Элизабет Ланди - Тайная жизнь великих художников

Статуя же благополучно добралась до Парижа. В те годы искусствоведение, будучи молодой наукой, руководствовалось в основном идеями немецкого ученого Иоганна Иоахима Винкельмана (1717–1768), чья эволюционная теория объявила классический период (510–323 до н. э.) эпохой расцвета древнегреческого искусства, а эллинистический период (323–146 до н. э.) — эпохой упадка. Когда музейные эксперты увидели красавицу Венеру из Милоса, они сразу же решили, что это работа классического периода. Вообразите их смятение, когда они узнали, что среди выкопанных вместе с Венерой кусков мрамора нашелся резной постамент, идеально соответствующий статуе. А на постаменте сохранилась надпись: «[Алекс]андр сын Менидеса, гражданин Антиохии на Меандре, сделал эту статую». Все бы хорошо, но беда в том, что Александр не числился среди великих древнегреческих мастеров, а Антиохии на реке Меандре в классический период не существовало, это эллинистическая колония. Поскольку надпись противоречила любимой теории Винкельмана, ученые решили, что постамент на самом деле не от этой статуи. Венеру выставили в музейном зале, но без «родного» постамента — камень с надписью пропал и, несмотря на поиски, длящиеся уже почти двести лет, до сих пор не найден.

Венера Милосская — своего рода образец чистой красоты: щербатая, потускневшая, безрукая, и все же изящная. Впрочем, когда статуя была новой и стояла в нише гимнасия, она выглядела совсем иначе. Древние греки раскрашивали свои статуи яркими красками и украшали драгоценностями. Скромная и строгая Венера наших дней в те времена могла выглядеть размалеванной бабенкой.

История шедевра под названием «Венера Милосская» началась с того, что на маленьком острове случайно отрыли статуи неизвестного скульптора. Но сегодня, когда многое из древнегреческого наследия утеряно, мы дорожим этим возвышенным образом женской красоты как драгоценным сокровищем.

ЖАК ЛУИ ДАВИД

30 АВГУСТА 1748 — 29 ДЕКАБРЯ 1825

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ДЕВА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: ФРАНЦУЗ

ПРИЗНАННЫЙ ШЕДЕВР: «СМЕРТЬ МАРАТА» (1793)

СРЕДСТВА ИЗОБРАЖЕНИЯ: МАСЛО, ХОЛСТ

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ: НЕОКЛАССИЦИЗМ

КУДА ЗАЙТИ ПОСМОТРЕТЬ: КОРОЛЕВСКИЙ МУЗЕЙ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ БЕЛЬГИИ, БРЮССЕЛЬ

КРАСНОЕ СЛОВЦО: «Я ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ ВЫ И МЕНЯ ПОДЛО УБИЛИ».

Просто диву даешься, как Жаку Луи Давиду удалось умереть в достаточно преклонном возрасте да еще в собственной постели. Пожалуй, ни один художник ни до него, ни после не лез с такой настойчивостью в большую политику, а в его времена политический промах мог стоить головы. В буквальном смысле.

Давид начал с того, что с блеском окончил Французскую академию и стал любимцем аристократии. Затем он превратился в радикального республиканца, оформлял пропагандистские спектакли и подписывал смертные приговоры. Чудом не попав на гильотину во времена революционного террора, Давид не устоял перед обаянием Наполеона и приложил немало усилий для прославления императора. Лишь в старости, когда во Францию вернулись «законные» короли, Давид покинул драчливую политическую тусовку. По ходу дела он реформировал искусство, прививая ему республиканские ценности, — разработанный Давидом стиль назвали неоклассицизмом. По сути, он не был таким уж ловким политиком, но умел создать имидж, и не только себе, но и Французской революции — именно по картинам Давида мы судим о том, как выглядело это историческое событие.

Рококо было, наверное, самым бессмысленным направлением в истории Западного искусства. Типичная, картина в стиле рококо изображает пышные облака, на которых грудастые богини обнимаются с мускулистыми богами в окружении пухлых херувимов. Однако в правление «короля-Солнца», Людовика XIV (1643–1715), рококо стал неофициальным художественным стилем французской монархии и на протяжении почти всего восемнадцатого века оставался весьма популярным.

Давид очень неплохо научился писать в этой жеманной манере. К искусству он проявлял интерес с детства и в 1788 году поступил в Королевскую академию живописи и ваяния с бесплатным обучением. Главным отличием, которое мог заслужить студент академии, была ежегодная Римская премия, позволявшая победителю совершить поездку в Италию за государственный счет. Давид удостоился этой премии в 1774 году, правда, только с четвертой попытки. Он жаждал ее получить ради престижа, а не ради возможности увидеть Рим. «Антики меня не привлекают», — говорил он друзьям. Знал бы он, как все потом обернется.

Когда Давид воочию увидел произведения древнеримских мастеров и художников Возрождения, он испытал эстетический шок, перевернувший его представления об искусстве. Вернувшись в Париж в 1780 году, он принялся переосмысливать увиденное в своих картинах. Ню, как у Микеланджело, и позы, как у Караваджо, — в итоге новый почерк, лишенный излишеств, даже суровый, с преобладающим мотивом патриотического долга и готовности на жертвы во славу отечества. В двух из его ранних шедеврах, «Клятве Горациев» (1784) и «Смерти Сократа» (1787), этот новый подход проявился особенно ярко.

Давид стал любимцем аристократов, умолявших его писать их портреты, но внешние события сделали отношения художника со знатью куда более сложными. Летом 1789 года Людовик XVI в попытке реформировать государство созвал Генеральные штаты, нечто вроде французского парламента. Когда подлинные реформы застопорились, средний класс и крестьянство — так называемое «третье сословие» — откололись и сформировали Национальное собрание, представляющее «народ». Король попытался вернуть контроль над ситуацией, заперев двери зала для заседаний; тогда депутаты отправились на крытую площадку для игры в мяч, где поклялись не расходиться, пока Франции не будет дарована конституция.

Возможно, Давид своими глазами видел, как депутаты приносят знаменитую «Клятву в зале для игры в мяч», но как бы то ни было, ему предложили запечатлеть это монументальное событие. Он начал делать предварительные наброски, однако события развивались быстрее, чем продвигалась картина: когда Давид приступил к работе на холсте, некоторые из главных участников уже были изгнаны из страны либо казнены.

Хотелось бы думать, что в стан революционеров Давида привели принципиальные соображения, но его истинные мотивы были менее благородными. Он таил давнюю обиду на руководителей Французской академии, которые отклонили его кандидатуру на пост директора римского филиала академии, а потом отказались устроить выставку в память одного из студентов, преждевременно скончавшегося. В первое время Давид видел в революции лишь хороший повод для атаки на академию; он клял это заведение на все лады, объявляя «деспотическим», и в результате победил: в 1793 году академию закрыли.

Контакты с революционерами заразительны, и Давид быстро проникся радикальным духом сторонников «преобразований». Современники отмечали, что он «заболел революционной горячкой». В 1792 году его избрали в Национальный конвент, и в начале 1793 года он проголосовал за казнь Людовика XVI. Свой талант он поставил на службу революции, оформляя пропагандистские спектакли; он также написал серию картин, прославляющих «мучеников» республики. Самая знаменитая из них— «Последний вздох Марата», ныне более известная как «Смерть Марата».

Жан Поль Марат был радикальным журналистом, основавшим газету «Друг народа», служившую форумом для разоблачения «врагов народа», — все они угодили на гильотину. В 1793 году Шарлотта Корде, молодая пламенная революционерка, возмутилась повальным террором и решила остановить самого популярного поборника этой политики — Марата. Вооружившись ножом для разделки мяса, она явилась к нему домой. В тот роковой день Марат, страдавший кожным заболеванием, лежал в холодной ванне, помогавшей унять мучительный зуд. Корде сказала, что хочет сообщить имена предателей революции, и под этим предлогом ее допустили к Марату. Передав ему листок бумаги, Корде вынула нож и нанесла смертельный удар наполовину погруженному в воду Марату. Ее схватили и спустя четыре дня гильотинировали.

За день до убийства Давид навещал Марата, застав его все в той же ванне, а ранее он защищал Марата от нападок политических противников, настаивавших на казни журналиста. «Я требую, чтобы вы и меня подло убили. Я тоже достойный человек!» — воскликнул Давид. Члены Конвента обратились к художнику с просьбой увековечить вероломное убийство, что Давид и сделал: на картине Марат полусидит в задрапированной простынями ванне, завалившись набок, в окрашенной кровью воде. Разумеется, картина более имела отношение к созданию привлекательного образа, чем к реальности. Марат изображен молодым христианским мучеником, а не средних лет злопыхателем со струпьями на коже, каким он был на самом деле.