Тимур Пулатов - Второе путешествие Каипа
Судя по всему, Каримбай не любил своего отца. И однажды сказал людям, что, когда отец умрет и он станет заводчиком, купит у русских крепкие быстроходные суда для нас и будет платить за рыбу в два раза больше — тогда все на Зеленом разбогатеют, не будет голодных и больных…
В тот свой последний приезд он подарил Айше длинные бухарские серьги. И мне показалось, что он как-то по-особому был внимателен к ней. И еще эти его дружки стали шептаться между собой, хихикать, потеряли спокойствие, засуетились…
Когда они ушли в глубь острова поохотиться, я позвал Айшу в заросли саксаула за родником. Не помню уже, что я тогда говорил ей и чего требовал. Может быть, чтобы она выбросила его серьги, не помню. Главное, мне надо было отругать ее, неважно за что. Как всегда, я очень нервничал…
Ссорились мы с ней часто, особенно с тех пор, как на остров стал приезжать сын заводчика, виной всему был мой беспокойный, вспыльчивый характер. Айша всегда безропотно слушала мои жестокие, несправедливые упреки. Тихо плакала, уйдя куда-нибудь в заросли подальше от людей…
В тот роковой день она с тоской и мольбой смотрела на меня, прося быть справедливым. Видно, душа ее была полна дурных предчувствий…
Натура ее была более тонкой, чем моя. Она предугадывала многое из того, к чему я был глух. Чувствовала приближение лунного затмения, несчастья, вся жила в природе, близко к богу…
Я наговорил Айше много обидного. И, оставив ее в густых зарослях, ушел на поляну и лег там на песок, ожидая, что Айша, как всегда, придет ко мне просить прощенья…
День был душным. С моря выползали пары и стелились низко над песком. Вокруг меня прыгали лягушки, согнанные парами из воды. Услышав их жалобные голоса, вылетел из зарослей и закружился надо мной коршун…
Солнце и пары расслабили меня, а лягушки усыпили, я задремал. Я не спал, но и не бодрствовал, и, как обычно в таком состоянии, меня стали посещать разные видения — чьи-то искаженные лица, хромающая лошадь вошла в воду и поплыла, тревожно подняв морду. Я вздрагивал, просыпался и снова погружался в дрему…
Пролежал я в таком состоянии не более часа. Забеспокоившись, поднялся и посмотрел вокруг — стояла та особая тишина, когда даже собственный страх становится звучащим…
Я попытался позвать Айшу, но губы и горло высохли во время сна, голос пропал, и вместо крика вышло бормотанье…
Я пошел в заросли, к тому месту, где оставил Айшу. Мучила жажда. От легкого движения кружилась голова, одурманенная парами. Я ругал себя, что, поддавшись слабости, задремал на песке…
Меня окружали голые серые кусты саксаула. Кусты давно высохли и, окаменев, стали еще более крепкими, и ветер облетал их стороной. Я понял, что заблудился: шел уже долго, но никак не мог найти той маленькой поляны, где мы сидели с Айшой…
В том месте, где я оказался, кусты стояли так густо, что закрывали все в двух шагах. Сделал два шага, но дальше все опять закрыто наглухо. И тут я оказался лицом к лицу с Каримбаем и его дружками, вышедшими ко мне из зарослей…
Мы с Каримбаем растерялись. Зато у дружков его при виде меня лица замкнулись, ничего не выражая, и только в уголках глаз я прочел… Кажется, усмешку и презрение…
Я кивнул им и решил броситься в сторону. Но не успел сделать и движения, как Каримбай стал убегать, ломая кусты, словно был перед ним сам дьявол…
Я стоял пораженный. Дружки вместо того, чтобы пуститься за сыном хозяина, так же молча, усмехаясь, смотрели на меня… И я понял, что они задумывают что-то зловещее… Я бросился перед ними на колени, умолял и просил пощадить…
И тогда они пощадили меня. Оттащили в сторону, подняли на ноги и толкнули далеко в заросли. Я упал лицом в песок и тут же вскочил, чтобы бежать. Вокруг защитной стеной стоял саксаул — не было слышно ни криков, ни голосов. Я счастливо избежал побоев…»
…Каип, встревоженный, вынул весла из воды. Радуясь тому, что так удачно ушел от Али-бабы, он даже и не подумал, в ту ли сторону ведет свою лодку.
Казалось, можно плыть по течению и оно приведет лодку к Зеленому. Лодку чуть клонит в сторону, значит, плывет верно…
Теперь же, когда прошло много времени и Каип увидел на горизонте очертания незнакомого острова, понял, что заблудился.
Каип стал думать, как быть дальше: плыть ли к незнакомому острову или же поворачивать обратно. Вернувшись к Али-бабе, он попросит связать его с Песчаным. И пусть Ермолай приедет за ним. Сам Каип может окончательно выбиться из сил без еды и питья. Оттуда они вместе поплывут н Песчаному, а ночью Каип снова отправится в путь к родным берегам.
Нет, все это неразумно. Рыбнадзор Али-баба опять в чем-то его заподозрит. И неизвестно, сколько времени продержит у себя.
Будь что будет — Каип поплыл к острову. Чужим рыбакам нет до него дела. Чужие ни о чем не расспрашивают, ни в чем не подозревают. Каип узнает, куда ему плыть, чтобы попасть к Зеленому. И попросит поесть.
Не желая приставать к берегу, Каип остановил лодку в прибрежной воде, лег и стал наблюдать за островом и за людьми в лодках и баржах.
Остров был белый и ровный, как кусок льдины. В отличие от Песчаного, тихого и малолюдного, здесь была заметна жизнь — работали две-три машины, разгребая соль, а лодки и баржи отвозили ее куда-то.
Когда одна из лодок приблизилась, Каип спросил, не знает ли кто, в какой стороне Зеленый.
Люди в лодке заспорили: один показывал направо, другой налево, вспоминали, как везли туда соль и еще что-то, спорили долго и чуть не передрались между собой — так хотели помочь Каипу.
Слушая их, Каип понял, что, в сущности, никто из них никогда и не слышал о таком острове. Тогда, может быть, уважаемые покажут ему путь к Песчаному?
К Песчаному? Конечно же! И опять заспорили, показывая в разные стороны: один — в сторону Акчи, другой — на север, в сторону казахских степей.
Спор кончился лишь после того, как каждый угостил Каипа куском хлеба и жареной рыбы, дали ему и кувшин боды. И еще предлагали старику остаться на острове переночевать. А завтра с новыми силами он сможет продолжить поиски.
Каип поблагодарил их и поплыл дальше.
Он впервые поел за это время — руки дрожали, когда отламывал хлеб, не жевал, а глотал пищу.
Только счастливый случай мог привести теперь его лодку к Зеленому или Песчаному.
Отплыв далеко, Каип оглянулся и вдруг вспомнил, что уже раз проезжал он мимо Соленого острова.
Было это очень давно, в детстве, когда отец, незадолго до смерти, решил объездить с сыном все острова, чтобы поглядеть на родину и проститься с ней.
Тогда в первое свое путешествие Каип не встречал на Соленом людей — теперь человек поселился и на Соленом, занявшись новым промыслом.
Море здесь жило полной жизнью — над лодкой Каипа молча кружились чайки. Видно, проследили путь рыбы и, чтобы скрыть свою тайну от человека, старались не тревожить его криками.
Вскоре Каип увидел еще один обжитой остров. На берегу, опустив ноги в воду, сидели два старика, судя по всему, странники. Они дремали после длинной дороги. Потом появился третий и стал вытаскивать из лодки на берег мешок. Он долго развязывал его, развязав, вынул сухую лепешку. Разделил ее на равные три куска и стал будить товарищей.
Проснувшись, те стали ворчать на третьего, махали руками, но потом успокоились и принялись есть лепешку.
Потом и эти трое скрылись из виду.
До вечера Каип успел проплыть мимо десятков островов, больших и малых. Многие из них были знакомы старику еще по первому путешествию, но попадались и голые, безлюдные, появившиеся на свет недавно.
Это были крохотные островки, бывшие рифы и подводные скалы, поднятые на поверхность вместе с водорослями и рыбами; ветер не успел еще сдуть все это в море, и старику казалось, что, услышав шум весел, водоросли поднимаются, чтобы поглядеть на того, кто их потревожил.
Каип, как правило, объезжал эти острова, рассматривая берега со всех сторон, ему было интересно поглядеть на места, бывшие еще недавно морским дном: ведь дно — это кладбище лодок и людей.
На больших островах, заметил Каип, жизнь за полвека рыбацкой власти во многом изменилась. Там, где некогда ползли пески, появились новые поселки и заводы. У причалов стояли баржи и суда покрупнее, груженные солью, оловом, гранитом. И там, где больше не ждали чуда от моря, а занялись новыми промыслами, было видно оживление и чувствовался достаток.
Уже исчезли на островах у дельты реки те страшные болота, пары которых разносили в старину из селения в селение чуму. Болота были осушены и засеяны рисом.
Так плыл Каип от острова к острову, замечая всюду перемены.
А те, кто с берега наблюдал за одинокой лодкой и видел в ней худощавого старика с длинной бородой, в белой одежде, спорили и гадали. Одни утверждали, что это обыкновенный браконьер, и удивлялись его храбрости — ведь воровать рыбу днем так же рискованно, как, скажем, плыть в бушующем море.
