Антон Керсновский - Мировая война (краткий очерк). К 25-летию объявления войны (1914-1939)

Антон Антонович Керсновский

Мировая война

(краткий очерк)

К 25-летию объявления войны

(1914–1939)

К 1918 году Русская Армия должна была технически сравняться с Германской. Британский флот должен был стать вдвое сильнее Германского флота. А дни престарелого Франца Иосифа в 1914 г. были уже сочтены. С его кончиной Германия теряла своего союзника (отход Австро-Венгрии от союза с Германией и ее преобразование в федеративное государство с сильным славянским уклоном был предрешен).

Германии приходилось либо отказаться от мечты о мировом господстве, либо ковать железо пока оно было горячо — иными словами, начать предупредительную войну.

Обманув заступившегося за Сербию великодушного Государя Николая Александровича (подложный номер «Локаль Анцейгера», ставший причиной нашей мобилизации) и оставив без ответа его предложение третейского суда, Вильгельм II превратил австро-сербский конфликт в европейскую войну. Двусмысленное поведение Англии, дававшее повод до последней минуты рассчитывать на ее нейтралитета, в значительной степени способствовало заносчивости кайзера.

Россия выставила по мобилизации 2.500.000 бойцов в первой линии, составивших 105 пехотных дивизий, 18 стрелковых бригад и 36 конных дивизий. В тылу оставались запасные войска (208 батальонов — полков) и 118 бригад Государственного Ополчения — около 2.000.000 чел. Главнокомандующим был назначен Вел. Кн. Николай Николаевич, не участвовавший в разработке плана нашего стратегического развертывания.

Поддавшись домогательству французского главнокомандующего генерала Жоффра, Великий Князь к двум, предусмотренным уже операционным направлениям, добавил еще третье — «наступление кратчайшим путем на Берлин» от Варшавы. Для этого там была образована новая, 9-я армия, за счет 1-й и 4-й. Было ослаблено (на целый корпус) люблинское направление, на которое как раз нацеливались главные силы Австро-Венгров. Эта французская затея едва не привела к катастрофе всего фронта.

Армии нашего Северо-Западного фронта, согласно данному союзникам обещанию, перешли границу Восточной Пруссии на 14-й день мобилизации, еще совершенно неустроенные.

Спешка эта, тактически гибельная, в стратегическом отношении оказалась благодетельной. Лишь благодаря этой великодушной опрометчивости удалось получить вовремя оттяжку германских сил с Запада, достигнутую победой 1-й армии ген. Ренненкамфпа при Гумбиннене. Этим была спасена Франция и были спасены мы сами от разгрома победоносными германскими армиями, которые освободились бы после крушения французского фронта. Стратегический успех Северо-Западного фронта был куплен дорогой ценой разгрома 2-й армии, плачевно предводимой генералом Самсоновым, с совершенно невозможными корпусными командирами, никуда негодным армейским штабом и невтянутыми (а то и недостаточно подтянутыми) войсками. Прискорбное это событие — «сражение при Танненберге» — искусно раздутое нашими врагами (и втайне недоброжелательствовавшими нейтральными странами, да и союзниками) чрезвычайно повредило славе русского имени во всем мире. Продолжает вредить и по сию пору.

Тем временем, на Юго-Западном фронте разыгралось решительное сражение наших армий с австро-венгерскими. На юге — на путях ко Львову — нами был одержан ряд крупных побед, но на севере — на путях к Люблину — лишь с трудом удалось избежать крушения. Ставка еле успела выправить свою оплошность, бросив собранные у Варшавы войска под Люблин. Геройскими их усилиями и ценой жестоких потерь удалось добиться выигрыша «Галицийской битвы». Но это не было решительным разгромом Австро-Венгрии (на что мы имели все данные рассчитывать), а всего лишь «заурядной победой». В этом вина не только Ставки, но и командовавшего 3-й армией ген. Рузского, упустившего случай разгрома Австро-Венгерских армий ударом им во фланг и в тыл и ломившего — в чаянии дешевых лавров — на не имевший никакого значения Львов.

Увлекшись планами осады Перемышля, наш Юго-Западный фронт не преследовал порядком потрепанного неприятеля — и дал возможность Австро-Венграм беспрепятственно отойти, привести себя в порядок и собраться с силами.

На помощь им поспешили Немцы. Их IX-я армия Гинденбурга, высадившись в Силезии, бросилась левым берегом Вислы, рассчитывая взять во фланг наши армии, Юго-Западного фронта. Но генерал Иванов уже произвел перегруппировку. Германцы Гинденбурга и Австрийцы Данкля наскочили под Ивангородом на нашу 4-ю армию генерала Эверта и 9-ю генерала Лечицкого и потерпели поражение.

Отраженный от Ивангорода, Гинденбург, все еще не желая признать себя побежденным, подался на Варшаву. Но здесь его ждали Сибиряки — прямо с поездов бросившиеся в бой — и танненбергский победитель, потерпев и здесь неудачу, спешно отступил в Силезию.

Тогда Ставка решила взять инициативу в свои руки и возобновить «наступление в сердце Германии» — от Варшавы на Берлин. Нелепая эта затея — вне времени и вне пространства — была оборвана ударом IX-й Германской армии (неожиданно для наших стратегов оказавшейся не в Силезии, а у Торна) — во фланг и в тыл нашему расположению.

Стойкость войск и энергия командовавшего 5-й армией генерала Плеве предотвратили катастрофу и немцы из обходящих сами оказались обойденными. Однако, ошибочные распоряжения главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Рузского дали возможность окруженным было врагам вырваться из мешка.

Неприятель снова перебросил на наш фронт из Франции крупные силы.

Тем временем произошли два события капитального значения для российской великодержавности.

В сентябре Россия подписала так называемый Лондонский протокол — по которому державы Согласия обязались друг перед другом не заключать сепаратного мира. Этим совершена была самая крупная дипломатическая ошибка за всю войну. Мы лишили себя великолепного орудия дипломатического воздействия, выдали себя головой союзникам.

Требуя все новых и новых гекатомб русского пушечного мяса, союзники все время угрожали лишить нас подвоза снаряжения, если мы не выполним тотчас же их требований. Нам они сплавляли забракованные у себя партии оружия (особенно авиационного материала: наши летчики с горькой усмешкой называли присылаемые союзниками самолеты не аппараты, а «препараты»). За всю эту заваль они снимали с нас последнюю рубашку, два раза обогащаясь на каждой капле пролитой русской крови.

Россия добровольно низвела себя Лондонским протоколом на степень державы второго сорта. На конференциях мы были только «союзниками с правом совещательного голоса». Удельный вес Италии был там гораздо большим.

Один единственный раз за всю войну Россия вспомнила свою великодержавность и вытекающие из нее права. Сербская армия, брошенная союзниками на произвол судьбы, погибала в Албании. Французы отказались перевезти ее на Корфу. Сын Александра III вспомнил отцовский язык для Европы и сказал через головы оробевших своих дипломатов, что, если Сербов немедленно же не спасут, то Он, Император Всероссийский, выведет свою страну из войны… Пароходы у союзников немедленно же нашлись. Нашлись, бы у них и снаряды, и самолеты (и все — хорошего качества), разговаривая с ними Россия своим природным царственным языком — единственном на котором мы должны разговаривать с Европой…

Второе событие случилось в октябре. Турция объявила нам войну.

Событие исключительной важности, целиком изменявшее иерархию ценностей войны.

До сих пор война имела государственный смысл лишь для Германии («предупредительная война», вызванная, до того как Россия окрепла бы). Россия, вовлеченная в войну высокоморальными побуждениями защиты меньшого брата — Серба, лишь отбивалась.

С нападением на нас Турции, война приобрела для нас великодержавный смысл. Соображения духовного порядка — крест на Святой Софии. Соображения политические — проливы. Соображения экономические — те же проливы, без которых Россия осенью 1914 года уже начала задыхаться. Эти троякие соображения придали войне с Турцией активно-великодержавный (и творческо-великодержавный) характер, которого была лишена оборонительная война против Германии и Австро-Венгрии.

Эта истина оказалась скрытой от слепорожденных руководителей российской государственности времен ее упадка. Турцию они считали только второстепенным врагом, навязавшим нам второстепенный театр военных действий.

Ключи от Босфора полагали в Берлине… Сейчас мы видим, что ключи от Берлина находились на Босфоре. Овладей мы Константинополем весною 1915 года, все успехи Австро-Германцев были бы сведены на нет. Революция не произошла бы: «климат» в стране стал бы совсем не тот. Да и война не затянулась бы до 1917 года.

Турецкий фронт становился для России главным. Только там мы могли решать великодержавную задачу. Австро-Германский фронт ставился второстепенным. Там главное было — «продержаться».