Джулия Кэмерон - Поиск источника: настойчивость на пути художника

Если бы меня попросили дать очень краткое определение искусству, я бы сказал, что это «воспроизведение природы, воспринимаемой чувствами сквозь вуаль души».

Перфекционизм

Искусство – дело личное. Художник творит для себя.

Небеса послали еще один весенний день. Неистово-синее небо. Свежий ветерок. Вот-вот зацветет форзиция на краю парка. Собаки сходят с ума – столько запахов! Столько приключений! Как мало им нужно для счастья.

Мне труднее. Я была бы счастлива, если бы… Сожаления тянутся за мной вереницей. Чтобы вернуть оптимизм, придется потрудиться. Каков должен быть мой следующий правильный шаг, спрашиваю я себя. Ах, да.

Сегодня я преподаю, а значит, день начинается с того, что я просматриваю материалы к вечернему уроку. На этой неделе мы занимаемся перфекционизмом и тем, как разрушительно он влияет на творческое начало. Как всегда, просматривая материалы, вижу, что не слишком хорошо усвоила собственный урок. Творчество идет по спирали; мы снова и снова сталкиваемся с одними и теми же вопросами, только поднимаемся каждый раз чуть выше. Я написала 20 книг, и одни писать было легче, а другие – сложнее. Мой собственный перфекционизм никуда не делся, лишь замаскировался. Теперь я говорю, что у меня «есть стандарты».

Совсем недавно я выбросила 200 страниц текста, решив, что они «недостаточно хороши». Быть может, я доработала бы этот текст, имей больше снисхождения к самой себе. Но перфекционизм нетерпелив и лишен снисходительности. Он – жестокий судья. Ему неведома любовь. Он выпускает на волю внутреннего критика и дает ему право последнего слова. В эти дни мой критик определенно рулит процессом.

Сейчас мне приходится бороться со своим внутренним критиком каждый день. Писать при этом нелегко. Критик прописался в моем творческом пантеоне так прочно, что я даже дала ему имя. Его зовут Найджел. Я его представляю серым человечком с непомерно высокими эстетическими стандартами. Что бы я ни сделала, Найджел неизменно скажет, что это недостаточно хорошо. У него всегда наготове красный карандаш. Если верить Найджелу – а приятных вещей он не говорит никогда, – критик должен критиковать.

Художник должен быть реакционером. Он должен выступать против диктата своего века и не должен под него подделываться.

«Критик должен критиковать», – твердит мне Найджел. Он стремится наложить лапу на любую мою работу – и чем скорее, тем лучше (так думает он, не считаясь с моим мнением). Наверное, свой Найджел есть у каждого творца. И каждому этот Найджел внушает, что творец недостаточно хорош.

Как и у моего Найджела, у чужих критиков случаются сомнения; критик может передумать, а потом передумать еще раз. Он анализирует все вокруг до победного конца. Все на свете следует причесать и перекрасить. Все должно соответствовать неким таинственным и никому не ведомым стандартам.

Критик лишен великодушия. Он заставляет нас как можно скорее выдать окончательный вариант, отточенный результат. Он не согласен подождать и посмотреть, куда идет мысль. Какие еще наброски! Какие еще очаровательные иносказания! Критик предпочитает скучные повествовательные предложения. Он обожает логику и страшится вдохновения.

Удачливее всех тот художник, который противостоит наитяжелейшим испытаниям, если только те его не убьют. Это-то противостояние и заставляет художника творить.

Иногда критик представляется мне осколком пещерной эпохи – тех времен, когда человеку только и нужно было, что выжить. Критик тайком подбирается к краю поляны и оттуда глядит на опасных пришельцев. Если мы вышлем вперед оригинальную мысль, он прогонит ее прочь. Критику оригинальная мысль может казаться тревожной и даже опасной. Он хочет видеть только то, что уже видел. Он видел корову, но никогда не видел зебры. Не пытайтесь объяснить ему, что на зебру интересно смотреть. Выдумали еще какие-то полоски, ха! Уберите эту вашу зебру! Нам на творческую поляну подавай старую привычную корову. Вот это нашему критику по вкусу.

Когда мы расслаблены, критик ощущает в этом нечто чужеродное – и преисполняется подозрений. Работа есть работа! Где это видано, чтобы все было легко и просто? Долой разговорные выражения! Тщательно взвешивай каждую мысль и каждую фразу. Никогда не начинай, если не знаешь, что будет в конце. Никаких исследований, никакой неясности. Критик – человек нервный. Критик любит знакомые маршруты.

Артистический темперамент – это недуг, которым страдают любители.

Критик верит не в процесс, а в результат. Даже не думайте делать наброски. Какие еще предварительные варианты? Они никуда не годятся. Критик не хочет, чтобы мы наслаждались радостью творчества. Он не хочет создавать – он хочет исправлять. И он уверен, что всегда найдется что-нибудь, подлежащее исправлению.

Недавно я перечитывала прекрасную книгу Доротеи Брэнд «Стать писателем». Автор тщательно разделяет две функции писателя: творческий импульс и критический. Доротея считает, что эти функции следует приучать работать раздельно. Она убеждена, что критика можно научить молча стоять в сторонке, что мы можем научиться сначала свободно писать, а потом приглашать критика, чтобы тот помог переписать текст наново – тут его вечная рассудительность может быть очень кстати.

Чтобы разделить эти две функции, Доротея рекомендует практику раннего письма по утрам. (Она не использует название «утренние страницы», и сама я, когда придумывала их как творческую практику, ничего о ее теории не знала.) Как и мои утренние страницы, ее раннее письмо по утрам не бывает «плохим». Мнение критика не учитывается. Так критик начинает понимать, что иногда должен отойти в сторону и что ему не позволено душить творческий порыв в зародыше, пока тот пытается прорваться наружу.

Я убеждена, что с помощью утренних страниц можно научить критика уходить в тень. Его можно приручить и укротить, просто не навсегда. У меня случались долгие периоды, когда Найджел по большей части безмолвствовал и я спокойно работала над черновиками. Такие периоды – чистое наслаждение. Однако рано или поздно им всегда наступал конец, поскольку критик терпелив. А еще – хитер, коварен и силен. Он ни за что не замрет навсегда. Он дождется, пока мы не устанем, пока не ослабим оборону. Он будет ждать до тех пор, пока не ощутит слабину, а потом снова постарается взять верх. «По-моему, вот это никуда не годится», – влезет он. Поначалу его замечание покажется вполне оправданным. Но за ним последуют все новые и новые придирки.

Моя подруга, непревзойденная актриса Джулианна Маккарти, считает, что поддаться первому сомнению для художника смерти подобно. Критик убедит нас испить этот яд до конца. Ему нравится, когда мы покалечены и зависимы. Ему нравится копить силу и обрушивать ее на нас. Конструктивная критика исходит из его уст крайне редко. Его мир делится на черное и белое. Он никогда не скажет, что в работе есть отдельные недочеты или что ее можно улучшить. Вся работа ужасна. Порицание – вот его основной инструмент.

Художник – человек действия.

Вспоминаю последний случай, когда я вела занятие, посвященное перфекционизму, – или, точнее, методам, позволяющим его избежать. Перед его началом со мной поздоровалась нервная молодая женщина. Она хотела поговорить: видно было, что ее что-то мучает.

– По-моему, я совершила ужасную ошибку, – сказала женщина. – Я джазовая пианистка. На этой неделе выбрала для творческого свидания встречу музыкантов, исполняющих импровизации. Когда раздались звуки первой композиции, я подумала: «Он так хорошо играет! Мне никогда с ним не сравниться! Это просто невозможно!» И весь вечер просидела в углу, понимая, какой я плохой музыкант. Наверное, можно было попробовать встать и что-нибудь сыграть, но я все думала: «Какой смысл?» – и просто ушла. Как вы думаете, что со мной?

– По-моему, у вас приключился приступ перфекционизма, – сказала я ей. – Вы взяли с собой на свидание критика.

– Да, пожалуй.

– Видимо, вы стали слушать своего критика и подняли планку слишком высоко.

– Наверное, да.

Видно было, что уже от постановки диагноза ей стало легче.

Перфекционизм лишен веры в пользу тренировок. Он не верит в возможности совершенствования. Перфекционизм слыхом не слыхивал, что хорошее дело стоит того, чтобы сделать его плохо, – и что если мы позволим себе делать что-то плохо, то со временем научимся делать это довольно хорошо. Перфекционизм сравнивает работу новичка с завершенными творениями мастеров. Перфекционизм обожает сравнение и соревнование. Ему незнакомы выражения «Для первого раза неплохо» или «Хорошо получилось». Критик не верит в радость творчества – он вообще не верит в радость. Вот перфекционизм – это да, это серьезно.