Валерий Кукушкин - Химеры урочища Икс

Чудо! Здесь не было комаров! Устроившись на сиденьях в транспорте и рассовав по углам приборы, мы все уснули.

Химеры выходят на связь

Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на черные кляксы, а потом, увязая в рыхлом грунте, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару.

Заключение облСЭС было готово уже к 18 июня.

В "Выводах", в частности, говорилось: "1. Показатели содержания ртути в грунтовом воздухе в скважинах на объекте "Осарки" не превышают показателей в контрольной скважине… Вместе с тем, в ряде случаев эти концентрации превышают величину, рекомендуемую как фон для почвенного воздуха. (…) 3. Максимальное значение, полученное при исследовании воздуха на поверхности… выше максимально зарегистрированного содержания ртути в воздухе г. Ярославля… Учитывая, что данные показатели меньше начальных показателей прибора… их следует расценивать как ориентировочные. (…) 4…Опыт измерений ЭМП прибором НФМ-1 не позволяет определить природу полей, действовавших на него в данном эксперименте. В практике подобного не встречалось. (…) 5. Качество воздуха, отличное от контрольной скважины, отмечается в пробах из скважин… ямы № 1 (по окиси углерода) и в скважине на дне… ямы № 7 (по окиси углерода и предельным углеводородам С1 — С10). (…) 6. Проведенные замеры и исследования не выявили факторов, величина и интенсивность которых могла бы отрицательно сказаться на состоянии здоровья людей…"

Итак, в момент измерений обстановка на осарках, несмотря на некоторую ее необычность, в целом признавалась не опасной. Конечно, мы не могли знать, какой эта обстановка бывает там в другие моменты. Тем не менее работать, соблюдая правила осторожности, там было можно и без защитных средств.

Но к раскопкам, несмотря на наличие разрешений, приступать все еще было нельзя: мы не считали возможным нарушить рельеф осарков, предварительно его не зарегистрировав. Требовался последний подготовительный шаг тахеометрическая съемка территории осарков и урочища.

Экспедиция планировалась краткой и потому — легкой. Задачи были очень узкие: проведение тахеометрической съемки, начало съемок фильма, наблюдения за ЭМП и компасами, а также ночное фотографирование.

Андрей Комаров, побывав в зоне, прикипел к ней душой и согласился ехать сразу же. Виктор Малышев взялся обучить нас с Андреем работе на теодолите. Пока мы "стреляли" по "объектам" во дворе дома, все вроде было понятно. Сомнения имелись лишь насчет сноровки; по этой причине первейшей задачей было — завлечь в экспедицию Малышева, на что тот, несмотря на занятость, в конце концов согласился. Четвертым был Сергей Смирнов — его не требовалось агитировать. И, наконец, фотограф Александр Иванов и оператор Михаил Тропин, оба из киностудии "Чайка", ехали для съемки фильма. Была отослана также телеграмма Гусеву.

Поздним вечером 4 июля, засунув в рюкзак, кроме всего прочего, модели и документы, необходимые для съемки фильма, за неимением места навесив сапоги на рюкзак, связав вместе геодезическую рейку и незаменимый щуп и упаковав треногу теодолита, я понял, что легкой экспедиции не получится.

Утром, 5-го, вид остальной прибывшей к отправлению братии был не лучше. Но к тому времени этим вещам мы уже перестали удивляться. Теоретический интерес (без желания испытать все это на практике) для меня представлял лишь вопрос, как бы все это выглядело в случае "тяжелой" экспедиции…

Гусева мы встретили на вокзале. Оказалось — по чистой случайности. О начале экспедиции он не знал ничего, так как телеграмма была послана на адрес его матери, к которой он сейчас только еще ехал. Так что несколько часов нам предстояло пробыть вместе. Это было хорошим совпадением, и я тотчас же предложил Гусеву и Тропину начать съемки — что терять время! Однако… для преодоления скромности Александра Петровича емкости аккумуляторов "Hitachi" едва ли хватило бы.

С этой чертой Гусева — скромностью и робостью перед техникой — приходилось считаться. Впервые я столкнулся с ней, предложив ему прошлым летом лететь в экспедицию на вертолете. Очень тактично и как-то незаметно он снял этот вопрос. Затем я попытался заинтересовать его возможностью побывать на научной конференции по проблеме АЯ, обсудить некоторые моменты нашей работы с видными учеными, но чувствовалось, что Гусева устраивают уже установившиеся формы общения, а к какой-либо известности он не стремился. Очень осторожно я предложил ему повторить свои рассказы под гипнозом. Как известно, подтверждение показаний свидетеля о событиях прошлого, полученное при введении его в гипнотическое состояние — так называемый регрессивный гипноз, — является важным аргументом в пользу правдивости говорящего. Но и это лежало слишком далеко от того, что Александр Петрович считал для себя возможным. Теперь же чувствовалось, что стеклянный глаз телекамеры был бы для него пыткой, возможно, большей, чем взгляд гипнотизера… Такой оборот дела мог быть губительным не только для задуманного фильма, но и для части работы, ведь рано или поздно кто-нибудь мог сказать: "А почему это он не решается говорить под гипнозом?" Мы чаще стремимся предъявить претензии окружающим, чем понять их. Нельзя осуждать человека за то, что он предпочитает не летать по воздуху — это действительно опасно. Можно ли осудить человека за нежелание подвергнуться воздействию гипноза, если это не вполне безвредно для здоровья?

В дороге мы в течение полутора часов беседовали с Александром Петровичем, я записал некоторые его рассказы. Чувствовалось, что отправиться вместе с нами ему очень хотелось, но… Мы высадились, а Гусев, пожелав нам удачи, продолжил свой путь дальше.

Оказалось, что и по объему работ экспедиция под разряд "легкой" не подходила. Честно говоря, я засомневался, что тахеометрическую съемку мы успеем сделать полностью.

Малышев начал работать 6-го рано утром. С утра с проклятой рейкой таскались Андрей и Сергей. Рельеф был привязан по урезу воды в озере, а к вечеру — и к обнаруженному на поле реперному знаку. После обеда рейка досталась мне…

Комары зверствовали. Даже надев маскхалат, я не мог скрыться от них, и лишь спущенная на лицо зеленая сетка представляла кое-какую защиту.

Облепленный комарами Виктор тщательно "целится"… "Азимут… удаление… высота…" Облепленный комарами Андрей записывает цифры. "Азимут… удаление… высота…" Облепленное комарами существо в зеленом балахоне пытается держать рейку вертикально. "Азимут…" Рейка прислонена ко лбу, и существо, как пугало на огороде, машет просторными рукавами. "Удаление…" Существо хватает рейку верхними конечностями и, стоя на одной ноге, трет ее другой… "Высота… Рейка, кажется, наклонилась", — тактичный Малышев не говорит, что рейка наклонилась изрядно. "Так, туда, пожалуйста. — Я послушно лезу в крапиву. — Азимут… удаление…" Пытка… пытка! Андрей обмахивается листом с записями. Зеленое существо с треском ломится через малинник и рубит палкой крапиву. "Азимут…" Тысяча чертей! Комары пробрались под сетку, да и жарко, мать их растак-то… Что? Куда перейти? Не слышу… В ход идут переговорные устройства. Теперь вместе с длинной рейкой и короткой (для измерения диаметра ям) я таскаю и такое устройство, которое постоянно кувыркается антенной вниз и спутывает меня проводом микрофона. "Азимут, удаление, высота…" Бог мой, когда это кончится?.. Малышев неутомим. Это красиво, когда работают профессионалы.

Снова лезу на осарки. Омерзевшие комары усиливают атаки.

"Азимут.." Чем бы вас прибить?"…Удаление…" Как хорошо я жил без вас…"…Высота…" Уж проживу ли теперь? Или взять с собой одного комара в Ярославль? Что, перейти? Туда? Могу и туда… Одного взять или пару? Опять "азимут"? А потом будет "удаление". А за ним — "высота". Во сне будем видеть! Обойти с рейкой вокруг осарков? Могу. И вновь прусь по крапиве, а вдогонку летят "азимуты" и туча комаров.

Что? Что-о-о? Кончили?! Не может быть! Семь вечера. Одна программа сделана.

Да и другая идет нормально. Ни Тропин, ни Иванов лент не жалеют. С утра я протащил их по всем интересным местам, провез на лодке по озеру. Александр сполоснулся в заливчике, омолодился значит. Вновь лезем в царство комаров и продолжаем съемки на осарках.

Я даю интервью со дна заваленной хламом картофельной ямы и моей жестикуляции может позавидовать даже житель Южной Италии. Сколько экспрессии! Какая непосредственность чувств! Вечером одену маскхалат и тайно ото всех поползу омолаживаться. Слова льются рекой, они переполняют меня, чертову яму и так и готовы выплеснуться, выплеснуться. Бедный Михаил! Он прилип к своей камере, а комары к нему, а Александр, моложаво улыбаясь, взирает на всех нас.