Диана Виньковецкая - Горб Аполлона: Три повести
А ведь нередко бывает, что дети и вовсе не разговаривают со своими родными. Показали мне одну пару — муж и жена, ещё совсем не старые, она такая видная красивая женщина, а он хоть и неказистый мужик, но приятного вида. Так про них говорили, что у них была своя очень успешная компания по компьютерам. Их сын женился на красавице из России, они так радовались, что она своя, умная, что Гарвард закончила, и пригласили её управлять компанией. Первое время всё шло хорошо, компания росла, людей набирали, кажется, человек сто у них служили. Шёл обстоятельный доход. И вместе с доходом невестка стала забирать всё больше и больше власти: вы, мол, старые, ничего в американском бизнесе не понимаете. Нужно так продавать, а не так, как вы… А идеи‑то все отцовские… И отец тоже упёрся, хотел управлять по–своему. Дело дошло до суда, компанию продали, все переругались, даже внука теперь им не показывают. Молва говорит, что мать сильно переживает, стоит под окнами, хочет маленького внучонка посмотреть. В детский садик тайком приходит, уж как там мальчишку— то обнимает, целует и плачет. Ну и что, что деньги есть, а гармонии нет. Но никто себя не видит со стороны. И такого можно наслушаться на скамейках! Какие там глубинные предметы?! Всё больше рассуждают о том как придать себе пущей важности.
Многие люди при переезде теряют несравненно больше, чем предполагали, и никак не могут смириться с новым своим положением. Ведь для некоторых людей почёт и уважение, которое было у них в России, несравненно больше, чем материальные блага. И тоскуют люди по утраченному значению в обществе. Думают, что будешь хорошо кормиться, поиться, так и всё? Тут в нашем доме все на равных — и бывшие профессора, и лавочники, разбогатевшие на пивной пене. В одинаковом статусе, ни богатых, ни бедных. Пенсия в 620 долларов, квартира… К своей среде человек привязывается, а тут теряется — нет привычной работы, окружения.
Почти все в России были в рангах генералов и начальников. Раз один такой плюгавенький мужичишко перед другим так разгорячился, так распушился: «Я, — говорит, — должность генерал–лейтенанта исполнял! У меня, — говорит, — в подчинении пять тысяч человек работало!» Речь его такая самоуверенная. А рядом с ними сидела бабка в инвалидном кресле влезла в их разговор, и дребезжащим голосом перебила этого оратора: «Уж не знаю, как кто, а мой Лёвочка был директором фабрики. Как мы жили — так никто не жил!»
Одна женщина рассказала мне на скамеечке, что детям помогает, потому что они ещё не устроены. Говорит, что трудно зятю найти работу, что он там был электронный инженер, а тут развозит пиццу по домам. Эта пицца тут очень популярная, а я не вижу в ней никакого вкуса, с хачапури в сравнение не идет.
Но не только на наших скамеечках можно всего наслушаться. Если послушать радио или русский телевизор, то публика такие наиглупейшие задаёт вопросы, что я уверена, эти люди никогда нигде ничему не учились. Но ведь у нас было какое‑то обязательное образование. Как люди себя не стыдятся?! И часто слышу, как про американцев говорят, что, мол, они необразованные, бестолковые.
— Вы заметили, что американцы гораздо глупее наших?
— Как я могла заметить, — отвечаю я, — ведь я английского‑то не знаю.
— Я тоже не знаю, но вижу, что они всё равно глупее.
При таких рассуждениях приходит на ум: отчего это мы такие надменные?
Никто ничего о другом знать не хочет, талдычит своё, повторяет одно и тоже. Казалось бы, нет ничего удивительного в разговорах обитателей скамеек. Но я всё— таки удивилась. Одна дама, Сарра, разговорилась со мной в библиотеке, потом ещё несколько раз мы с ней встретились, вдруг сказала мне прямо в лицо, что она ищет жениха. Я подумала, что ослышалась, и переспросила: для дочки? «Нет, — отвечает, — для себя. У меня нет дочки, у меня сын. Познакомьте меня с кем‑нибудь, жениха найдите! У меня намерение выйти замуж». Я посмотрела на неё внимательно, она старше меня лет на пятнадцать, вся скрюченная, с палкой, в морщинах. Она, правда, довольно грамотная, я с ней о книгах хорошо говорила. И тут такое странное дело. Она даже не молодится и не наряжается, как некоторые, видно считает, что и так хороша. Я совершенно растерялась, не знаю даже, что ей ответить, у меня комок в горле. Образовалась пауза, я молчу, а она продолжает: «Пусть ваша дочка мне кого— нибудь подыщет». Я несколько собралась и говорю смеясь: «Да зачем вам, Сарра, старый дед?!» А она мне серьёзно отвечает: «Я хочу молодого, старого я не хочу. Я могу с любым человеком найти общий язык. Я много чего знаю и могу быть хорошей собеседницей и спутницей. Я любому счастье составлю». От такого её заявления я совсем онемела, хотела что‑то сказать, но поперхнулась. Вот так меня она огорошила. С удивлением я посмотрела на неё, может, думаю, шутит. Из‑под чёрного вельветового берета выбивались седые пряди, морщинистыми руками она держалась за толстую деревянную палку. Она без всякой иронии или смеха продолжала говорить о том, какая она умная и хорошая хозяйка и как будет с ней хорошо мужчинам. Если бы кто‑нибудь взглянул на неё, то увидел бы древнюю старуху, девяноста лет, которой пора уже ползти на кладбище. А она туда же! Кого она может обворожить? Опять же, себя со стороны не видит. Вот такое забрала себе в голову. Ох, как люди много о себе воображают!
Я рассказала своим про встречу с бабушкой–невестой. И что мне они наговорили! Что очень хорошо, что так человек о себе думает, что у меня, наоборот, мало к себе любви, что я должна лучше к себе относиться, что я красивая и умная. Дочка так и сказала, что до самой смерти нужно быть молодой и что эта бабка — молодец! А ты, мол, из самоумаления готова прикидываться старой, неумелой. Почему бы тебе тоже не заняться собой? Ходи по утрам на гимнастику, делай причёски, маникюр. Я потом смеялась и про себя, и вслух: «Вон женихи идут! Этот на одной ноге! Этот на двух, но головы не может поднять! Этот похож на деревянного истукана! А у этого под рукавом лопнул костюм». Вот несколько однообразных мужиков сидят в гостиной и играют в домино, только сопят и прищёлкивают языками и костяшками. Здесь нет уже никаких страстей, не отыскать сердечных знаний. Какая там любовь, замужество? Омертвели уже все чувства. Смеяться люди будут. А дочь и внуки мне всё ладят и ладят, что я должна меняться.
И никто не поверит, что потом произошло со мной. Но это я так, в общих чертах, трудно описывать перемены, которые происходят в тебе постепенно, за годы, на нескольких страницах. Вот вы и удивитесь противоречиям, как я описываю. Если бы кто теперь увидел меня — не поверил бы и не узнал.
Давно заметила, что если женщина в летах и хорошо одета, кофточка переливается, всё уложено, причёска, маникюр, клипсы — сразу понимаю, что у неё — дочка. Подойдите и спросите. А на той, что кофта поношенная, туфли замызганные, одежда печальная, без ухода и нежной заботы, заброшенная, у неё — сыновья. Почему я знаю? Поручиться, конечно, нельзя, что мои наблюдения всегда точные, но большей частью правильные. Сын платья не пойдёт покупать, в магазин ему незачем, а невестка… Как заставить невестку сходить со свекровью за платьем? Почти все женатые мужчины — подкаблучники, так у нас говорили, и не только такие, что с виду тихонькие, деликатные, но и те, что с гонором, орлы, и даже те, командиры, что жену бьют, вроде как верх взял, всё равно жена главная. Здорово ошибётся тот, кто поверит видимости, что мужчина управляющий. И как ни характерен он на работе или хладнокровен вообще с людьми, коснись всего отношения к миру, тут всё у мужчин от женщины. На первый взгляд кажется, что у них есть своё, а потом всё переменят под женским влиянием.
Она и унизит, она и возвысит, и до генеральского мундира доведёт. А другая так настроит, разжалобит, прикинется, что… забудет и мать родную, и ничего из него не выйдет. Не поддержит. Таких не мало на белом свете. Чем объясняется такая зависимость мужчин от женщин? Я не знаю в точности, но факт налицо. От секса вся их путаница в голове… Уж больно они зависят от этого, а секс, видно, чем‑то связан с бесом. Так он попутает, что конец размышлениям. Я в молодости и не подозревала, что такую власть секс имеет. Я и не предполагала, какая это таинственная сила. Сколько мужчин, потерявших голову от этого, и бегают, и бегают за женщинами, волокиты, а они их за нос водят.
Мои наблюдения справедливые и не в пользу сыновей.
Как‑то Петя принёс какую‑то книжку американскую о том, что вроде как мужчины с Марса, а женщины с Венеры. Вся Америка, говорит, зачитывается. А мне и читать не надо, я и так знаю, какая пропасть несоответствия между мужчиной и женщиной. Женщина цель свою лучше видит и знает, что ей надо, и берёт власть над мужчиной. Много мы с моей подругой Беллой об этом переговорили, она дополнила мои выводы: «А уж как, Даша, братья ссорятся?! Сёстры между собой значительно реже, опять же ведь между ними нет других женщин».
