Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори
План взять Кабул 27 декабря был практически аналогичен старому, неудавшемуся плану 13 декабря, за исключением того, что в нем предполагалось задействовать еще больше войск, и что дворец Тадж-Бек был значительно более легкой целью, чем президентская резиденция в центре города.
В те дни, предшествовавшие вторжению, советские эксперты использовали несколько уловок, чтобы парализовать афганские правительственные войска, верные Амину. Так, афганскому танковому подразделению, окружавшему кабульскую радиостанцию, было рекомендовано слить топливо из баков машин, потому что их, якобы, предполагалось заменить на более новые модели. Некоторым солдатам из 7-й и 8-й дивизий Афганской армии было приказано сделать опись неисправных боеприпасов, так что им потребовалось выгрузить все снаряды из своих танков. Советские инструкции другим афганским воинским частям — убрать артиллерийские батареи для подготовки к зиме — обездвижили около 200 транспортных средств.
Ничего не подозревая, утром 27 декабря Амин пребывал в самом радужном настроении. Он был доволен прибытием в предыдущие дни советских самолетов, полных войск и вооружения. Наконец-то ему удалось убедить Москву прислать советские войска. Президент даже устроил праздничный обед во дворце Тадж-Бек, чтобы отметить это событие с некоторыми министрами и главными членами Политбюро. Затем он собирался выступить с обращением к главному политическому управлению армии в здании генерального штаба.
Среди тех то, кто был приглашен на обед во дворце, был министр образования и член «афганского Политбюро» Абдур Рахман Джалили[43], один из ведущих сторонников Амина в правительстве.
Бывший до Апрельской революции ректором Кабульского университета, Джалили воспитывался на Западе, учился и получил степень в колледже в Вайоминге, поэтому безупречно говорил по-английски. Сейчас он считал, что реформы НДПА, несмотря на безжалостные методы, которыми они проводились, направили страну на верный курс, а именно, что революция поможет вытащить афганский народ из неграмотности и бедности. Он также был убежден, что большинство народа поддерживало усилия правительства. Он верил, что крупнейшее на то время восстание в Герате, начавшееся в апреле 1979 года, было организовано офицерами, связанными с Ираном, а число жертв насилия среди мирных жителей было гораздо меньше, чем заявляли мятежники.
По утрам каждое воскресенье Политбюро Народно-демократической партии Афганистана обычно собиралось на совещание. Встреча 27 декабря была необычной не только потому, что это был четверг, но и потому, что была посвящена празднованию 14-й годовщины создания НДПА. После того как Джалили произнес речь, осуждающую Бабрака Кармаля, его помощник сообщил ему о срочном телефонном звонке из офиса Амина, который приказал ему прибыть во дворец Тадж-Бек. Амин хотел, чтобы Политбюро одобрило некоторые новые лозунги партии. Он также хотел обсудить текст своей речи, с которой он собирался выступить в тот же день, чтобы объявить о прибытии новых партий вооружения из Москвы. Руководство Афганистана должно было бы заметить, что оружие и снаряжение прибыли в сопровождении необычно большого количества советских войск. Поэтому Амин в своей речи намеревался также пообещать, что 28 декабря советские войска вернутся на родину через конечную железнодорожную станцию Хайратон на севере страны.
Около 13.00 часов, после утверждения новых лозунгов, всех должностных лиц пригласили на обед, приготовленный советскими поварами афганского президента. На этот раз агенты КГБ подсыпали яд в сливочный овощной суп, который Джалили нашел особенно вкусным. После обеда, выйдя из столовой в коридор, некоторые члены Политбюро почувствовали сонливость. Джалили тотчас же заподозрил заговор, но не мог представить себе, кто стоит за этим, да и принимать меры было уже поздно. Его и многих других чиновников отправили в больницу.
После того, как Амин так и не прибыл в задание Генштаба для выступления, запланированного в 14.00 согласно расписанию, глава политического управления Афганской армии Экбар Вазири[44] сам приехал во дворец Тадж-Бек и нашел Амина в бессознательном состоянии. Вазири сразу же отправился в советское посольство просить врачей, чтобы они приехали к президенту. Новый советский посол Фикрят Табеев[45] знал о плане КГБ отравить Амина и начать вторжение не больше, чем любой другой чиновник в министерстве иностранных дел СССР в Москве. В ответ на просьбу Вазири посольство направило к президенту Анатолия Алексеева, главного советского хирурга в кабульской военной больнице, и еще одного советского врача, которого звали Виктор Кузниченко.
Когда врачи вошли в вестибюль дворца, они увидели нескольких высокопоставленных лиц НДПА и правительства, лежавших на диванах в агонии, широко раскинув руки и ноги. Врачи сразу поняли, что те были отравлены. Амин находился в своей спальне. Он с трудом дышал и был в глубокой коме, балансируя между жизнью и смертью.
Пытаясь вернуть его к жизни, Алексеев дал Амину ряд мочегонных препаратов, чтобы вывести яд, сделал множество инъекций и присоединил внутривенные капельницы к обеим рукам. Спустя три часа, примерно в семь часов вечера, Амин открыл глаза, и врачи сняли с него кислородную маску. Президент сразу же потянулся к телефону, стоявшему на стуле рядом с его кроватью. Линия была повреждена. Хотя Амин еще не вполне пришел в сознание, он понял: что-то идет не так.
Вазири рассказал Амину, что около 14.00 звонил новый советский посол Табеев и просил сообщить ему о намеченном официальном заявлении президента по поводу переброски советских войск в Афганистан. Тогда Вазири заподозрил, что реальная цель звонка состояла в том, чтобы узнать, действительно ли президент отравлен во время обеда. Хотя КГБ ожидало, что химические вещества начнут действовать только после шести часов, они, фактически, подействовали почти сразу.
Генерал КГБ Дроздов, осуществлявший общий контроль над ходом операции по захвату Кабула, должен был назначить время начала операции. Но, несмотря на централизованное планирование всей операции, ее выполнение было полностью децентрализовано. Фактически каждый командир, отвечавший за свою операцию в Кабуле, пользовался своими разведданными и разрабатывал свой собственный план штурма. Ни одна группа не знала до конца о действиях или даже о самом существовании других отрядов.
При штурме дворца Тадж-Бек батальоны Советской армии должны были нейтрализовать наружную охрану, все остальное зависело от групп спецназа КГБ. Охранники Амина занимали позиции внутри дворца, пулеметные посты снаружи на дворцовом холме, контрольно-пропускные пункты на подъездной дороге и пост наблюдения на соседнем холме, в то время как команда безопасности также держала кордон вокруг здания. Три танка Афганской армии стояли на возвышенности, откуда они могли вести огонь по любому противнику, который рискнул бы пересечь открытую местность вокруг дворца. На случай атаки с воздуха дворец защищал армейский зенитно-артиллерийский полк, размещавшийся неподалеку. Двенадцать 100-мм зенитных орудий полка и шестнадцать спаренных тяжелых пулеметов ДШК могли также вести огонь и по наземным целям в случае их приближения к дворцу. Охрана насчитывала приблизительно 2500 человек. В случае необходимости к ним могли присоединиться еще две танковые бригады из близлежащих гарнизонов.
Тем временем, во дворце Алексееву сообщили, что старшая дочь Амина тоже находится при смерти. Прежде чем ехать лечить ее, Алексеев посоветовал поместить президента в больницу, но тот отказался. Вазири в это время уехал в министерство обороны. Когда он был уже почти там, то вдруг услышал взрыв около здания министерства связи, который должен был стать сигналом к началу штурма. А в кабинете начальника Генерального штаба он встретил советских солдат и генерала, отдававшего им приказы…
