродной сестры Гертруды, которая была замужем за Вильгельмом Шмидтом. Мы работали на поле, а если не на поле, то в большом фруктовом саду. В сад приходила и моя бабушка по материнской линии и усаживалась там. Под ноги ей ставили скамеечку. Вообще-то, если уж быть точным, она не приходила, ее привозили на ручной тележке в сад. А когда мы перевозили на тележке 100-литровую бочку с навозом, она оставалась в доме.

В доме уборной не было, только на улице, приходилось бегать через двор. Разумеется, «кабинеты задумчивости» не отапливались, что в холодные зимние дни доставляло определенные неудобства.

Мне страшно нравилось бывать на подворье моей двоюродной сестры и возиться со скотиной. Я обожал, усевшись верхом на свинью, воображать, что скачу на коне. Однажды мне все-таки позволили залезть и на коня. Это было здорово. Мне вообще нравилось возвращаться после работы домой на телеге, доверху груженной сеном и запряженной лошадьми. Тракторов тогда не было и в помине.

У Вильгельма кроме трех лошадей был и вол по имени Ганс, семь молочных коров, телята, свиньи и куры. В стойле стоял и здоровенный бык, который покрывал заодно и соседских коров. Мы, дети, за километр обходили его, если он стоял на привязи снаружи. Насколько я помню, в Мюндере было 25 крестьянских подворий, все население было занято либо в сельском хозяйстве, либо в деревообработке.

В гостиной моей тетки стояла большая, упиравшаяся в потолок, кафельная печь. Прогревалась она не сразу, но, протопленная, очень долго излучала блаженное тепло.