Ксения Богемская - Нико Пиросмани
Вот Пиросманашвили утверждал, что Святой Георгий стоит с кнутом у его изголовья, поучает его. Из бездны иррационального являлось ему поучение, откровение - как мог он его интерпретировать? Он был христианин, он думал, что слышит голос святого. Кисть, по словам художника, "сама рисовала" после таких откровений. Словами сегодняшних психологов-практиков, авторов всяческих методик усовершенствования личности, можно сказать, что Пиросманашвили достигал состояния транса, когда разум его отключался, и из правого полушария мозга, заведующего образным мышлением, шли к его руке команды, исполняя которые он создавал гениальные произведения. А все ли считали его произведения гениальными? О нет, низовое городское искусство было маргинальным, на сцене художественной жизни царило искусство профессиональное.
Профессиональное искусство питается многими господствующими в обществе идеями - эстетическими, политическими, религиозными, социальными. Голос бессознательного здесь заглушен диктатом ментальных конструкций - концепций творчества, художественных идей. Искусство создает собственную сферу общения, доступную посвященным. Его творцы долго учатся, чтобы освоить современный им способ создания художественных произведений, они используют метафоры, образы, художественные приемы, выработанные конкретным историческим стилем. Они обращаются к публике, которая, говоря современным научным языком, уже выучила определенный код понимания искусства. Попросту говоря, профессиональные художники обращаются к более или менее образованной публике, которая разделяет сложившиеся в данный момент истории стереотипы восприятия искусства, имеет в голове шкалу ценностей хорошего и плохого в художественном произведении. Эта публика закована в кандалы так называемого "художественного вкуса", все, что выходит за его рамки ею решительно отвергается. Художники находятся в сложном отношении с этой просвещенной публикой. С одной стороны, они в ней нуждаются, ибо только наличие определенного ценза образованности и информированности позволяет публике оценивать и понимать профессиональное искусство. С другой стороны, всякое новое направление в искусстве, всякий новый талантливый художник, желающий высказаться в своем творении иначе, чем предшественники, сталкивается с непониманием и даже с негодованием образованной публики, именно потому, что его произведения уже не расшифровываются старым привычным кодом. Хрестоматийным примером борьбы за признание стала история французских импрессионистов в конце 1860-х - 1870-е годы. Тогда их осмеивали, упрекали в неумении рисовать, обвиняли в том, что у них глазное заболевание и они все видят "в синем свете". Спустя столетие, как известно, произведения Клода Моне, Огюста Ренуара, Камиля Писсарро, Альфреда Сислея стали самыми популярными, самыми любимыми из всего мирового живописного наследия.
Барашек и пасхальный стол с летящими ангелами
Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси
Пасхальный ягненок
Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси
С тех пор в обществе, сложившемся по законам западной цивилизации, выработался способ завоевания публики, такой же точный и сложный, как механизм запуска космических ракет. Чтобы запустить или, как теперь говорят в России,"раскрутить" художника, нужно последовательно завоевать несколько культурных страт - эстетов, профессиональных критиков, коллекционеров. Они первые "пережевывают" новую культурную пищу, а уже пережеванное ими, как муравьи в муравейнике, поглощают все более и более широкие массы общества.
Для художника, обновляющего код художественного восприятия, важно расчистить себе место, указать, что старый код никуда не годен. Поэтому в XX столетии новые направления искусства авангарда стремились обесценить искусство своих предшественников, развеять ауру прекрасного, сложившуюся вокруг них. Точку опоры они находили в произведениях, созданных за пределами профессионального искусства.Поэтому футурист Михаил Ларионов, увлекавшийся вывесками провинциальных парикмахеров, приветствовал произведения Пиросманашвили, обнаруженные молодыми бойцами его художественной группировки в Тифлисе. Получилось, что новаторы в сфере профессионального искусства сделали тот же выбор, что и не имевшие никакого художественного образования тифлисские духанщики и их клиенты. А вот просвещенная публика Тифлиса не замечала произведений Пиросманашвили, потому что не опознавала в его картинах тех знаков, примет, которыми по сложившимся тогда стереотипам должны были отличаться художественные произведения.
Медведица со своими медвежатами. 1917
Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси
Белая корова на черном фоне
Частное собрание, Москва
Черная буйволица на белом фоне
Частное собрание, Тбилиси
Марсель Пруст, которого мы собираемся вторично процитировать в этом тексте, вероятно, вспоминается нами именно потому, что писал свои произведения в те же начальные десятилетия XX века, когда осмыслялась проблема художественного признания нового искусства. Пруст полагал: "Гениальные произведения создают не те, что постоянно общаются с самыми утонченными натурами, не самые блестящие собеседники, люди не самой широкой культуры, но те, что обладают способностью, вдруг перестав жить для самих себя, превращать свою индивидуальность в подобие зеркала, с тем, чтобы в нем отражалась их жизнь, быть может ничем не примечательная с точки зрения светской и даже, в известном смысле, с точки зрения интеллектуальной, ибо гениальность заключается в способности отражать, а не в свойствах отражаемого зрелища"[1 М. Пруст. Под сенью девушек в цвету. М" 1976, с. 138.].
"Способность отражать" вовсе не означает прямого зеркального отражения того, что видит гениальный художник (композитор, поэт, кинематографист). Отражается нечто существенное, архетипическое (как сказали бы последователи Юнга). Пиросманашвили, художник городского плебса, провел жизнь в убогих кварталах, на непримечательных улицах, в пригородных садах с их немудреными и невысокого пошиба развлечениями. А его произведения, рожденные этой средой, приковывают глаз самого взыскательного зрителя. Под покровом пыли обыденности и патины суеты он видел красоту, счастье, радость жизни. Он писал всегда увлеченно, он был убежден в ценности того, что создавал. Его картины полны энергией, они несут зрителю большие чувства, сильное возбуждение. Внутренняя цельность, гармоничность искусства Пиросманашвили очень не вяжется с описаниями его характера. Ведь как не стремятся и те, кто его знал, и последующие биографы сгладить шероховатости, залакировать образ Пиросмани, а все же понятно, что был человек он неуравновешенный, вспыльчивый, необязательный, мог раздражать окружающих. А вот в творчестве он перешагивал через границы своего "я", он отказывался от себя реального, обыденного, ради того, чтобы, повинуясь голосу свыше, воплощать фундаментальные человеческие ценности.
Лев и солнце
Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси
Пиросманашвили, как и другие создатели народных картинок, без конца варьировал и повторял одни и те же фигуры, сюжеты и фоны. Это повторение никогда не было точным, но удачно найденная деталь могла переходить из картины в картину иногда и без связи с основной темой.
Среди его лучших сюжетов - Пасхальный барашек. Барашек - излюбленный мотив в украшении обиходных вещей - в виде барашков делались фарфоровые масленки, копилки.
Одна из известных картин называется Барашек и пасхальный стол с летящими ангелами. Здесь на первом плане барашек пьет воду из ручья, сзади справа стоит стол с куличом и крашеными яйцами, левее - крест с распятием. На фоне темного леса с освещенными светлыми стволами деревьев можно разглядеть двух ангелов, нарисованных наподобие серафимов - только голова и крылышки, и просто птичек.
Барашек - Агнец Божий, символ Спасителя и искупительной жертвы. Ночной пейзаж не случаен: о Воскресении объявляют в пасхальную ночь. Пасхальный ягненок в другой картине изображен так же с атрибутами Пасхи, куличом и яйцами. В отличие от первой описанной картины художник здесь пятнами белого цвета, легко находящими одно на другое, передает пушистую фактуру шкурки ягненка. Тоже белым цветом, но по-другому работая кистью, Пиросмани изображает шерсть в картине Медведица со своими медвежатами (1917).
Барашек открывает вереницу анималистических образов у Пиросмани. Они появились не под влиянием посещения зверинцев, как полагал будущий писатель Паустовский. Эти звери - своеобразные портреты. В них чересчур много человеческого. Ладо Гудиашвили утверждал, что у животных на картинах Пиросмани глаза самого художника. Леонидзе в поэме, посвященной Пиросмани, обращался к нему: "Как ты жирафьим глазом / Передать умудрился тоску, / Что в глазах своих носишь сам?" (перевод Л. Пеньковского). Знаменитый Жираф писался во время пребывания художника в саду "Эльдорадо". Безумный взгляд этого диковинного зверя не зря интриговал зрителей и вдохновлял поэтов. Пиросманашвили изумительно рисовал краской прямо на холсте. Глаза жирафа написаны немногими движениями кисти, а их описание способно вылиться в целый поток слов и ассоциаций, нимало не приближающий нас к зрительному контакту с картиной.
