Николай Гродеков - Хивинский поход 1873 года. Действия кавказских отрядов
1 марта войска продолжали движение вверх по Гюргену. Достигши Гюмбет-олум, Араблинский остановился на отдых, а две роты с казаками отправил далее, к древней развалине Шахри-Джорджан. Едва эти роты успели отойти версты три от бивака, как неприятель, обскакав их, открыл по ним огонь. Услышав выстрелы, Араблинский, с ротой и двумя орудиями, пошел на поддержку атакованных частей. Отогнав туркмен и усилив цепь, он приказал отступать, имея оба орудия, заряженные картечью, на отвозах. Туркмены сначала медленно подвигались за отступавшими, но потом всею массою ринулись на колонну. По сигналу, роты повернулись кругом и подойдя к цепи, произвели несколько залпов; в то же время картечь обсыпала туркмен, и они все рассеялись. Затем колонна уже без выстрела вернулась в лагерь. По расстановке войск на ночлег в каре, каждая часть выкопала пред собою небольшие ровики, а артиллерия была укрыта сухарными вьюками. Часов до 10 вечера все было тихо. В это время туркмены подкрались к лагерю и со всех сторон открыли ружейный огонь. С аванпостов отвечали на выстрелы. Когда же огонь с неприятельской стороны участился, то начальник колонны приказал усилить аванпосты и выслать стрелков в цепь. Около полуночи опять все затихло; но к часу утра дали знать, что какая-то масса движется по направлению к биваку. Едва только Араблинский успел стянуть аванпосты к лагерю и приказал артиллерии приготовить картечь, как подвигавшаяся в темноте масса гикнула и пешая бросилась на штурм лагеря. Но и это нападение, которым туркмены надеялись наконец сломить русских, было отбито: встреченные залпами двух рот, прикрывавших орудия и картечью горных единорогов, они потеряли, по уверению лазутчиков, 14 убитыми и 40 ранеными, и затем ограничились одною перестрелкою, не прекращавшеюся до самого утра. Таким образом колонна Араблинского всю ночь с 1 на 2 марта простояла под ружейным и перестреливалась в течение восьми часов. У нас ранены двое рядовых и три лошади и убито семь верблюдов.
Между тем 2 марта начальник отряда получил донесение Козловского, что он захватил 250 верблюдов, но, крайне затрудняясь переправить их в брод чрез Гюрген, идет на персидское предмостное укрепление Ак-кала[71], чтобы перейти там реку по мосту. Вследствие этого Маркозов признал полезным послать на встречу Козловскому к крепости Ак-кала часть войск, достаточную для полного убеждения коменданта укрепления в необходимости безотлагательного пропуска кабардинцев чрез мост. Араблинскому приказано было немедленно спешить в Кичик-кара-кир. Под вечер туркмены снова начали подъезжать к лагерю и советовали уходить на правую сторону Атрека, угрожая нападением. Когда уже смерклось, с секретов дали знать, что значительные партии и выше и ниже лагеря переправляются на правый берег Гюргена. Ночью два раза открывалась перестрелка на аванпостах с подъезжавшими группами всадников. Пули туркмен падали в лагерь. Маркозов приказал не стрелять по одиночным всадникам, а только тогда, когда появится значительная партия. Пред рассветом по всей цепи раздались выстрелы, и посланный патруль дал знать о появлении значительной партии, идущей прямо на лагерь. Весь лагерь стал в ружье; орудие зарядили картечною гранатою. В приближающейся массе раздалось что-то вроде команды. Все стали присматриваться и прислушиваться и решили, что это идут туркмены. Уже отдано было приказание стрелять; но артиллерийский офицер, командовавший орудием, испросил разрешение подпустить поближе неприятеля. В это время некоторые офицеры заявили, что солдаты, бывшие в цепи, слышали в приближающейся толпе русский говор. Молчание приближающейся массы увеличивало недоумение. Наконец решено было сыграть какой-нибудь сигнал. Ответ послышался тотчас же, и чрез несколько минут колонна Араблинского вступила в лагерь. Оказалось, что колонна приняла выстрелы, раздавшиеся в цепи колонны Маркозова, за нападение туркмен и приготовилась его отразить. Выстрелами этими ранена одна казачья лошадь и две пули попали в офицеров: одна в шапку, а другая в бурку. Слышанная команда была: с передков, налево кругом[72]. Чрез полчаса по присоединении Араблинского, начальник отряда послал три самурские роты с полевым орудием, под начальством Майора Панкратьева, к персидскому предмостному укреплению Ак-кала, на встречу кабардинцам. В Ак-кала почти одновременно прибыли два парламентера от Козловского и Панкратьева, с уверениями, что со стороны русских никаких враждебных намерений против дружественных нам персиян нет и с просьбой открыть ворота укрепления, ведущие на мост. Комендант, при виде двух русских отрядов на обоих берегах Гюргена, был в сильном затруднении. Долго он не решался отворить ворота укрепления; наконец согласился, но с тем условием, чтобы колонна Козловского как можно скорее уходила. Кабардинцы не задержались и с песнями прошли чрез персидскую крепость. Поздно ночью самурцы и кабардинцы с верблюдами пришли в Кичир-кира-кир, и на рассвете 4 марта Маркозов, со всеми тремя колоннами, выступил далее на восток, вверх по Гюргену, отправив верблюдов, под прикрытием двух рот, в Баят-хаджи. С этой оказией начальник отряда сообщил о положении дел в отряде в Тифлис и бакинскому губернатору. Он писал: «Мы едва имеем до 1,000 верблюдов, тогда как для нашего движения в Хиву нам нужно по крайней Мере 4,000. Кочевники, перестреливаясь с нами, каждую ночь идут все дальше и дальше и попрятали верблюдов в лесах, покрывающих восточное продолжение Эльбурсского хребта. Таким образом они ушли собственно в Персию, куда идти за ними считаю невозможным. Прошу об этом дать знать командующему армиею телеграммою, а если можно, то помочь нам верблюдами с нашего берега[73], так как в противном случае экспедиция в Хиву не состоится и все приготовления и затраты пропадут. Хива это сообразила и поверенные ее приняли заранее все меры, чтобы удалить здешнее население не только за Атрек, но и за Гюрген. Еще раз прошу ваше превосходительство оказать ваше содействие. Нам нужно оттуда по крайней мере 2,000 верблюдов и до 500 ослов; иначе, повторяю, дело может лопнуть. Штук 200 бакинских арб, запряженных лошадьми, нам тоже могут принести большую пользу. Все, что можете нам прислать, должно быть в Чекишляре не позже 25 марта: иначе мы не придем в Хиву и к 10 мая»[74].
С самого перехода чрез Атрек ежедневно шли дожди. Глинистая почва и солончаки совершенно растворились; люди с трудом передвигали ноги. Массы кочевников, стеснившихся за Атреком более обыкновенного, уничтожили всякую растительность, так что буквально нечем было развести огонь, чтобы сварить пищу и обсушиться. А между тем за Гюргеном, в лесах по северному склону отрогов Эльбурзского хребта, горели сотни огней, призывавших туркмен на войну, и нашим войскам только оставалось издали любоваться этими огнями. Пока еще не было сделано почти ничего; верблюдов достали очень мало и, что еще хуже, не знали, где их искать.
На рассвете 4 марта Маркозов выступил на восток. Дождь шел по прежнему. Дорога пролегала по равнине. Везде попадались следы древних укреплений, построенных из кирпича. Чем выше поднимались по реке, тем тверже становилась почва. Остатки ирригационных канав большого размера свидетельствовали, что здесь когда-то жило- земледельческое население. Во время следования отряда, вдали показывались по временам всадники и быстро скрывались. 5 марта, в Гюмбет-олум, заметив свежие следы переправившихся туркмен, Маркозов послал по следам их казаков, которые чрез 1 1/2 часа пригнали в отряд 5,000 баранов. Все бараны были сданы в кабардинский батальон, который и отправился с ними на Атрек, а ширванцы и самурцы пошли по следам кочевников. Следы направлялись к Атреку. По дороге, на лужах и топких местах, попадались брошенные бараны, молодые верблюжата, решетки от кибиток и куски войлоков. Видно было, что туркмены, стараясь уйти от русских, жертвовали частью своего имущества. Погода весь день стояла пасмурная; моросил дождь. К вечеру дождь усилился и наступила темная ночь. Следы кочевья потеряли. Даже следовавшие в хвосте колонны войска одно время сбились с пути и пошли по другому направлению.
6 числа колонна вступила в горное пространство между Атреком и Гюргеном. Движение войск по скользкой, вязкой дороги сильно замедлялось; люди устали и отряд должен был остановиться на отдых. Кавалерия же, по отысканным ею следам кочевья, продолжала идти вперед. Казаки не могли нагнать туркмен, но на дороге нашли около 300 брошенных кибиток и много зарытых вещей. Между тем продовольственные запасы были на исходе, а до переправы чрез Атрек, куда потянулись туркмены, надо было идти более суток. Пред выступлением с привала пехоты и артиллерии, к биваку подошел пеший гоклан. Он сообщил, что колонна Мадчавариани отбила много верблюдов и баранов. Часа чрез полтора, при перевале чрез хребет, открылось большое туркменское кочевье. У конца спуска с криками кружилась толпа туркмен человек в 50. Когда казаки подскакали к кочевью на расстояние ружейного выстрела и пехота стала спускаться с хребта, крики туркмен прекратились; часть их ускакала, а часть спешилась и скрылась между кибитками и верблюдами. Войска окружили кочевье, в котором было до 50 туркменских семейств; кибитки их были сняты и вещи уложены в вьюки Рев верблюдов, блеянье баранов, крики и плачь туркменских семейств раздавались повсюду. Мужчин обезоружили и лошадей у них отобрали. Верблюдов захватили около 2,500; баранов на этот раз не взяли, хотя их было тысяч до 20. На другой день отряд двинулся в Баят-хаджи и при был к полудню на Атрек, который от дождей значительно возвысился. По устройстве переправы на бочках, войска перешли на русский берег. Отдохнув в Баят-хаджи целым отрядом (Мадчавариани тоже возвратился), Маркозов пошел в Чекишляр, куда и прибыл 13 марта.
