Анна Арутюнова - Арт-рынок в XXI веке. Пространство художественного эксперимента
Экономическая мотивация художников влияет на искусство, которое они создают: это чаще всего узнаваемые, легко «усваиваемые» работы, провокационные, сенсационные. Чем быстрее они превращаются в предмет массовой культуры и запоминаются, тем лучше. Поскольку наиболее наглядным проявлением коммерциализации стал взрыв количества ярмарок современного искусства, то и произведения, вписывающиеся в новую, коммерчески ориентированную среду стали именовать art fair art[136]. Это ярмарочное искусство, идущее на поводу у спроса и определенного формата ярмарочной торговли, быстро приобрело негативную коннотацию. Ему нередко приписывали набор формальных, внешних характеристик, которые оказывались важнее всего остального. Это работы определенного размера и типа (картины, не слишком большие для частного дома), с остроумным, но не заумным сюжетом (так, чтобы мог понять и не искушенный в философии зритель), яркие и запоминающиеся. Они словно сделаны под формат той или иной ярмарки и должны были вызывать у зрителей не столько вопросы, сколько желание тут же их приобрести.
Появилось art fair art в результате фундаментальной смены системы координат, произошедшей в художественном мире на фоне резкого экономического роста. «В погоне за финансовой выгодой, – писал Олав Велтейс, – современные художники стали более подкованными… в вопросах карьерного развития, заключая союзы с влиятельными вершителями художественных судеб, выстраивая рынок своих работ и повышая на них цены. Художественная независимость исчезла из их умов, в то время как традиционное табу на удовлетворение уже сформировавшегося спроса постепенно разрушилось»[137]. Не менее утешительным оказался вердикт Фредрика Джеймисона, который писал, что в современном мире образ превратился в товар, и потому «бессмысленно ожидать от него отрицания логики товарного производства»[138]. Сложные, дающие пищу для размышлений произведения сегодня переживают тяжелые времена. И даже если такие работы появляются, они с трудом пробивают себе дорогу к новой аудитории, к тем зрителям, чью благосклонность и интерес еще предстоит завоевать и которые не принадлежат к армии поклонников, «посвященных» в мир искусства.
С этим связан еще один противоречивый процесс – в сознании людей меняется представление о том, что такое искусство и для чего оно нужно. Чем больше появляется эффектных, легких для восприятия, но не глубоких произведений, тем быстрее в глазах публики они превращаются в единственно верное и возможное искусство. Чем выше оказывается цена, заплаченная за работу, тем больше внимания она получает от стороннего наблюдателя, которому недосуг разбираться в хитросплетениях мира искусства и арт-рынка.
Наконец, все больше произведений искусства создается как результат внешнего запроса – специально к ярмарке, специально к выставке. В этом проявляется современная погоня за все новыми образами. Необходимость работать в заданных форматах ограничивает художника, приводит к тому, что он создает произведения от случая к случаю, от заказа к заказу, и его эволюция происходит не вследствие его собственных поисков, а как результат внешнего воздействия. Исчезнет ли под воздействием рынка тип художников, последовательно развивающих собственный изобразительный язык и разрабатывающих определенный круг тем? Это вопрос, на который сегодня трудно ответить. Единственное, о чем можно говорить с полной уверенностью, так это о невозможности сегодня отрицать рынок, какую бы позицию по отношению к нему мы ни занимали и с какой бы стороны ни подходили к его анализу – с философской, исторической или экономической.
В этих новых реалиях, где рынок диктует свои правила, а границы между «высокой» и «низкой» культурой окончательно рухнули, в самом затруднительном положении оказался сам художник. К началу XXI в. стало очевидно, что бизнес может принимать обличие искусства, а искусство притворяться бизнесом. Такое взаимопроникновение нередко ставит в тупик, требуя ответа на трудноразрешимый вопрос о самоопределении искусства и обостряя споры о том, уготована ли ему судьба придатка коммерческой системы или, напротив, территории независимости от нее.
Одним из главных феноменов начала XXI в. стал художник-предприниматель, который, в отличие от уникального в своем роде Энди Уорхола, теперь должен систематически заново изобретать формы взаимодействия с коммерческой реальностью. Впрочем, эффект активного освоения искусством территории рынка отозвался не только появлением art fair art или образа художника-бизнесмена. Стремление многих критически настроенных по отношению к коммерции авторов к регулированию собственных отношений с рынком и с системой арт-производства в целом – тоже прямое последствие коммерциализации искусства. Действительно, художник, вопреки распространенному стереотипу, не обязан быть бедным, и сегодня он активнее, чем когда-либо, ищет альтернативные пути собственного обогащения – и они вовсе не обязательно должны быть напрямую связаны с традиционной системой арт-рынка. Как мы уже видели на примерах из предыдущей главы, возможность побывать в шкуре предпринимателя соблазняла художников в самых разных исторических ситуациях, причем в их «бизнесе» были в разных пропорциях перемешаны стремление к творческому самовыражению и коммерческой выгоде. Но прежде чем рассказать о новых форматах рынка, предложенных современными художниками в ответ на все большую коммерциализацию искусства, посмотрим, каким образом развитие арт-индустрии сказалось собственно на бизнес-среде.
Искусство бизнеса
Существует распространенное мнение, что не только искусство подверглось изменениям – коммерциализации, но и коммерческая деятельность видоизменилась под давлением творческих инициатив. Многочисленные исследования говорят о том, что мы живем в эпоху постмодернистской экономики культуры, которая радикально отличается от экономики индустриальной. И современный рынок принял на вооружение множество приемов, которые мы привыкли относить к сфере искусства. Как отмечает философ и экономист Джереми Рифкин, реальными ценностными факторами современной экономики культуры являются концепции, идеи и образы, а не, например, продуктивность; богатство измеряется не столько физическим капиталом, сколько воображением и творческими способностями[139].
Восприятие экономикой механизмов искусства подготовило почву для появления в 2000‑е годы огромного числа инициатив, балансирующих на грани искусства и бизнеса, и еще большего смешения ролей художника и бизнесмена. Первой ласточкой нового симбиоза стал проект 1999 г., когда художники из Австрии Пламен Дежанов и Светлана Хегер заключили соглашение с BMW, по которому на протяжении года должны были отвечать за имидж немецкого автопроизводителя. Целый год их проекты и выставки строились вокруг известного бренда – в них использовались рекламные материалы, машины, различные аксессуары и предметы, так или иначе связанные с BMW. В каталогах и журналах, где должна была публиковаться информация о художниках, появлялась информация о машине. В рамках одной из экспозиций посетители даже могли пройти тест-драйв нового родстера (такой, по условиям договора, получили и художники), а на выставке в Мюнхене был установлен выездной офис, и представители компании могли рекламировать автомобили прямо в музее. Стоит ли говорить, что такое сотрудничество вызвало невероятно жесткую реакцию со стороны художественного сообщества.
Проект, получивший название T e Normal Luxury, можно рассматривать как полную капитуляцию искусства перед рыночной экономикой, для которой смысл имеет только денежное выражение ценности. Одновременно проект стал неприятным напоминанием о том, что искусство отделено от экономики лишь условной границей. Ведь современная экономика, как и искусство, производит символы и образы, а любой продукт стремится превратить в бренд, ценность которого определяется набором факторов, объединенных под расплывчатой категорией «стиль жизни». И то, что для художников может оказаться проектом сомнительного качества, для бизнеса превращается в успешную стратегию продвижения товара.
Буквально лбами предпринимательскую и художественную сферы сталкивает Кристиан Янковски, который в целой серии своих работ, посвященных бизнесу, демонстрирует, насколько тонка грань между маркетинговой стратегией и критическим истолкованием произведения искусства. Так, в видеоработе «Point of Sale» (2002) художник берет интервью у своего галериста Мишеля Маккароне и у владельца магазина электроприборов, который по иронии судьбы называется Kunst, или «Искусство». Оба героя беседуют с консультантом по устройству частного бизнеса, который в свою очередь расспрашивает о стратегии и тактике развития их предприятий, о взглядах на философию бизнеса и об общих целях. Два интервью в финальной версии видеоработы смонтированы таким образом, что галерист произносит текст владельца магазина электроприборов и наоборот. На первый взгляд две совершенно разные компании, принадлежащие параллельным мирам, должны сильно различаться по своим целям и задачам. Однако подмена текста обнаружила, что сиюминутные действия и далеко идущие планы у галериста и владельца магазина на удивление схожи.
