Эльмира Нетесова - Чужая боль
Но самое главное навел порядок во дворе с дровами. Сложил их в поленницу, подмел двор, и сразу стало приятно и чисто. Хозяйская рука проявилась.
Вроде, незаметно почистил колодезь, вода в нем пошла чистая, звонкая. Там и забор выровнял, отремонтировал крыльцо, смазал петли на дверях. Все делал основательно, неторопливо, надолго.
— Дедунь, вы так делаете, будто я сто лет тут жить собираюсь. А мне, может, с месяц осталось. Увезут в город, и забуду все. Для кого стараемся? — смеялась Юлька.
— Человек предполагает, а Бог располагает Откуда знаешь, сколько проживешь в нашей деревне? Никто того не ведает. Вот, может, выйдешь замуж, родишь пару хлопчиков и забудешь свой город. Ну скажи, кто тебя там ждет? А тут семья держать будет, муж, дети.
— Опоздала я с семьей. Куда в мои годы выходить замуж, рожать? Кому я нужна? Вон какие девчата живут поодиночке. Им бы замуж!
— Никто свою судьбу конем не обскачет. Иная молодуха живет в вековухах. А другая и в серьезном возрасте мужика находит. Никто не угадает, что завтра ждет. Вон Степанида, какая пожилая, семейной стала. Нашелся ей человек. И живут друг дружке в радость. А рядом Динка мается. И собой пригожая, и образование при ней и все есть в доме, кроме хозяина. Никому не нужна девка. Сохнет, как цветок на клумбе. На нее не то пчела, навозная муха не садится. На гулянье придет, ее даже паршивый пастух обходит. Не то рядом встать, даже не остановится, бегом девку проскакивают.
— Может, не ее судьба? А вдруг появится какой-нибудь принц и возьмет замуж.
— Ой-ли, Юленька. Она уже сама в эти байки не верит. Все есть у ней, окромя девичьего счастья. А оно на дороге не валяется. Это счастье от самого Бога! Его заслужить и вымолить надобно.
— Только не мне!
— Отчего так-то кручинишься?
— Грехов много. Таких Бог не видит
— Никто того не ведает, кто мил Господу, а кто нет. Иная при красе и богатстве, гордостью болеет, царевича ждет. На простого мужика не глянет. А может, он лучше, а и царевичей на всех не хватит. Вот и останутся в вековухах наши Дуняшки да Марфушки. Под старость хватятся, ан не только царевичей, всех пастухов поразобра- ли. Вот и льют слезы, глупые, что в молодости слепыми жили. Да времечко уже не воротить. Ушло оно безвозвратно.
— Ты это к чему, Панкратий?
— А тебе советую не мечтать про звезды, надо на грешную землю смотреть, где обычные люди живут. Глядишь, оно все и наладится.
— Только не в моей жизни!
— Пошто так?
— Я из невезучих!
— Это ты кинь, голубка! Смотри вокруг чисто, да меньше реви. Всякую судьбу Господь знает и видит, и милостью не оставляет.
— Всех девок в город увезли, каждую при-строили. И только меня оставили, нигде не нужная, никому, разве не обидно?
— Ну да, больно так-то поджопники от судьбы получать. Но, видать, грехов немало утворила, что такое получаешь. Не бывает слезы без горя. Видать, немалая твоя вина в ней.
— Дедунь, я не грешней тех, кого в город увезли. Но их Бог увидел, а меня нет. Но почему? Чем я хуже их, скажи!
— Я их вовсе не знаю. Но помни, всякому воздается от Господа. Не сетуй, молчи.
Так до глубокой ночи говорили. Потом Юлька шла на работу, а Панкратий оставался дома за хозяина.
Лишь случайно, через месяц, узнала Юлька от деревенских, что выгнали деда из собственного дома. Умер его сын от чахотки. Остались трое детей. Баба посчитала, что нахлебников и так много. Так-то собрала дедовы вещички в узел, выставила за ворота. Куда деваться старому. Вспомнил о Юльке. В милицию жаловаться не пошел. К чему внуков срамить? Да и сколько то жизни осталось? На его счастье, Юлька не выгнала чужого старика, приняла как своего. И прижились быстро, ровно свои.
Они не спрашивали друг друга о родне. Он само проскальзывало в разговоре:
— А моя невестка все меня бурчалкой звала, вроде ругливей меня в свете нету, — посетовал Панкрат.
— Эх-х, мне б тебя раньше в отцы, — посетовала Юлька вздохнув.
— Я плохой отец. Сына не досмотрел. Помер он у меня от чахотки. Каб я вместо него помер, это куда правильней было бы. Но наверху видней, кто нужнее. Может, он там счастливее, чем здесь. И нет болезни и забот. А я вот маюсь, видно, тоже за грехи свои страдаю. Но уж недолго мне осталось. Ты потерпи, голубушка, я не заживусь. Чую, земля к себе тянет. А коли так, век мой недолог.
— Дедунь, живи подольше. Мне с тобой хорошо и спокойно. Никто лишний в дом не лезет. Живем спокойно, что еще нужно?
Сашка-бригадир все реже заглядывал в дом, к Юле. Когда появился Панкратий, заглядывал раз в неделю, узнавал, нужна ли Юльке помощь. Та отвечала молчаливым взглядом. Ей хотелось в город, надоела деревня с ее серыми, однообразными буднями. Но помочь он ей не мог. Кто-то сверху указал придерживать Юльку, и та жила в деревне помимо воли.
Даже милиция, увидев Панкратия и поговорив со стариком, перестала навещать Юльку, словно навсегда забыв о ней.
Лишь врачи приходили. Сделают уколы, дадут таблеток и, поговорив недолго, уходят. Всем было некогда и не до нее.
Юлька жила отшельницей. Иногда, очень редко, ее навещали дорожницы.
В основном они приходили на Рождество, на Калядки, а еще на Пасху. Баба научилась у них печь пироги и куличи, делать творожную Пасху, крашенки и всегда радовалась, когда бабы ее хвалили.
— Вот на этот раз у тебя куличи удались. Да и пироги получились отменные. А какие вкусные, во рту тают сами.
— Юлька, да ты кондитер! Глянь, как здорово получается! — хвалили девки. Юлька цвела от ра-дости. И вдруг вернулась на следующий день, а в доме пусто. Никого. Панкратий словно испарился.
Баба искала его повсюду. Но ни в спальне, ни в подвале, ни в сарае не было старика. Он словно приснился и исчез.
— Дед! Дедунька! — охрипла Юлька от крика и решила навестить его дом. Там ее встретила невестка и сказала, пожав плечами:
— Давно не приходил. Не знаю, где он? Ищите дома, может, в колодезь упал.
Юлька кинулась домой бегом, вызвала милицию. Нет, в колодезь не упал. Попал в больницу и сразу с приступом сердца. Когда проверили, оказалась стенокардия.
Юлька приволокла ворох таблеток. Сидела возле деда до глубокой ночи. А утром шла на работу, шатаясь.
Старика выписали через три недели. Когда врач спросила, кем она доводится, не поверила, подумала, что дочь. Но из своей семьи никто не навестил деда.
— Вот так оно, Юленька! Нет у нас родни. Ни у тебя, ни у меня. Чужой бедой в свете живем. Никому не нужные.
— Дед, неправда! Пусть я говно, но я люблю тебя как своего родного! Живи подольше и, пожалуйста, не болей больше. Я не вынесу, если с тобой что-то случится.
В этот день к Юльке пришли все дорожницы, впервые за всю жизнь отмечали день рождения старика. Он цвел маковым цветом. Человек радовался как ребенок, ведь ради него собралось столько гостей. А тут еще и Сашка нагрянул со всей семьей. На несколько минут заскочил Иван Антонович. А старик украдкой смотрел в окно, может, придут внуки, может, вспомнят. Ведь вон сколько гостей собралось в доме. Чужие, а помнят, поздравляют. Вон сколько подарков принесли ему, чужому. А эти свои! Неужели забыли совсем? Трясутся руки человека, и предательски болит сердце.
— Деда! Что с тобой? — заметила Юлька по-бледневшее лицо, уложила старика в постель, вызвала неотложку.
Через час приступ был снят.
Дед спокойно спал на диване, и Юлька решила сбегать на работу, совсем ненадолго, на, часок. Ведь дел немного.
Когда вернулась с фермы, не поверила глазам. Дед лежал на полу, раскинув руки. Остекленевшие глаза были открыты. Старик не дышал. Он слишком долго ждал внуков. Они вовсе забыли про день рождения деда и играли во дворе в футбол.
— Ваш дед умер! — сказал врач, приоткрыв дверцу неотложки.
— Дед? Так он совсем старый был. Мы думали, что его давно нет на свете. Смотри, как долго он протянул. Отец на сколько меньше прожил, — побежали на огород за мячом.
— В доме есть кто-нибудь из старших? — спросили врачи.
— Мамка. Но она на работе.
— Передайте ей, что дед умер.
— Ей некогда. Она всегда занята.
Невестка так и не появилась в морге. Вместо нее пришла Юлька, принесла белье и одежду старику, купила гроб, заказала могилу, оградку и крест.
— Чего ты ревешь, ведь он совсем чужой тебе человек, — успокаивали дорожницы.
— Эх, бабы! Жаль, что жизнь короткая, что он не мой отец иль дед, какою бы я была счастливой, — выдохнула тяжелый ком женщина.
Она вернулась после похорон совсем разбитой, усталой, измученной.
— Юлька! Ты посмотри на себя, что с тобой, — удивились бабы. И добавили:
— Ты постарела лет на тридцать.
— Я потеряла единственного друга и теперь знаю, что такое потеря. Как мне тяжело сейчас. Лучше бы я ушла, а он бы жил! Мне так будет не хватать его, моего самого лучшего дедуни.
— Успокойся, Юля! Ты, как старая девочка так и не сумевшая справиться с бедой. Но ты пережила большее и держи себя в руках. Иначе сама скоро уйдешь за дедом.
