Юрий Рубцов - Маршалы Сталина
Надо ли удивляться, что 29 мая 1937 г. от подвергавшегося сильным побоям подследственного были получены признательные показания. Для осуждения Тухачевского их оказалось достаточно, хотя никакими другими доказательствами вменяемой ему измены следствие не располагало.
С судом затягивать не стали. Дело рассматривал чрезвычайный орган — Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе председателя Военной коллегии В.В. Ульриха, заместителя наркома обороны Я.И. Алксниса, начальника Генерального штаба Б.М. Шапошникова, командующих военными округами: Московским — С.М. Буденного, Белорусским — И.П. Белова, Ленинградским — П.Е. Дыбенко, Северо-Кавказским — Н.Д. Каширина, а также командующего Особой Краснознаменной Дальневосточной армией В.К. Блюхера. Одни легендарные герои судили других легендарных, так и не поняв всего коварного сталинского замысла. Вождь повязывал новоявленных «судей» кровью боевых друзей, чтобы, породив в народе глубокое подозрение к высшим военным, через непродолжительное время с еще большей легкостью послать их самих на эшафот. Из восьми членов присутствия 1937 год пережили лишь трое.
Дело по обвинению М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира, А.И. Корка, И.П. Уборевича, Р.П. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М. Примакова и В.К. Путны рассматривалось в течение всего одного дня 11 июня 1937 г., при этом заседание носило закрытый характер. Вдова командарма 1-го ранга Белова вспоминала, каким вернулся с заседания суда ее муж. Не закусывая, он буквально проглотил содержимое бутылки коньяка и прошептал ей: «Они все сидели как мертвые. В крахмальных рубашках и галстуках, тщательно выбритые, но совершенно нежизненные, понимаешь? Я даже усомнился — они ли это?.».{48}.
О том, что Тухачевского все же не удалось окончательно сломить, против своего желания поведал и один из судей — маршал Буденный. В своей докладной Сталину 26 июня 1937 г. он писал: «Тухачевский с самого начала процесса суда при чтении обвинительного заключения и при показании всех других подсудимых качал головой, подчеркивая тем самым, что, дескать, и суд, и следствие, и все, что записано в обвинительном заключении, — все это не совсем правда, не соответствует действительности. Иными словами, становился в позу непонятого и незаслуженно обиженного человека»{49}.
Расстрельный приговор был оглашен в 23 часа 35 минут 11 июня 1937 г., а привели его в исполнение уже на следующий день.
Когда над страной разразилась июньская гроза сорок первого года, многие почувствовали, как не хватает во главе наших войск павших в годы сталинских репрессий. Ведь не будем забывать: Тухачевский был всего на три года старше Жукова или Рокоссовского, но насколько опытнее.
В этой связи очень высоко оценивал Михаила Николаевича маршал Жуков (характерно, что цензура вплоть до начала 90-х годов не позволяла приводить эту оценку): «Вспоминая в первые дни Великой Отечественной войны М.Н. Тухачевского, мы всегда отдавали должное его умственной прозорливости и ограниченности тех, кто не видел дальше своего носа, вследствие чего наше руководство не сумело своевременно создать мощные бронетанковые войска и создавало их уже в процессе войны»{50}.
Более критично отзывался о полководце маршал И.С. Конев. Беседуя с писателем К.М. Симоновым, он говорил, что Тухачевский — человек даровитый, сильный, волевой, теоретически хорошо подкованный. К его недостаткам Конев относил «известный налет авантюризма, который проявился еще в польской кампании, в сражении под Варшавой». Тем не менее, Иван Степанович видел Тухачевского на одном из высших командных постов во время Великой Отечественной войны, в отличие от других жертв политических репрессий — В.К. Блюхера, И.Э. Якира, А.И. Егорова и уж тем более И.П. Белова или П.Е. Дыбенко. К слову, самым крупным военным деятелем из числа осужденных 11 июня 1937 г. Конев считал командарма 1 ранга И.П. Уборевича, который, по мнению маршала, «был человеком с незаурядным военным дарованием, в его лице наша армия понесла самую тяжелую потерю, ибо этот человек мог и успешно командовать фронтом, и вообще быть на одной из ведущих ролей в армии во время войны»{51}.
Естественно, это лишь предположения. В реальности же неизвестно даже место захоронения Тухачевского и его товарищей по несчастью. Да и их реабилитация Военной коллегией Верховного суда СССР стала возможной много позже войны — только в январе 1957 г.
А.И. Егоров:
«СОВРЕМЕННАЯ ОПЕРАЦИЯ БУДЕТ СЛАГАТЬСЯ ИЗ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ, ПРОТЕКАЮЩИХ НА БОЛЬШОМ ПРОСТРАНСТВЕ»
Из первой пятерки советских маршалов А.И. Егоров дослужился в старой армии до наиболее высокого — подполковничьего — чина и командовал полком. Принадлежность к дореволюционному офицерству роднит его с М.Н. Тухачевским. Оба они пришли в Красную Армию со статусом военспецов, к которым нескрываемую неприязнь испытывали И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов и их единомышленники. С точки зрения последних, военспецы (как и буржуазные специалисты вообще) нужны были лишь до той поры, пока не подрастут собственные, пролетарские кадры, после чего от них следовало освободиться, что нередко означало — уничтожить физически. И пусть тот же Егоров имел перед советской властью признанные заслуги и в Красной Армии прослужил больше, чем в императорской, Сталин, когда пришло время, не посчитал необходимым скрывать презрение к Егорову. Вождь заявил 22 января 1938 г. на совещании высших командиров Красной Армии, что тот не заслуживал маршальского звания, к нему чуть ли не снизошли и, мол, пусть на этот счет военачальник не заблуждается. Трагическая судьба Александра Ильича лишь подтвердила крайний цинизм режима.
Будущий Маршал Советского Союза родился в городе Бузулуке тогдашней Самарской губернии. Окончив шесть классов классической гимназии, поступил вольноопределяющимся в армию. Затем была учеба в Казанском пехотном юнкерском училище — и первое офицерское звание. Служил Егоров в Тифлисе. В 1911 г. он был переведен в 132-й Бендерский пехотный полк, размещавшийся в Киевском военном округе. Вместе с полком штабс-капитан Егоров вступил на Северо-Западном фронте в Первую мировую войну.
«Под ложечкой сосало, и волосы дыбом встали, когда мы пошли в первый раз в атаку 13 августа 1914 г.», — вспоминал он позднее. Вскоре обвыкся, был удостоен Георгиевского оружия за храбрость. Заслужил на фронте шесть орденов. Пять раз был ранен. Фронтовиком стал, что называется, стопроцентным. Не чурался политики, в Февральскую революцию примыкал к левым эсерам.
В большевистскую партию Александр Ильич вступил в июле 1918 г. Но уже до этого он активно включился в работу новой власти по демобилизации старой армии и созданию новой, Красной Армии. В совместной работе близко познакомился со многими крупными большевиками — наркомом по военным делам Н.И. Подвойским, заместителями наркома М.С. Кедровым и К.А. Механошиным, председателем военного отдела ВЦИК А.С. Енукидзе, а также И.И. Вацетисом, вскоре ставшим первым советским главкомом. Председатель Центральной коллегии по делам пленных и беженцев, военный комиссар Всероссийского главного штаба, председатель Высшей аттестационной комиссии по отбору офицеров для Красной Армии — все это должности были высокими, но от боевых дел далекими, а Егоров рвался на фронт.
Наконец, в сентябре 1918 г. его ходатайство было удовлетворено: приказом главкома он был назначен командующим 9-й армией Южного фронта. Армия действовала против наступавших на Царицын войск генерала Краснова, но действовала неудачно, поскольку представляла собой конгломерат разрозненных нерегулярных формирований. «Мне пришлось начать организацию этой армии, состоявшей из партизанских отрядов Киквидзе, Сиверса, Миронова и др., — вспоминал Егоров. — Чрезвычайно больших усилий стоило привести все эти партизанские отряды не только к повиновению и подчинению единой воле, но и известным образом придать им вид регулярных войсковых частей»{52}.
В конце года ввиду резкого обострения положения под Царицыном он был назначен вместо Ворошилова командующим 10-й армией. Бывшего слесаря сменил профессиональный военный — это был ощутимый удар по самолюбию тех сторонников т.н. военной оппозиции в РКП(б) во главе со Сталиным, которые, мягко говоря, пренебрежительно относились к военспецам, хотя это и вело к огромным потерям.
«Общее состояние войск и тыла, — вспоминал позже Егоров о положении в 10-й армии, — было чрезвычайно тяжелое, пришлось изыскивать средства и способы для того, чтобы удержать Царицын». Бои шли уже в предместьях города, ему грозило полное окружение. Положение спасла Особая кавалерийская дивизия Б.М. Думенко, которая севернее города в районе Дубовки сначала ликвидировала прорыв фронта, достигнутый конницей белых, а затем по указанию Егорова совершила глубокий рейд по вражеским тылам. В течение недели были разгромлены девять полков кавалерии и семь полков пехоты противника, общее число пленных превысило 7 тысяч человек.
