Анастасия Дробина - Дорогой длинною
– Вот это верно, последи. Наших девок возьмём, Стешку с Алёнкой.
Феньку Трофимову нужно будет у родителей попросить. Ну, это я сама схожу.
Варьку непременно… И Илью. Илья, пойдёшь завтра к графу? Илья! Илья!!!
– Чего? - наконец очнулся он.
– Замёрз, что ли, парень? Я спрашиваю, завтра с сестрой поедете с нами?
– Конечно, поедут, - весело ответила вместо Ильи Настя. - И петь будут обязательно. Тётя Маша, ты послушай, как Илья "Не пробуждай" поёт. Мы с Митро весь вечер мучились, а он пришёл - и сразу! Илья, прошу, давай ещё раз, пусть тётя Маша послушает! Надо упросить отца, пусть они с Варькой это споют завтра.
Илья пожал плечами. Петь совсем не хотелось. Перед глазами ещё стояло изумлённое лицо Насти, слышался её изменившийся голос: "Вернулся?.." Но отказаться было нельзя, и Илья молча кивнул взявшемуся за гитару Митро.
Он ушёл из Большого дома около полуночи, когда Настя и Марья Васильевна, сославшись на усталость, отправились спать. За весь вечер Илья так и не решился спросить у Митро - кто этот Сбежнев, из-за которого так вскинулась Настька. "Завтра сам посмотрю", - твёрдо решил Илья, идя по обледеневшему тротуару домой.
*****Весь следующий день был холодным и сумеречным. Только к вечеру сквозь свинцовые тучи, обложившие небо, пробился багровый луч. Кузьма немедленно вскарабкался на обледенелую ветлу и заявил оттуда, что закат - "как в аду":
– Тучи, ромалэ, красные, и крыши в Замоскворечье все в киселе. Ох, не к добру!
– Чтоб твой язык в узел завязался! - рассердился Илья. Он стоял на крыльце и с беспокойством посматривал на пламенеющее небо. - Это к ветру.
Завтра опять снежных туч нагонит. Варька, скоро ты там?
– Сейчас, господи… - раздался плачущий голос из горницы. Варька, у которой перед самым выходом оторвалась оборка на любимом синем платье, наспех пришивала её, от волнения то и дело обрывая нитку.
На крыльцо вышла Макарьевна с пустым ведром, озабоченно спросила у Ильи:
– Поесть не хотите, печенеги? Надо бы перед работой…
– Нет, - коротко отказался Илья. Он и сам не думал, что будет так волноваться. За весь день у него крошки не было во рту, но при одной мысли о еде становилось дурно.
– Чявалэ, скоро вы? - в калитке показались двое из братьев Конаковых. – Наши уже все на улице, ждут. От Ворониных сани прислали.
– Идём. Кузьма, слезай! Варька, живо!
Как и предсказывала Марья Васильевна, хоревод велел ехать к Ворониным лишь некоторым. Десять человек уже стояли у ворот Большого дома. Их ожидали двое просторных саней, запряжённых красивыми игреневыми лошадками. Илья с Варькой последними вскочили в сани, и игреневые, подняв снежную пургу, рванули с места.
На Пречистенку подкатили в сумерках. Большой особняк дома Ворониных смутно белел из-за чугунного узора решётки. С высокого крыльца навстречу цыганам сбежал седой слуга:
– Яков Васильич, ну наконец-то!
– Ждут, Феофилактыч?
– А как же! Ещё бы! Уже три раза спросить изволили! Просим к их сиятельству наверх!
– С богом, чавалы, - серьёзно пожелали привёзшие хор извозчики.
Чугунные ворота распахнулись, и цыгане цепочкой пошли по расчищенной от снега дорожке к дому.
Сначала Илья увидел лестницу. Широкую, белую, всю сверкающую, покрытую ковром, на который, казалось, страшно ступить сапогом. Илья так и замер у его мохнатого края, но, увидев, как решительно идут по нему другие, шагнул тоже. Украдкой посмотрел наверх. Потолок был высоко-высоко, голова закружилась от сияния свечей в огромной хрустальной люстре. По розовым стенам вилась позолота, толстые белые ангелы поддерживали макушки колонн. Илья растерянно шагнул в сторону. Уж на что у Баташева богато было, но такого…
– Идём, - чуть слышно сказал Митро. Сбоку мелькнуло улыбающееся лицо Варьки. Сестра держалась совершенно свободно, и, глядя на неё, Илья немного успокоился.
Они толпой поднялись по сказочной лестнице, миновали длинный, освещённый гроздьями свечей коридор, прошли бесконечную анфиладу комнат. Взгляд Ильи натыкался то на белую статую, то на массивный, увешанный бронзовым виноградом канделябр, то на картину с голой, развалившейся поперёк кровати бабой. Илья даже замедлил шаг возле неё и убедился: точно, совсем голая. В лицо ударила кровь, он поспешно отвернулся и поискал глазами Варьку: не видела ли, спаси бог, она. Но другие цыгане почему-то не обратили на срамную бабу никакого внимания. Хор пересёк последний коридор и остановился перед распахнутыми дверями.
Это была небольшая комната с натёртым паркетом, канделябрами и диванами вдоль стен. Горели свечи, жёлтые огоньки отражались в паркетном зеркале, прыгали по стенам, дрожали в чёрных стёклах высоких окон. У дальней стены темнел камин с догорающими в нём углями. На диванах и стульях сидело несколько человек. Все они были молоды, все - в офицерской форме.
Цыган встретили восторженными возгласами. Один из гостей, почти мальчик, в форме корнета радостно отсалютовал цыганам бутылкой с шампанским, помахал Насте. С низкого, обитого зелёным бархатом дивана поднялся хозяин - граф Воронин. Он быстрыми шагами пересёк комнату.
– А, Яков Васильич, добрый вечер! Что ж так долго? Мы все вас ждём!
– Здравствуйте, Иван Аполлонович! - чинно поздоровался хоревод. - Так спешили, что с ног сбились. Какая честь - для вас петь, сами знаете…
– Сергей Александрович… - вдруг послышался тихий голос Насти.
Илья вздрогнул и обернулся. Настя смотрела на бархатный зелёный диван в дальнем углу, и весь хор повернулся туда же. С дивана поднялся и, чуть прихрамывая, пошёл к цыганам невысокий человек в тёмном шевиотовом костюме.
Он один из всех гостей был в штатском, но его выправка и широкий разворот плеч выдавали человека военного. На вид ему было около тридцати. Подойдя к цыганам, он улыбнулся. Со смуглого лица блеснули яркие синие глаза.
– Сергей Александрыч! Здравствуйте! Вот радость-то, а мы вас к Рождеству ждали! - взахлёб загомонили цыгане, и Илья догадался: они действительно рады.
– Это кто? - тихо спросил он у Митро.
– Сбежнев, - так же тихо отозвался тот. - Сергей Александрович. Князь, в турецкую кампанию воевал, герой Плевны, ранен был и по ранению в отставку выведен, награды имеет… Хороший человек.
Вздрогнув, Илья впился глазами в лицо князя. Тот тем временем здоровался с окружившими его цыганами. Он всех знал по именам, осведомился у Марьи Васильевны о здоровье её племянницы, свалившейся два дня назад с лихорадкой, поздравил заулыбавшегося Ваньку Конакова с рождением сына, озабоченно спросил у Матрёши, верно ли то, что та выходит замуж, и, получив подтверждение, попросил разрешения приехать на венчание. Матрёшка закраснелась:
– Много чести мне, Сергей Александрович. Лучше почаще в гости жалуйте. Рады вам всегда.
– Ну что твой Пегас? - с улыбкой спросил Сбежнев у Митро. - Взял заезд?
– Да вашими бы устами, Сергей Александрыч… - отмахнулся Митро, страстный игрок на тотализаторе. - Плахинская Одалиска на два корпуса обошла.
– А уговор наш помнишь?
– Как не помнить… Ладно, воля ваша, продаю за первую цену. Только не надейтесь, ему Одалиску в жизни не обойти. Плахин петушиное слово знает, он её к татарам за Крестьянскую заставу водил. Они нашептали ему что-то, так теперь ни одного заезда у неё не выиграешь. Зефир бубликовский - и тот обремизился…
– Настенька… - вдруг произнёс Сбежнев, и Митро на полуслове замолк.
Настя, до этого не проронившая ни слова, шагнула вперёд. Сбежнев улыбнулся, взял её за руку, поцеловал тоненькие пальчики.
– Настенька, радость… Наконец-то я тебя вижу.
– Отчего ж не предупредили, Сергей Александрович? - как бы сердясь, укорила Настя, но Илья с острой болью под сердцем почувствовал: рада до смерти, проклятая… - Я вас к Рождеству жду, а вы… Ну что бы вам написать было?
– Видишь ли, я и сам не думал… - виновато ответил князь. - По правде сказать, дела мои ещё не окончены, но… но… Я ужасно скучал по тебе. И по всем вам! - он с улыбкой повернулся к цыганам. Те понимающе засмеялись.
– Когда вернулись? - строго спросила Настя.
– Вчера. Хотел в первый же день к вам в гости, но Ваня Воронин сказал, что вы все сегодня - у него. Ты ведь не обижена на меня, правда?
– Господь с вами, Сергей Александрович, - Настя улыбнулась, опустив ресницы. - Я рада, сами знаете. Мы все вас ждали. Вы у нас гость самый дорогой.
Тем временем хозяин дома обратился к главе хора:
– Ну что же, Яков Васильич, чем сегодня порадуешь? Романс, который я вам в прошлый раз напел, выучили?
– И его выучили, и других много, - сдержанно улыбнулся Яков Васильевич. - Позволите начать?
– Прошу, - кивнул Воронин, взял за руку Зину Хрустальную и, нашёптывая что-то ей на ухо, отошёл вместе с ней к бархатному дивану.
