Владимир Шерстнев - Трагедия сорок первого. Документы и размышления
Советский Союз был в состоянии увеличить экспорт в Германию. Но советское правительство учитывало и политические соображения, да и, по всей видимости, «Сталин со своей стороны намеревался извлечь еще большую выгоду из этих экономических связей и заставить военную экономику Германии в значительной степени работать на СССР»{60}. Надо было поторговаться и показать Германии, что договоры от 23 сентября 1939 г. более выгодны ей, чём СССР. Острая нужда Германии в сырье, проблемы снабжения топливом, в котором нуждались моторизованные части вермахта, авиация и флот, продовольственные поставки давали Советскому Союзу возможность брать не те товары, которые могла предложить Германия, а требовать то, в чем нуждалась больше всего советская сторона. Советское правительство соглашалось на поставки необходимых Германии товаров только при условии, что СССР сможет закупать у нее станки и другое заводское оборудование. Более того, значительную часть этих закупок должны были составлять образцы новейшей военной техники.
20 октября Микоян сообщил Риттеру, что советское правительство намерено послать в Германию специальную комиссию для ознакомления на месте с возможностями размещения советских заказов. Соглашение может быть подписано, подчеркнул он, только после решения основных вопросов, связанных с этими заказами{61}. Покупать без разбора все, что предлагали немцы, советское правительство не собиралось. Требовались только самые нужные и необходимые изделия.
Перед отъездом Риттера в Берлин Микоян заявил ему, что поставки товаров из СССР смогут начаться только тогда, «когда немецкая сторона удовлетворит… требования советской стороны». Он информировал Риттера, что, не касаясь пока военной техники, имеет в виду следующие поставки из Германии: горнорудное оборудование, оборудование для нефтяной, химической и сталелитейной промышленности, оборудование для электростанций, кузнеч-но-прессовое оборудование, металлорежущие станки, локомотивы, турбины, суда, металлы и другие товары. Риттер предложил подписать соглашение, не дожидаясь окончания работы комиссии по размещению советских заказов. Он явно имел в виду ускорить начало советских поставок, затягивая немецкие. Но Анастас Иванович не согласился на это. Он отклонил также предложение об опубликовании коммюнике о переговорах, которым немцы намеревались произвести политический эффект.
С 26 октября в Германии находилась советская делегация для выяснения возможностей размещения заказов на германских предприятиях во главе с наркомом судостроения И.Ф. Тевосяном. Его заместителем был генерал И.К. Савченко, занимавшийся заказами на военную технику.
Нарком судостроения энергично принялся за переговоры в Берлине. Решающую роль в размещении заказов в Германии должны были сыграть фирмы Круппа и Рейнметалл; соответствующая документация шла лично Сталину. Тевосян представил на утверждение Сталину{62} огромный список заказов. В то время в СССР началась реализация программы строительства «большого флота», которая предусматривала до 1947 года строительство 15 линейных кораблей, 69 линейных крейсеров, 2 авианосцев, 28 крейсеров… Эти цифры определяли масштаб военно-промышленных планов Сталина по превращение страны в ведущую военно-морскую державу мира. Поэтому заявка Наркомата судостроения без изменений была подтверждена и включена в список, направленный в Берлин.
В перечне заказов по военному кораблестроению числились броня цементированная и гамогенная, валы турбинные, валы редукторных колес, коллекторы и котельные трубки. Сталин пытался реализовать и использовать пакт 23 августа 1939 г. в том числе и в интересах обеспечения советских военно-промышленных программ. Для секретаря ЦК ВКП(б) этот пакт был действительно вполне естественным и обоснованным. В нем он видел явные выгоды для политики СССР и не в последнюю очередь — экономические.
Документы позволяют рассматривать в общем контексте значение внешнеэкономических связей СССР для выполнения пятилетних планов и укрепления обороноспособности страны, которые связывались Сталиным с немецкими поставками оборудования и материалов прямого военного значения. Тем решительнее мог делаться расчет на немецкую промышленность, которая хотя и была загружена собственными военными заказами, но нуждалась в советских поставках сырья и должна была соглашаться на условия СССР.
Тевосян в беседе с Риттером в Берлине 27 октября заявил: «Нашей задачей является получить от Германии новейшие усовершенствованные образцы вооружения и оборудования. Старые типы вооружений покупать не будем. Германское правительство должно показать нам все новое, что есть в области вооружения, и пока мы не убедимся в этом, мы не сможем дать согласие на эти поставки. Для этого требуется время на поездки на заводы, военные корабли и в воинские части»{63}. В ходе работы делегации, 29 октября, Гитлер разрешил ознакомить ее членов с военной техникой, которой уже располагали войска. Он был против предоставления информации об образцах, находившихся в стадии испытаний, а также с секретными новыми вооружениями. Члены советской делегации (48 человек) посетили многие германские предприятия, ознакомились с интересовавшим СССР заводским оборудованием, производственными процессами, технологией… и через несколько недель работы пришли к заключению, что итоги — неудовлетворительны, так как самую новую военную технику немцы не показали{64}. Советским представителям удалось добиться того, что им стали показывать новую технику более полно.
Был составлен и передан немецкой стороне предварительный список возможных заказов на германскую военную технику. Однако было получено согласие на поставку лишь менее половины перечисленных наименований. Учитывая особый характер взаимоотношений между двумя странами, глава советской экономической делегации на переговорах в Берлине И.Ф. Тевосян при отъезде из Германии в беседе с Риттером заявил 13 ноября 1939 г.: «Советское правительство не любой стране согласилось бы отпускать в таких больших количествах такие виды сырья, которые оно будет поставлять Германии»{65}.
ГЛАВА 3
Заключив пакты о взаимопомощи с Эстонией, Латвией и Литвой{66}, по которым Советскому Союзу предоставлялось право разместить свои гарнизоны и военно-воздушные силы в ключевых районах этих стран, СССР приступил к укреплению своих западных границ. Советские вооруженные силы в кратчайший срок взяли под контроль половину береговой линии Финского залива. Открытыми оставались только подступы через Финляндию.
Советское правительство неоднократно, как по официальным каналам в 1939 г., так и по «не официальным» каналам в 1938 г., предлагало путем переговоров решить вопрос о взаимоотношениях между СССР и Финляндией, однако эти предложения каждый раз отклонялись. В апреле 1938 г. советское руководство предприняло попытку осуществить смелый план — склонить руководителей Финляндии к сотрудничеству, основанному на учете интересов обеих сторон. Естественно, что подобные переговоры требовали строжайшей секретности, дабы крайне правые силы в Финляндии и их покровители за рубежом не получили повода предпринять ответные шаги. В начале апреля резидент НКВД в Финляндии Рыбкин был вызван в Кремль, где Сталин и другие члены Политбюро поручили ему совершенно секретное задание{67}… Он получил директиву неофициально предложить финскому правительству тайное соглашение. Финнам гарантировалось экономическое соглашение с Советским Союзом с учетом их интересов в Скандинавии и Европе в обмен на подписание пакта о ненападении, экономическом и военном сотрудничестве в случае агрессии третьей страны.
Основной целью конфиденциального диалога, говорил Сталин, должно стать достижение соглашения о переносе советской границы на Карельском перешейке подальше от Ленинграда. Иосиф Виссарионович произнес, что их, финнов, следует заинтересовать в этом деле, предложив, например, обмен территориями, даже на условиях, что Советский Союз даст им больше, чем они смогут уступить. Затем добавил, что в центральной части Финляндии лес почти весь вырублен, все деревообрабатывающие заводы стоят, можно пообещать финнам дополнительные поставки леса из СССР.
Сталин подчеркнул, что это зондаж, поэтому предложения следует сделать устно, неофициально. Рыбкин поступил, как ему приказали. Он вел переговоры с министром иностранных дел Финляндии Р. Холсти, премьер-министром А. Каяндером. О тайных переговорах знал президент Каллио. Каяндер и Холсти сошлись во мнении, что переговоры надо продолжить, ничего не обещая, собрать максимум сведений и понаблюдать, насколько далеко зайдут русские в своих предложениях о сотрудничестве. Руководители Финляндии оценили избранную советской стороной форму ведения переговоров как наиболее приемлемую в этой обстановке. «Финны готовы слушать, но о своем решении предпочитают умалчивать», — доложил Рыбкин Сталину после прибытия в Москву. Результаты, достигнутые на встречах с руководством Финляндии, он оценил как «пока скромные».