Сергей Ченнык - От Балаклавы к Инкерману

Что касается Инкермана, то тут никто лучше не описал происходившее, чем генерал Богданович.{14} «Англоязычный» Инкерман прекрасно представлен в британской военно-исторической литературе (например, Кармайкл, Перси{15} и др.), но тут можно легко попасться «на крючок» категоричной односторонности взгляда, вообще характерного для английской историографии.

Ну и, конечно, Тотлебен, сочинение которого после выхода в свет современники оценивали как гораздо «…объективнее пристрастного сочинения Кинглейка и заключает в себе более достоинств, чем высокопарное риторическое произведение Базанкура».{16}

В то же время Малый Инкерман сиротствует, обделенный вниманием исследователей, хотя за его скоротечностью и кажущейся эпизодичностью стоит гораздо больше, чем кажется. В этой части мы попробуем сосредоточиться в том числе и на этом эпизоде сражения за Севастополь в 1854 г.

Что-либо новое найти сложно, поэтому в отличие от второй части «Исторического очерка…», в котором речь шла об Альме; мы, пожалуй, рискнем не вдаваться в годами устоявшиеся детали происходившего, а попытаемся открыть новые, пусть даже они будут на уровне предположений. Тем более, что этот период Крымской кампании, связанный с именем князя Меншикова, даже в конце XIX в. считался наиболее запутанным и малопонятным{17} — князь откровенно играл «свою игру».

Не волнуйтесь, ничего сверхнового вы не найдете, равно как и не сможете обнаружить в тексте привычного смакования до слезовыделения деталей атаки Легкой бригады, хотя ее мы тоже без внимания не оставим, в конце концов, она же была. Но вот некоторые детали, которые, надеюсь, заставят посмотреть на случившееся по-иному, под другим ракурсом, думаю, будут интересны читателю.

СЕВАСТОПОЛЬ ПОСЛЕ БОМБАРДИРОВАНИЯ

«Неутомимость и упорное сопротивление русских доказали, что восторжествовать над ними не так легко, как предсказывали нам некоторые газетчики».

Севастополь, а под этим именем собственным мы подразумеваем и город, и военно-морскую базу, включая корабли Черноморского флота с их экипажами, и крепость с ее гарнизоном, и даже мирное население, до и после первого бомбардирования представлял две разные картины. Недавние события «несчастной» Альмы и обложения её с суши и с моря союзными войсками привели к картине удручающей. Усугубляла трагизм положения ушедшая, как многим тогда казалось, неизвестно куда армия, хотя Меншиков всячески демонстрировал руководству обороны города, что держит ситуацию под неусыпным контролем и просто так отдавать его не собирается: ни о какой сдаче речи никогда не шло. Но даже без «всевидящего княжеского ока» русские всегда отличались способностью даже после крупных неудач быстро оправиться и вновь стать способными к упорной обороне, что с наглядностью академического учебного пособия продемонстрировал Севастополь в сентябре-октябре 1854 г.

Невероятным усилием воли и напряжением ума организаторам обороны удалось заставить гарнизон, в первую очередь моряков, в самые сжатые сроки создать из почти ничего полнокровную оборонительную систему. Севастополь показал «…образец применения временных укреплений для усиления пункта, плохо укрепленного в мирное время».{18}

Созданная невероятно быстро оборонительная линия не только оказала психологическое влияние на неприятеля, заставив отказаться от вероятно успешной атаки на Северную сторону, но и в первый же день бомбардирования доказала способность Севастополя держаться и побеждать: «…поражение французских батарей заставило союзников и на этот раз отказаться от штурма, и в ночь на б октября против IV бастиона заложена была первая параллель: началась постепенная атака несуществующей крепости. С этого момента защитники Севастополя могли вздохнуть свободнее: первый, наиболее острый момент опасности миновал. Избранный неприятелем путь к овладению городом давал возможность укрепить его».{19}

Без сомнения, организационный гений Тотлебена, помноженный на самоотверженность моряков Черноморского флота, сыграл решающую роль в создании эффективной фортификационной линии, позволявшей быстро и успешно реагировать не только на ближайшие действия союзников.

Кстати, употребляя слово «гений» в отношении Эдуарда Ивановича, я не исполняю панегирик в его честь, а лишь повторяю сказанное в его адрес в том числе современными английскими исследователями в специализированном издании “The War Correspondent”. Авторитетный в британских кругах специалист по Крымской войне Колин Робине прямо сообщает читателям, что «…в лице Тотлебена русские имели гения фортификации».{20}

Мысль Тотлебена могла предупреждать перспективные замыслы союзников: «… главная заслуга его в том, что он всегда угадывал намерения неприятеля, всегда предвидел, на что может и должен решиться неприятель в известных случаях, вследствие чего всегда успевал предупредить его своими работами».{21}

Благодаря таланту этого военного инженера, чьи способности, по оценкам противников, «были близки к гениальным»,{22} действия русской армии с сентября по середину ноября 1854 г. мы можем уверенно отнести к классическому типу активной обороны, вошедшей в современные учебники по фортификации. И не только мы: к этому не самому сложному выводу пришли исследователи США, Франции, Италии, Бельгии, Германии и многих других стран.

Если атака союзников территории Российской империи явилась неожиданностью для высшего военного руководства, то их действия после высадки удалось спрогнозировать достаточно точно. Раглан не сумел после победы на Альме воспользоваться ситуацией, а Меншиков в результате нескольких многоходовых комбинаций сумел вновь вернуть контроль над положением дел в Крыму. Возвращаясь к тому же Робинсу, скажем о нем словами противника: «…мастер оборонительного боя».{23}

Косность мышления неприятельских военачальников, прямолинейность и предсказуемость позволили команде военных инженеров, большинство из которых были «…молодые офицеры, взятые, так сказать, со школьной скамьи», продемонстрировать «…умение при возлагаемых на них обязанностях применять теорию к практике, что в соединении с хладнокровием и мужеством, которыми они, несмотря на свою молодость, ознаменовали себя при обороне Севастополя».{24}

Просто возвести батареи и установить на них орудия — это ничто без организации их в единую управляемую систему обороны: гибкую, устойчивую, развитую. И здесь одним из ключей успеха стала организованность моряков, выработанная самими условиями флотской службы. Едва ли не образцово совершался маневр войсками вне города, артиллерией на огневых позициях внутри крепости. Вполне уверенно велось управление ограниченными людскими ресурсами, крайне необходимыми не только для укрепления крепостных оборонительных сооружений, но и для:

- контрнаступательных действий;

- обходных движений;

- прямых атак на некоторые участки осадных позиций противника.

Сочетание этих действий, при стабильной поддержке гарнизона извне, могло привести (что, вероятно, планировал Меншиков) к постепенному захвату инициативы и переходу от обороны к наступлению.{25}

После отраженной бомбардировки князь стал активнее, решительнее и, самое главное, агрессивнее. Вопреки надеждам союзников на быстрое добивание, казалось, разбитой после Альмы, припертой к морю русской армии, он «…как искусный и опытный фехтмейстер с поразительной быстротой неожиданно не только для них, но и для нас, проявил несколько фортелей своего искусства».{26}

Примеров тому множество. Достаточно вспомнить, как отказавшись от навязываемой ему Рагланом и Сент-Арно правильной шахматной партии, поняв, что в шахматы играть не умеет (проиграв Альму), он в два счета, как заправский шулер, обставил их на зеленом сукне в покер, а пока они как проигравшие бегали вокруг стола (Севастополя), забрал банк (армию) и скрылся в неизвестном направлении (к Бахчисараю).

Как результат — безоговорочный успех 5(17) октября радикально поменял положение вещей. «Показательной порки» николаевской армии и флота, которую так любили изображать на карикатурах английские и французские газеты, не получилось.

Говоря словами классика современной российской дипломатии: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

То, что уготовили русским союзники, имело обратный результат: «…Бомбардировка дала отрицательный успех, как это и предвидели адмиралы, и флот при этом пострадал немало… Бомбардировка не дала даже морального воздействия на русских; эти последние считали себя победителями…».{27}