Олег Меркулов - Комбат Ардатов
Стреляя из пулемета, Ардатов все время чувствовал за спиной какую-то возню, как будто за его плечами что-то происходило, но у него не было времени оглянуться, а понять по звукам он ничего не мог. Но когда немцы легли, он все-таки, перезаряжая наощупь, оглянулся.
Ширмер, стоя на коленях, перевязывал Варфоломеева своим, немецким, серо-желтым бинтом.
— Так, фриц! — подбадривал его Варфоломеев. — Если бы чуть раньше! А то крови много потерял. Так! Анекдот — один кокнул, другой спасает. — Он выругался. — Вас всех надо перевешать.
Ширмер кивнул.
— Ладно. Ладно. У тебя есть бинт? Нет? Почему нет? Тебе не выдавали бинт?
— Почему-почему-почему!.. — Варфоломеев слабел, потеряв много крови. По… — он выругался, — …да по кочану! Отдал товарищу. А ты чего это по-русски болтаешь? А, фриц?! Тааш капитан, а как это фриц по-русски? Это вы его научили? Вы? Что-то больно быстро! Но все равно их надо перевешать! До единого!
Ширмер оглянулся, как бы ища, чем перевязать связисту ноги.
— Ладно, ладно. Пусть и по кочану…
— На! — Ардатов бросил ему свой санпакет. — На! — обернулся он еще через минуту, подавая ему свою полевую сумку.
Немцы все-таки легли, потому что Белобородов дал по ним, видимо, всем дивизионом, всем хозяйством, как назвал Рюмин, свой дивизион.
— Записать! Все записать! — Ширмер непонимающе смотрел на него, наверное, думая, что конспирация не позволяет этого делать, но решал теперь все Ардатов. — Все о Виттенберге, о группе. Отправим с разведчиком. Он и вы отойдете. Отойдете сейчас. Рискнем, Ширмер. Рискнем!
«Убьют Белоконя с бумажкой, ты ее уничтожишь и поползешь дальше. Убьют тебя, Белоконь поползет… Двух сразу не убьют! А убьют потом Белоконя, что ж, риск есть риск! Только вряд ли немцы будут тщательно обыскивать покойника-сержанта. Так, пошарят по карманам. Но ведь не в карман же положит Белоконь записку! Но куда?» — подумал Ардатов.
Немцы лежали. Наконец-то они снова лежали. По траншее опять ударили их минометы и артиллерия. «Вот сволочь! Не навоевался? Не навоевался? — спросил он мысленно фрицевского комбата. — Тебе всыпят за сегодняшнюю неудачу. За такие потери. — Он мысленно же ухмыльнулся. — Что, подавился, собака. И собаке не всякая кость по зубам!»
— Мелко! Мелко пишите! — приказал он, перехватив у Ширмера конец бинта и завязывая узел на ноге связиста. Но бинт промокал, и Ардатов окровавленной обмоткой затянул жгутом ногу связиста выше колена.
Ширмер, пристроив сумку на патронном ящике, быстро писал.
— Белоконя сюда! — приказал Ардатов Щеголеву. — Сам останься там! Нет, — сказал он сестре, которая запоздало перебежала к ним, чтобы перевязать связиста. — Поздно.
Это был не первый умирающий у нее на глазах, не первый вообще, не первый сегодня, и сестра ничего не ответила.
— В цепь! — приказал ей Ардатов.
— Вот что, — сказал Ардатов Белоконю. — Этот фри… немец — наш. Он пишет ответственные данные. Задача: как только они перестанут бить, вместе с ним — туда, — он показал себе за спину. — Доставить к нашим. Требуй, чтоб сразу же в штаб, в любой штаб. Чем выше штаб, тем лучше. — Ардатов встретил Белоконя в нескольких шагах от Ширмера и мог говорить, что хотел сказать.
— Ясно! Ясно! — кивал Белоконь. — В ближних тылах не задерживаться. Как будто веду пленного. Пройду. Черт не выдаст, свинья не съест!
— Донесение понесешь ты. Он и так все знает. Это — на случай. Спрячь как следует, чтобы, если…
— Ясно! Ясно! Чтоб ушло со мной, — понял Белоконь. — Может, к гранате прикрутить — и если что — в куски? Себя и его? Или лучше их и его?
— Нет! Вдруг не сможешь кинуть. На гранате заметно. В патрон. Порох высыпь, пулю на место! («Ну, найдут у него два десятка патронов, что, их проверять будут?» — решил он). — Глянь, лежат?
Белоконь высунулся.
— Лежат! Лежат, гады. — Их мысли работали в одном направлении. — А если потом, где-то потом расколят этот патрон? Нет, лучше на себя, товарищ капитан. Под трусы. У меня там еще плавки. Что, они и там шарить будут? Она там и истлеет…
«Вряд ли кто-нибудь станет с тебя, с убитого, снимать плавки», — согласился про себя Ардатов.
— Ладно. Так. Действуй. По ходу сообщения и по-пластунски! Метров двести. Минимум двести.
Теперь высунулся он, чтобы посмотреть, как далеко еще видно. А видно было на километры.
— Немец наш, — еще раз подчеркнул он. — Обеспечь, насколько можно. Но донесение — важнее. Ясно? Когда не сможешь тащить — оставь его. Ясно? Это — прпказ!
— Если что — если все-таки не отобьетесь, Ширмера ты не знаешь. Пленный и пленный. Ты выполнял приказ, мой приказ, и все. Доставить его. И только. Про донесение — забудь. Не было его. Не было никакого донесения. Тебе ясно? Понял?
Белоконь оскорбился.
— Да вы что, товарищ капитан. За кого вы меня принимаете? Тогда наряжайте другого. Если веры нет… У нас без веры ничего…
— Брось! — оборвал его Ардатов, но ему все-таки было отрадно, что Белоконь так оскорбился. Совсем не к месту он представил себе берег Черного моря и как по этому берегу, поглядывая на женщин в купальничках, ходит самоваром Белоконь. Что ж, он, поди, полноценно, со своей точки зрения, провел тот, фантастический сейчас, отпуск в Ливадии. — Верить тебе — верю. Не послал бы. Но ты должен все знать и все понимать. На Ширмера полагайся, как на себя.
— А я и так понимаю, — начал было Белоконь, но тут к ним перебежал, сгибаясь под брустверами, Ширмер.
Теперь уже мины падали и по ходам сообщения, и на брустверы, и в траншею, и Ширмер упал с ними рядом на дно.
— Вот.
Бумажка была крохотной, четверть листа из блокнота, и трубочка получилась тоньше мундштука от папироски.
«Научился, — одобрительно подумал Ардатов. — Конспирация. Десять лет опыта! Десять лет опыта, чтобы заниматься этим делом рядом с Волгой!»
Ардатов чуть раскатал ее, чтобы посмотреть текст. Записка была на русском.
«Лишний фриц не прочитает, — одобрил Ардатов. — А лишний наш — да!»
— На, прячь. — Он передал записку Белоконю.
Если бы Белоконь попал в плен и продал бы их, его, конечно, фрицы бы отблагодарили, во всяком случае шкуру бы свою он спас. Но сначала должен был быть убит Ширмер.
— Пошли. — сказал он ему, а Белоконя оставил: — Ты — здесь. Жди команды. Готовься — чтоб ничего лишнего с собой. Шинель брось. — Автомат и гранаты. Все.
Возле пулемета Ширмер сообщил ему третью явку:
— Резервная. Городская библиотека. Каждого пятнадцатого, в пятнадцать пятнадцать. Обусловленность та же — «Фелькишер». Пароль — «Не посоветуете ли хорошего букиниста?» Отзыв: «Кому в наше время нужны старые книги?»
— Еще раз! — Ардатов повторил. Это резервная явка запоминалась легче — горбиблиотека, пятнадцатого в пятнадцать — пятнадцать — все кругом пятнадцать: «Не посоветуете ли хорошего букиниста?» «Кому в наше время нужны старые книги?», обусловленность та же…
Ардатов помахал Щеголеву и, когда тот прибежал, приказал Ширмеру:
— Повторите все.
«Хорошо! Пойдет! — решил Ардатов. — Только не перепутать. Если ни Белоконь, ни Ширмер не пройдут, Щеголев поправит меня. Я поправлю Щеголева».
— Как только они перестанут бить, — он кивнул в сторону новой серии мин, которая ударила за траншеей, видимо, потому, что немцы думали, что там есть запасная позиция, на которой и укрываются остатки его роты, — как только перестанут, идите с Белоконем.
Он повторил, как они должны отходить.
— Если Белоконя ранят, когда не сможете нести, оставить. Это — приказ. Задача в этом случае — сдаться. Будьте осторожны, будьте осторожны, чтобы наши не подстрелили. Вам ясно? Задача ясна? Повторяю, если Белоконя ранят, если не сможете нести — оставить. Это — приказ!
Он сделал паузу. Но Ширмер понял. Потери от гестапо, наверное, научили его мужеству, и в общей борьбе, там, в Германии, в борьбе с фашизмом, он, наверное, не раз видел или узнавал, как жертвовали собой люди ради других.
— Да, — сказал Ширмер. — Записку взять, уничтожить. Добираться одному. Вы, геноссе капитан…
Он явно хотел сказать: «А вы, геноссе капитан? Как вы? Может, все вместе?»
— Выполняйте задачу. На Белоконя положитесь, как на себя.
«А мы уж как-нибудь. Как получится, — подумал он. — Но, может, и получится. Еще полчасика до темноты. Всего каких-то полчасика! А ты — давай, иди. Ты за этим к нам шел. Мы ведь для тебя только случайность. Не к нам, так к другим. Таким же, как мы!»
— И думайте над легендой, если что. Если попадете… — Он чуть не сказал «к своим». — …Если попадете к немцам.
— Мне туда? — Ширмер показал в сторону Белоконя.
— Да. Пока жив Белоконь — он старший. Он — здесь, на фронте — опытней вас. Поэтому. Точнее, он старший, пока он способен двигаться. Только до этой минуты. Вам ясно? Хорошо. Оружие не брать! Один автомат, два автомата — разницы нет, но вы с оружием — значит, не пленный. Идите.
