Сергей Ченнык - От Балаклавы к Инкерману

Балаклава лишь относительно была готова ко встрече русских. Ее оборона, хотя и «сильная по природным свойствам, но уязвимая для предприимчивого врага»,{246} носила характер временных слабо укрепленных позиций и состояла из двух линий.

Первую (передовую), которая была в стадии незаконченного строительства, удерживали два турецких пехотных батальона, занимавшие шесть возвышенностей. Вторую (внутреннюю) — Горская (Шотландская) бригада 1-й Гвардейской) дивизии под командованием героя Альмы бригадного генерала Колина Кемпбела, хотя и не самого молодого, но невероятно инициативного, опытного и популярного среди солдат и офицеров начальника.[9]

Осенью, как и последующей зимой, горцы были задействованы службой на охране коммуникаций, осадных работах и снабжением передовых позиций. Ежедневно от каждого полка на инженерные работы выделялось примерно 150 чел. под командой одного из старших офицеров.

Редуты, помимо чисто оборонительной роли передовой линии, выполняли главнейшую роль прикрытия важнейшего «кровеносного сосуда» правого фланга осадных работ — Воронцовской дороги, шедшей вдоль фронта циркумвалационной линии{247} и обеспечивавшей снабжение английских войск на передовых позициях.

Для централизации управления обороной Балаклавы Раглан принял разумное решение передать ее в руки человека, которому, особенно после Альмы, доверял полностью, зная его способность к инициативе и умелой импровизации в самых трудных обстоятельствах.

Это был лучший выбор. Шотландец Кемпбел в отличие от английских коллег не страдал характерным для них снобизмом и уже за одно это был любим не только своими солдатами и офицерами, но и французами. Ему удалось поддерживать переросшие в настоящую человеческую дружбу теплые отношения с командиром ближайшей к нему французской бригады — генералом Вино. Их дружба продолжалась всю жизнь.

Когда французский генерал умер, Кемпбел прислал на могилу венок с надписью «Моему другу Вино».{248}

Тыловой гарнизон в Балаклаве, все время живший в страхе, что вот-вот придут русские и отберут назад и город, и склады, и даже полковые прачечные с работавшими в них солдатскими женами, со всеми вытекающими последствиями, стал чувствовать себя увереннее, ощутив «твердую руку» и сильный характер нового командира.

С этого времени Кемпбел, помимо 93-го полка своей бригады (ее временным командиром стал командир 42-го полка «Черная стража» (подполковник Камерон){249}, получал начальство над турецкими батальонами с приданной (скорее, переданной им английской артиллерией и морскими пехотинцами из Морской бригады («лучшие солдаты, которых только можно было пожелать»){250}, занимавшими последний рубеж перед непосредственно Балаклавой.{251} Этот рубеж представлял несколько артиллерийских батарей, оснащенных преимущественно 32-фунтовыми орудиями.

Отныне под его подчинение переходил любой солдат или офицер, оказавшийся на территории прилегавшей к Балаклаве местности.

Нужно сказать, что выбор у Раглана был невелик. Кадровый «резерв» Английской армии был не лучше, чем у их противников — русских, и если бы не такие «приятные исключения, как Кемпбел или Липранди, то события в Крыму закончились бы неизвестно чем. Во всяком случае для французов в английском генералитете существовало лишь несколько авторитетных исключений: Эванс, Кемпбел и, пожалуй, все…

При этом бесспорно самый талантливый из этой когорты, один из наиболее блестящих офицеров Английской армии в Крыму командир Шотландской бригады, бригадный генерал Колин Кемпбел хотя и сумел в свое время наскрести денег и купить должность подполковника, но три года не мог продвигаться по служебной лестнице дальше из-за отсутствия средств. Только личные качества и несомненный талант военачальника помогли ему сделать отличную карьеру.{252}

Это решение предопределило судьбу будущего сражения. Раглан продемонстрировал свое отношение к ничтожным военным дарованиям генерала Лукана, видевшего свою высокую роль в начавшейся войне не в боях с русскими, а в борьбе со своим родственником — Кардиганом. Уже совсем скоро их семейные дрязги будут оплачены жизнями нескольких сотен английских солдат и офицеров. Правда, непонятно, имел ли Кемпбел право отдавать приказы кавалерии, скорее, что все-таки нет, но статус безродного бригадного генерала внезапно вырос, достигнув той высоты, которая ранее в основном была по плечу только пусть не самым умным, но обязательно родовитым представителям английского генералитета.

14 октября офицер штаба главнокомандующего подполковник Стил прибыл к Кемпбелу с приказом Раглана об ускорении инженерных работ. Генерал уже на следующий день форсировал укрепление как передовой линии, занимаемой турками, так и позиции у самой Балаклавы.{253}

Балаклаве предстояло второй раз стать местом, вокруг которого разворачивались одни из самых драматических событий первой половины Крымской кампании. Два основных противника, русские и англичане, готовились к сражению, которое должно было свести их лицом к лицу, остальным же предполагалась роль статистов.

Несмотря на кажущееся различие у противников было много общего. Обе армии страдали одной и той же болезнью, которая к середине XIX в. создавала для них огромные проблемы — слабостью боевого управления и недостатком инициативных самостоятельных военачальников.

Британская армия, покрывшая славой свои знамена в войне с Наполеоном, время, прошедшее после нее, уделила в основном почиванию на лаврах и неумеренному пожинанию плодов славы. На вершине триумфальной пирамиды стояло имя человека, военные взгляды которого почти 40 лет спустя после сражения при Ватерлоо были аксиомой величия британской военной теории. Это был герцог Веллингтон, бесспорно талантливый военачальник, сокрушивший Французскую армию, общепризнанный военный гений, «…возможно, самый великий военный руководитель, когда-либо командовавший Британской армией и так долго сохранивший эту армию в состоянии застоя».{254}

Британская пехота, принесшая ему славу как военачальнику, была предметом его самого плохого отношения. До самой смерти герцога в 1852 г. никто и ничто не могло уверить Британию в ошибочности теории победителя Наполеона.

Войны, в которой Британская армия могла убедить себя в необходимости кардинального изменения своей военной доктрины, не было, а колониальные войны, ведшиеся метрополией в колониях, не требовали какого-либо большого военного искусства — достаточно было стойкости и храбрости английских солдат и офицеров (чего традиционно им было не занимать). К началу Крымской войны Британская армия не сражалась с континентальным противником почти сорок лет. Хотя имелся значительный опыт войны в Индии, но воинские части в самой Англии представляли из себя «…скопление полков, хотя и состоящих из профессионалов хорошего качества…».{255}

Одной из причин такого, мягко говоря, халатного отношения к собственной армии было то, что Англия, будучи прежде всего морской державой, всегда традиционно считала армию низшей ступенью. Свою силу Британия всегда обеспечивала за счет мощных военно-морских сил, армии же отводилась второстепенная роль вспомогательной силы.

Это привело к тому, что армия самой передовой в экономическом отношении страны являлась одной из отсталых в Западной Европе. Сам Веллингтон незадолго до своей смерти говорил о ее состоянии: «Британская пехота неспособна двигаться кавалерия — скакать, офицеры невежественны, солдаты не знают, как пользоваться оружием».{256}

Веллингтон прав. Кроме неграмотных офицеров, Англия имела еще и не менее невежественных солдат. В этом она чем-то походила на своего противника — Российскую императорскую армию. Точно так же она имела отличный качественный человеческий материал («лучший по телосложению, какой я когда-либо видел»), но совершенно необразованный.{257}

Консерватизм английской армии представлял совершенно исключительное для Европы явление — отсутствие в Британии системы единого управления вооруженными силами. В государстве не существовало какого-либо объединенного штаба с функциями общего руководства и вообще всей политикой государственной обороны.

Анализ итогов Крымской войны против России, последовавший после окончания кампании, наглядно продемонстрировал, что даже несмотря на одержанную победу налицо были слабое взаимодействие армии и флота и чрезвычайно забюрократизированный неэффективный характер работы военного министерства Великобритании.