Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой - Олейников Алексей Владимирович
6 августа эскадрон 11-го гусарского Изюмского полка к юго-западу от Луцка — близ Берестечка у Новостава атаковал эскадрон
9-го гонведного гусарского полка — 60 венгерских гусар было изрублено и 105 нижних чинов и 2 офицера взято в плен, командир эскадрона застрелился.
8 августа состоялось кавалерийское сражение у Ярославице — единственный случай в мировую войну, когда в конном строю сошлись 2 кавалерийские дивизии. 10-я кавалерийская дивизия под командованием генерал-лейтенанта графа Ф.А. Келлера нанесла поражение австрийской 4-й кавалерийской дивизии (общие потери противника составили до 800 человек, в т. ч. 650 пленными — как пехотинцев, так и кавалеристов){77}.
В момент столкновения 10-я дивизия развернула 10 эскадронов, но их фронт был прорван конной атакой 8-ми эскадронов австрийцев. Тогда Ф.А. Келлер ввел в бой свой штаб, конвой и 2 эскадрона 10-го гусарского Ингерманландского полка под командованием ротмистра И.Г. Барбовича. Фланговым ударом противник был опрокинут.
Очевидец боя вспоминал: «Раскатами барабанной дроби посыпались шашечные и сабельные удары, то — глухие, то — резкие, металлические в тех случаях, когда шашка встречала на своем пути железные каски. Серые защитные рубашки наших всадников просачивались между австрийскими голубыми ментиками. Видно было, что обе стороны начали расстраиваться и смешиваться в общую массу. Разгорался рукопашный бой: всадник рубил, колол всадника… слышался непрерывный лязг железа… раздавались револьверные выстрелы. Справа доносилась непрерывная трескотня пулеметов»{78}. Поле только что закончившегося боя «представляло чарующую картину. Закрытое еще темной пеленой солнце тускло светило; столбы неулегшейся пыли, перевитые желтыми лучами, мрачными тенями гуляли по полю… Желтый ковер недавно сжатой пшеницы был усыпан красными и голубыми цветами-маками и васильками: то были тела убитых и раненых австрийцев. Между ними, но значительно реже попадались серо-желтые пятна — тела погибших и раненых русских. Раненые шевелились; иные пытались подняться, протягивали руки и молили о помощи… Раны были ужасны; особенно поражали величиной и жестокостью раны многих убитых и раненых австрийцев — то были следы уколов пики»{79}.
В числе пленных было 10 офицеров. Так, участник боя вспоминал: «Здесь и там стояли группы пленных. Убитые, раненые и пленные принадлежали ко всем полкам 4-й кавалерийской дивизии (1-й и 13-й уланские, 9-й и 15-й драгунские полки). Из рощи все еще доносились крики и одиночные выстрелы: там шарили наши, собирая засевших в роще и еще сопротивлявшихся австрийцев.
Группа гусар, возбужденная, сердито размахивавшая и грозившая шашками, вывела на опушку рощи несколько австрийцев; один из них что-то кричал и, видимо, сопротивлялся. Заметив вблизи рощи группу всадников с развевающимся над ней флагом и догадываясь, что это штаб, австриец проявил отчаянное усилие, вырвался из рук державших его гусар, сделал несколько шагов вперед и на чистейшем французском диалекте обратился к стоявшему впереди штаба генералу графу Келлеру: “…я ротмистр уланскаго полка, поляк… сегодня, как видите, я тяжело ранен… сдаюсь на милость победителя, но прошу пощадить честь офицера и приказать не отбирать от меня сабли”… Благородные черты породистого лица ротмистра были подернуты бледностью и свидетельствовали о переживаемом волнении и страданиях. Правая рука прижимала к груди перебитую левую руку; мундир расстегнулся, а сползший с плеч голубой ментик открывал широкую через всю шею прорезанную рану, из которой еще струилась кровь, алыми пятнами покрывавшая безукоризненной белизны рубаху…»{80}
В одном из первых боев 8-й армии (у с. Демня, в рядах 12-го гусарского Ахтырского полка) отличился один из первых героев войны — ротмистр Б. Панаев 1-й, лично водивший эскадрон в атаку и убитый в бою (на его теле было обнаружено 4 огнестрельные раны). Кроме погибшего ротмистра были ранены 15 гусар, австрийцы же потеряли 80 человек убитыми, 2 офицеров и 20 драгун пленными (из состава частей 8-й кавалерийской дивизии).
Кавалерия южных армий Юго-западного фронта выполнила важнейшую стратегическую задачу — она прикрыла сосредоточение русских корпусов и не позволила командованию противника увидеть истинное соотношение сил на южном фланге битвы.
Основную роль в победе на Золотой Липе сыграли войска русской 3-й армии. 11 августа 33-я пехотная дивизия 21-го армейского корпуса с 12 часов дня завязала бой с частями австрийской 30-й пехотной дивизии, прикрывавшими Буск. Медленно продвигаясь вперед, русские части взяли до 200 пленных.
У Скваржавы части 32-й пехотной дивизии 13 августа захватили до 300 пленных.
А 13–14 августа в ходе боев на Золотой Липе 93-я ландштурменная бригада противника оставила до 3,5 тыс. пленных — т.е. бригада за 2 дня боя потеряла пленными до 25% своего состава. Пленили ландштурменную бригаду дивизии русского 11-го армейского корпуса.
Большая часть солдат и офицеров бригады попала в русский плен по результатам боя 14 августа у мест. Красне, проведенном частями 11-й пехотной дивизии. Русский фронтовик вспоминал: «Помимо перебитого на самих батареях, еще по всему полю, вплоть до самого м. Красне, разбросано множество передков и зарядных ящиков с убитыми и ранеными лошадьми и людьми… Подсчитали трофеи: … пехота наша… захватила более 2000 пленных»{81}.
Он следующим образом охарактеризовал обстоятельства пленения солдат и офицеров противника частями 11-й пехотной дивизии 11-го армейского корпуса в этот день: «С восходом солнца перестрелка стала усиливаться, и скоро вновь по всему фронту закипел бой… Пехота наша стала продвигаться вперед, но сильнейший огонь австрийцев скоро приостановил ее… Около 9 час утра австрийцы вдруг сами перешли в наступление, однако наш беглый огонь шрапнелей довольно скоро охладил их порыв, и они стали окапываться… Вдруг из-за деревьев у м. Красне выскочили галопом две австрийские батареи, отважно понеслись вперед и скоро снялись открыто с передков… мы немедленно открыли огонь. Конечно, развили предельную скорострельность, посылали то шрапнелью, то гранатой. Австрийские батареи успели было делать несколько очередей на близкой дистанции по передовым цепям селенгинцев и якутцев (41-й и 42-й пехотные полки 11-й пехотной дивизии. — А.О.), но затем от нашего интенсивного обстрела стали уже беспорядочно разбрасывать свои снаряды… В 5-м часу дня все наши батареи открыли сильный огонь. Пехота вскоре поднялась из окопов и решительно двинулась вперед. Застрочили австрийские пулеметы… Наконец, австрийская пехота вылезла из окопов и складок местности и, стреляя на ходу, перешла в контратаку; из-за леса появились их резервы. Цепи обеих сторон все сближались. С нашей стороны раздалось дружное “ура”, и передовые роты бросились в штыки. Австрийцы было замялись, но дисциплина взяла наконец верх, и они тоже двинулись навстречу, примыкая свои короткие штыки — кинжалы. Но сила и энергия удара была на нашей стороне. Сойдясь вплотную, после короткой свалки, они стали бросать ружья и, подняв руки, кучами сдавались в плен. Пропуская без задержки пленных сквозь строй назад, к резервам, полки продолжали движение дальше… Подсчитали трофеи… пехота наша, кроме того, захватила более 2000 пленных… На колокольне церкви в м. Красне взяли в плен командира одной из разбитых австрийских батарей, поляка. Мой командир его допросил; этот сказал ему в заключение — мы считали нашу артиллерию лучшей в мире, а ваша полевая артиллерия оказалась лучше…»{82} Еще 500 нижних чинов и 8 офицеров стали добычей 78-й пехотной дивизии в ходе боев 13–14 августа.
