Брайан Джеймс - Грязный лгун

Я представляю нас в школе: оба маленькие в уходящем вверх блеске шкафчиков, но мы вместе, поэтому мы не кажемся такими уж маленькими и такими уж испуганными происходящим.

Я представляю, как она завоевывает призовые места по всему миру — всегда с веревочкой, туго намотанной на палец, всегда с улыбкой, от которой ее веснушки кажутся меньше, и я всегда рядом с ней.

Я представляю, как будут выглядеть наши дети, если они у нас будут, как мы их назовем, и что им никогда не придется смотреть на нас тигриным взглядом, потому что я обещаю себе, что я не буду таким, как мои родители, что я всегда буду любить их так, как мы с Рианной хотели, чтобы любили нас.

Я думал о столь многих вещах, и ничто из этого меня не удивляет.

Для меня необычно только то, что все эти мысли хорошие.

Я скрещиваю пальцы в надежде, что все это случится со мной, потому что тогда я смогу не потерять Ласи, пусть даже мы не будем вместе, не столько ее, сколько ее веру в меня, не столько для меня, сколько для нее — чтобы она знала, что она никогда не покидала меня, что я благодарен ей за все, что она сделала для меня, даже если я этого и не показывал. И это не значит, что я ее больше не люблю, просто я люблю ее по-другому, люблю ее так, как другой любит молитву, люблю за то, что она так беспокоится обо мне и пытается спасти.

Я знаю, что есть еще одна вещь, которую я должен сделать.

Я знаю, что ни одно из этих чудесных мечтаний не осуществится, пока я не покончу с плохим. Я знаю, что только он может мне в этом помочь, что именно любовь отца — это главное, что мне необходимо, если спасение вообще возможно для меня, потому что пока мое спасение не появится в его глазах, я всегда буду испорченным товаром.

Исцеление

Все, что когда-либо говорил; мне мой отец, это полная чушь.

Вот почему я чувствую, что лучше поговорить с кем-нибудь другим, прежде чем я поговорю с ним. Потому я не иду к нему сразу, как только возвращаюсь домой. Потому я и иду к себе в комнату, что я до сих пор боюсь, что он меня не поймет.

Когда он заходит в мою комнату, я представляю себе, что это будет обычная чушь, как всегда, и это все, что ему нужно сказать. Я готов к этому, я готов пропустить это мимо ушей, если это все равно позволит ему принять меня.

Он не закатывает глаза, когда садится на мою кровать, он не открывает рот для того, чтобы читать мне мораль — первое, что он говорит мне, это то, что он не был хорошим отцом.

Я кладу руки под свои коленки, и мне интересно, может ли одно верное замечание стереть всю предыдущую чушь за один раз.

Я говорю ему, что понимаю, что Дженет рассказала ему о том, что я сказал ей, и он отводит взгляд в сторону:

— Да, она рассказала мне, — говорит он, его голос похож на маленький огонь, на шум смолкающего двигателя, когда выключают зажигание.

Никто из нас не может заставить себя взглянуть на другого, поэтому мы оба смотрим в пол и мысленно засекаем время, гадая, правильно или неправильно то, что мы хотим сказать, потому что мы оба оказались в незнакомой ситуации, мы оба учимся быть честными по отношению друг к другу.

И все кажется по-другому, кажется, что нас разделяет не так много, как это было раньше. Я чувствую тепло, но не как от одеяла, больше похоже на то, как нагревается ружье — это то, что меня пугает в этом тепле, потому что я знаю, что холод потом не вернется.

Когда он наконец начинает говорить, в его волосе ощущается вся тяжесть вины.

— Ты ни в чем не виноват, Бенджи, — и он смотрит на меня, впервые в жизни смотрит, чтобы увидеть меня, а не того, кого он хочет увидеть, не те досадные отличия от образца, которые он искал во мне, но чтобы увидеть меня таким, какой я на самом деле.

Все изменили не его слова и не те два простых предложения стали значимыми. Важно то, как я смотрю в его глаза.

Я ничего не говорю, я не говорю ему, хотя и хочу сказать, что он тоже ни в чем не виноват. Я не говорю ему, как много времени я провел, виня во всем его, и что сейчас это ушло, потому что я понимаю, что он ничего не мог сделать,

Я ничего этого не говорю, потому что он не дает мне никакой возможности, потому что он обнимает меня, как только я открываю рот, и я больше ничего не могу сказать.

Он обнимает меня впервые на моей памяти, с тех пор как я вырос и могу вспомнить это, поэтому я замираю, я делаю то, чего так долго хотел. Я понимаю, он считает, что я плачу из-за того, что случилось со мной, из-за мерзких, навязчивых воспоминаний, которые преследуют меня. Но я уже выплакался прошлой ночью, а сейчас все по-другому.

Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ему это.

Ему незачем вникать в эти различия — различия между тем, когда тебя ломают и когда исцеляют, ведь когда тебя ломают, ты отстраняешься, а когда тебя исцеляют, ты становишься ближе. Я не объясняю этого, потому что единственное, что имеет значение, — это то, что он продолжает меня обнимать, когда я обнимаю его.

— Мы прорвемся, чего бы это ни стоило, — говорит он. Но те слова, которые он хотел сказать после, застревают у него в горле — навсегда, лотому что самое важное он сказал своими руками.

И даже когда он отстраняется, я все еще чувствую его, надежность его рук, обнимающих меня, — это то, что останется со мной. После все уже будет неважно.

Я знаю, что потом, когда я буду писать об этом в своем блокноте, я запишу, что именно в тот момент я понял, что со мной все будет хорошо, что бы ни случилось, со мной все будет хорошо.

Я запишу последние три слова, что он сказал мне, прежде чем выйти из моей комнаты. Я запишу то, как он сказал мне, что любит меня.

Я запишу все, что произошло со мной, и не вырву ни единой странички. Я все оставлю так, как есть. Мне будет все равно, что подумают люди, если прочтут это, потому что я не позволю себе стыдиться и дальше.

Я напишу Ласи и расскажу ей о том, что она сделала для меня даже больше, чем думает, и что несмотря на то, что мы не вместе, я всегда буду любить ее так же, как это было раньше.

Я напишу для Рианны стихотворение, котоpoe я покажу ей завтра, и, прочитав его, она поймет, что она на самом деле для меня значит, она поймет, что никогда не будет некрасивой для меня.

Потом я напишу о том, что начал понимать, что демонов не существует, что я принимал за демонов ангелов в их обличье, потому что в конечном итоге они подарили мне отца, друга и девушку, которой необходимо, чтобы я любил ее так сильно, как я нуждаюсь в ней, и запишу, что думаю, что все плохое, произошедшее со мной, все, что случилось, все к лучшему, ведь неприятности не могут сделать нас слабыми, если мы не захотим.

Потому что в глубине души я чувствую, что никто не сможет лишить меня этого.

Я чувствую это в душе, где было такмного пустоты.

Потому что сейчас я узнал кое-что новое — понял, что я человек.

И неважно, нормальный ли я и соответствую ли я нормам.

Мне даже неважно, замечают ли это остальные.

Потому что я знаю, что это так.

Я знаю, что нет ничего плохого в том, чтобы быть собой.

Примечания

1

Аксель Роуз — вокалист легендарной группы Guns'N'Roses. В качестве эпиграфа используются слова из песни «Oh, My God».

2

Джон Фручианте — бывший гитарист «Red Hot Chili Peppers», известность ему также принесли и его сольные альбомы.

3

Оана Бан — румынская гимнастка, олимпийская чемпионка 2004 года в командном первенстве.

4

Ричи Мэник — один из участников английской «альтернативной» группы «Manic street preachers», «Manic street preachers» много и с успехом гастролировали. Однако через год успешное течение дел Выло нарушено исчезновением Ричи. Он страдал пристрастием к алкоголю, анорексией и маниакально-депрессивным психозом, поэтому неудивительно, что его машину нашли неподалеку от моста «Severn», излюбленного места самоубийц.

5

В американских средних школах нанимают специалиста, который советует ученикам, какие предметы изучать, а также помогает в решении проблем личного и эмоционального характера.

6

Средняя школа США — 9-12 клаcc общеобразовательной школы с четырехлетним сроком обучении (возраст 14–17 или 15–18 лет), дающая, также некоторые профессиональные навыки.

7

Травка (сленг) — марихуана. Наркоманы в качестве трубки часто используют пластиковую бутылку, заполненную водой приблизительно наполовину. Сигарета вставляется в прорезь ниже уровня воды. Дым вдыхается через горлышко бутылки, очевидно, для того, чтобы смягчить жесткий дым марихуаны.

8

Герои детской сказки «Паутинка Шарлотты» (Charlotte's web), написанной Элвин Брукс Уайт. Шарлотта — паук, живущий в сарае свиньи по имени Уилбер. Свинье грозит участь всех свиней, и шарлота решает спасти своего друга. Она сплетает из паутины слова Some pig, таким образом внушая окружающим, что Уилбер — не простая свинья.