Ариф Сапаров - Битая карта
Все обошлось.
Приходившие к нему исчезли в предрассветном тумане, словно бесплотные призраки. Он не знал их имен, некогда было расспрашивать, не знал и местонахождения. Оставили ему полный мешок денег и впопыхах, подгоняемые властными командами, не взяли себе ни единой пачки, ушли без гроша в кармане.
Удачи имеют свойство повторяться, образуя как бы серию. Точно так же, впрочем, как и неудачи, которые в одиночку не ходят.
Вскоре он получил от Пауля Иордана новое задание. Совершенно внеочередное, не терпящее отлагательств, о чем можно было судить по необычному способу связи, предусмотренному только для случаев экстраординарных.
В международном вагоне псковского скорого поезда, не доезжая километров двадцати до Луги, почувствовал внезапное головокружение и дурноту некий пожилой иностранец, следовавший в Петроград и далее в Москву по своим коммерческим делам. Беднягу сняли с поезда, врачи в лужской больнице констатировали легкое недомогание, совсем неопасное для жизни, и до следующего поезда чужеземный негоциант перебрался в «Пале-Рояль», заняв там лучший номер с мебелью красного дерева и тяжелыми бархатными занавесями на окнах.
Вечером, окончательно оправившись от недомогания, иностранец прогулялся по главной улице города, плотно поужинал в ресторане, после чего, должно быть скуки ради, заглянул в бильярдную и сыграл там любительскую партию в «пирамидку» с услужливо подвернувшимся маркером. Зашифрованная записка была опущена в лузу достаточно аккуратно.
Новое задание Пауля Иордана выглядело странновато и даже несколько загадочно.
Отправив специального связника, что само по себе требовало больших хлопот, ему предлагали встретиться в Петрограде с неким агентом по кличке Афоня. Всего-навсего. Этому Афоне надлежало сообщить, что обстоятельства, дескать, изменились и порученная ему комбинация в любом из ее вариантов должна быть всячески ускорена.
О какой комбинации идет речь, что за варианты имеются в виду и почему изменились обстоятельства — шифровка умалчивала. Пауль Иордан, по-видимому, не очень-то ему доверял, иначе трудно объяснить. В шифровке было вдоволь разных условий. Указывалось время и место рандеву с Афоней, а также его приметы — это еще понятно. Но для чего диктовать сверху, какой должна быть его собственная внешность, когда он отправится на свидание, — этого при всем желании объяснить было нельзя.
Короче говоря, ни Пауль Иордан, ни кто-либо иной из руководящих господ даже представления не имели о последних событиях, разыгравшихся в «Пале-Рояле». Знали бы, что вся демянская добыча хранится у него, наверняка другой был бы разговор. И «заболевшему» связнику были бы даны другие инструкции, — не просто вручить шифровку.
Так или иначе, но ехать в Петроград и встречаться там с Афоней смертельно не хотелось. Удачи не только окрыляют человека, возрастает с их помощью и чувство собственного достоинства.
С какой стати, в самом деле, обязан он торчать у церковной паперти, да еще в дурацком одеянии попрошайки?
Поездка в Питер намечена у него для более важной цели, а устраивать два «загула» подряд вряд ли разумно. Да и риск большой от этих глупых маскарадов с переодеванием. Нарвешься на знакомых, накличешь на себя беду.
Поразмыслив, он решил послать вместо себя Кувырка. Конечно, это было грубым нарушением инструкции, но ведь и с ним обращались без церемоний. Диктуют ему из Гельсингфорса, точно он сам ничего не умеет сообразить.
Кувырок согласился с величайшей готовностью. Мигом раздобыл толстую суковатую палку, стянутую медными кольцами, вырядился как форменный оборванец, а наклейка из пластыря привела конокрада в дикий восторг.
Верно люди говорят: заставь дурня молиться — он и лоб разобьет от чрезмерного усердия. Первый раз съездил впустую: Афоня на рандеву не пришел, а во второй нагородил всякой отсебятины вроде свидания в «Добром застолье» и панического бегства от воображаемых преследователей. Впрочем, главное все же сделал. В понедельник, с утренним поездом, должен был приехать Афоня.
Любопытно было, что это за тип и почему так заинтересованы в нем господа из центра. Васька Длинный, которому он приказал съездить в Питер на разведку, вернулся с пустыми руками, собрав немного информации. Афоня, по его словам, похож на военного. Молчалив, контактов избегает, отсиживается у генеральши Дашковой, не выходя на улицу. В общем, субъект до крайности осторожный, застегнутый на все пуговицы.
Таким он и показался, когда заглянул к нему в бильярдную. Во всяком случае, таково было первое впечатление, обычно редко обманывающее. Заглянул, спокойно дождался удобной минуты, передал, как требовалось, привет и гостинцы от крестного, а сверх того не прибавил ни полслова, оставляя инициативу за ним, за хозяином.
В «американку» играет так себе, по-любительски, и не очень этим огорчен. Одну за другой быстренько продул пять партий подряд, улыбочка сдержанная, весьма вежливая, а проигрыш заплатил хладнокровнейшим образом, с некоторой даже небрежностью, давая ему почувствовать, что ехал в Лугу не за этими пустяками.
Что верно, то верно: приехал Афоня не ради бильярдных сражений.
Раньше восьми часов вечера закрыть бильярдную не удалось, и все это время Афоня просидел на диване, изображая искреннюю заинтересованность баталиями на обоих столах. И наверху, оставшись наедине, они не вдруг-то нашли общий язык. Разговор был какой-то скользкий, нащупывающий, когда не столько произносится вслух, сколько держится в уме. Чувствовалось, что гостя беспокоит связь и не напрасно он расспрашивает, есть ли возможность без задержки переправить кое-какие материалы.
Разъяснилось все после того, как Афоня показал наконец свою добычу. Это были перепечатанные на пишущей машинке таблицы с предостерегающей пометкой по верхнему полю, дважды обведенной жирным штабным карандашом: «Литер А. Совершенно секретно». Всего листков было пять. На четырех — почти одинаковые таблицы цифр и лишь на последнем — длинные столбики кода.
— Что это такое?
— Полевой шифр Красной Армии, — будничным голосом пояснил Афоня. — Для телеграфной и радиотелефонной переписки. Введен в действие в конце прошлого года, разослан по штабам военных округов, а также в штабы корпусов и дивизий…
Придраться было не к чему, все было до жути правдоподобно. Вот так же, с похожими на эти рабочими таблицами и кодовой сеткой для шифровальщиков, выглядел и полевой шифр в Могилеве, в царской ставке, где довелось маркеру тогда служить.
— Грандиозная удача, поздравляю! — не смог он удержаться от восхищения. — Это же настоящее сокровище, которому цены нет! Послушай, как тебе удалось его добыть? Вероятно, каким-нибудь сверхъестественным способом?
— Это не имеет значения, — холодно осадил его Афоня. — Важен не способ, важен результат. А еще важнее быстро переправить по назначению. Сколько дней на это потребуется? Кто доставит, когда, через какие каналы?
Очередной курьер, если не стрясется ничего чрезвычайного, должен был появиться в следующем месяце. Вряд ли обрадуешь этим сообщением нетерпеливого Афоню. Да и в самом деле, если уж подкинула фортуна такую удачу, всякая проволочка становится совершенно нетерпимой.
А не двинуть ли самому, прихватив всю добычу? Драгоценное знамя преображенцев, пакет с демянскими бумагами, наконец, этот штабной шифр? Самовольство, разумеется, элементарное нарушение дисциплины и порядка, но победителей, как известно, не судят. И явится он к начальству не налегке. К тому же застрахует себя от вполне вероятных фокусов при распределении дивидендов. Ведь за один лишь шифр будет получена изрядная сумма. Не в советских дрянных бумажках, которых у него полный мешок, а в устойчивой иностранной валюте.
Афоня ждал ответа. Лицо было хмурое, напряженное.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, все будет в полном ажуре! — заверил маркер с веселой лихостью, как и полагалось уверенному в своих силах человеку. — Отправим без малейшей задержки! Стриженая девка косы не успеет заплести…
Но гость не принял шутливого тона и долго еще сидел нахохленный, чем-то недовольный. Оттаивать начал только за ужином, после того как пропустили они по чарочке контрабандного эстонского спирта. Намеками, воздерживаясь от подробностей, Афоня дал понять, что служил когда-то в офицерском звании и принимал участие во многих сражениях на юге России, что в Питере у него крепкие родственные связи в высокопоставленных военных кругах, открывающие благоприятные перспективы на будущее.
Квартиру генеральши Дашковой, где велели ему отсиживаться трое суток, Афоня назвал безалаберным проходным двором, заметив мимоходом, что впредь не намерен переступать порог этого вертепа. Явки у него имеются солидные, а вечно полупьяная генеральша способна лишь повредить.
