Владимир Пистоленко - Товарищи

— Вон как ты заговорил, молодчик! — прервал его Сергей. — Значит, не симулянт?!

А Коля поднялся со стула и негодующе предложил:

— Васька, всыплем ему, а?

Только на одного Мазая, казалось, слова Бакланова не произвели никакого впечатления.

— Посиди ты, не прыгай, — остановил он Колю. — На все свое время. Я так, друзья, думаю: сегодня, для начала, помягче приговор, а не подействует — покрепче завернем. Вот тогда, Коля, может, и всыпать придется, да так, чтоб он сам себя в зеркале не узнал. Как вы думаете?.. Согласны? Какое назначим наказание, если, в случае чего, симулянт снова будет…

— Придумал! — воскликнул Коля, подняв руку. — Давайте так: не вышел па работу — без обеда оставить. Лодырей нужно сажать на голодный паек. Голодным долго не просидишь, а про Баклана и говорить нечего.

— Правильное предложение, — согласился Сергей, — он из-за еды удавится.

— Слыхал, Баклан, что массы говорят? — спросил Мазай. — А еще вот что — это уж от меня добавка: будешь палубу надраивать в этой комнате. Каждый день, пока в цеху больше ста процентов не дашь.

— Васька, постой-ка, — торопливо заговорил Коля. — Как же так у нас получается? За сегодняшний случай мы, выходит, никакого наказания Бакланову не вынесли? Нельзя так. Я вот что предлагаю: пускай он сейчас играет на языке и чечетку выбивает. Часа два подряд, и то еще мало лодырю.

— Принято, — согласился Мазай. — Ты, Сережка, как думаешь? Стоит Баклану заняться физзарядкой?

— Я как думаю? Физкультура ему на пользу. Вот как… Ну-ка, дадим место товарищу.

Мгновенно стол и стулья были отодвинуты в сторону, и Бакланов очутился на свободном месте.

— Ну, Баклан, — крикнул Сергей, — давай вычечечивай чечетку, вычечечивай четчей!

Бакланов молча повернулся, медленно подошел к своей койке и лег. Все опешили. Первым опомнился Сережка; он подбежал к Егору, схватил его за руку и потянул с койки:

— Вставай, вставай!

Бакланов резко вырвал руку и крикнул:

— Не приставайте! Слышите? Не приставайте!

Мазая будто подбросило на месте. Он шагнул, чуть ссутулился и остановился посреди комнаты, заложив руки за спину.

— Что? Что ты сказал? — чуть слышно, почти шепотом спросил он. — «Не приставайте»?! Ах ты, акула черноморская! Товарищеского суда не признаешь?

Одним прыжком Мазай очутился возле Бакланова, оттолкнул Сережку и крикнул во весь свой голос:

— Пляши, дух из тебя вон!

Казалось, еще мгновение — и он бросится на Бакланова, но тот уже соскочил с койки и, не отводя испуганного взгляда от разъяренного Мазая, спотыкаясь, попятился на середину комнаты. Ему было стыдно, так стыдно, что на глазах заблестели слезы. Но он видел только Мазая, готового в любую минуту осыпать его градом кулачных ударов.

— Ну?! — снова крикнул Мазай.

Бакланов медленно зашаркал ногами по полу, неумело выбивая чечетку.

В комнате наступила тишина, только чуть слышно постукивали об пол ботинки Егора да раздавалось его монотонное пение сквозь зубы.

— Играй на язык! — крикнул Мазай. — Что ты там мурлычешь?

Егор сдавленным шепотом зачастил:

— Чи-чи-чи, чи-чи-чи…

И вдруг в эти однообразные звуки ворвался спокойный, решительный голос:

— Не нужно, Бакланов. Не пляши.

Все оглянулись. Жутаев по-прежнему лежал в постели, только чуть приподнял голову. Бакланов в нерешительности остановился, испуганно поглядывая то на Мазая, то на Жутаева.

— Пляши, тебе говорят! — прикрикнул Мазай и обратился к Жутаеву: — Эй, ты, в трюме, помалкивай! Или хочешь на его место? Может, кулаки чешутся? Попробуй… интеллигенция. Мы тебя быстро отучим соваться, куда не просят.

Жутаев приподнялся на локте:

— Бакланова можно и нужно взгреть — может быть, даже под суд отдать. Каждому понятно, что он виноват. Но издеваться над человеком — нельзя. На это никто не имеет права. А насчет интеллигенции — это, брат, очень старая песня. Другие уже давно ее забыли, а ты, видно, только что подобрал ее на свалке и носишься, словно в игрушки играешь. Мой отец, если хочешь знать, прежде чем в инженеры вышел, котельщиком был. Понятно?.. А насчет Бакланова… Ты эту расправу над ним товарищеским судом назвал. Да разве же это товарищеский суд? Это просто хулиганская затея. Написать бы про вас в газету — не каждый поверит… Не пляши, Бакланов. Не надо.

— А ты, умница, не вмешивайся не в свое дело! — крикнул Жутаеву Сергей. — Мы сами знаем, что и как. Лежишь— и лежи, пока до тебя очередь не дошла. В Сергеевке надо было распоряжаться, а не здесь.

— Замолчать, Сережка! Погоди, — остановил его Мазай. — Мы сейчас разберемся.

Снова заложив руки за спину, он медленно пошел к Жутаеву.

Спокойный тон новичка опять вызвал в душе Мазая неясное чувство, похожее на страх. Когда они были наедине, Мазаю достаточным показалось оставить за собой последнее слово. Но сейчас — совсем другое дело. Коля и Сергей ждут от него решительных действий. Отступи он сейчас, обойди он молча непрошеное вмешательство Жутаева — это уже будет означать бессилие и боязнь.

— Так, говоришь, мы хулиганы?

Жутаев сел.

— Не придирайся, пожалуйста, к словам, — сказал он, — и не смотри на меня так грозно — все равно не испугаешь. Могу еще раз повторить все, что сказал. Да, Бакланов виноват, но ты организовал не товарищеский суд, а хулиганский самосуд. Кто тебе дал право издеваться над другими? Кто? Или, может, Советской Конституции не знаешь? Не учил? Тогда почитай — поймешь.

— Ты мне зубы не заговаривай! Слыхали, ребята? Лучших учеников хулиганами назвал! Значит, мы хулиганы? Говори, не выкручивайся!

— Ты кулаками не размахивай. А еще староста…

— Тебя не спросили, кого выбирать! — вмешался Сергей.

Мазаю хотелось наброситься на Жутаева, избить его, оскорбить, но неожиданно для себя он ограничился угрозой:

— Я с тобой еще потолкую! Не сегодня, так завтра.

Сергей и Коля удивленно посмотрели на него. Мазай почувствовал большую неловкость перед приятелями, словно подвел их. Он понял, что в столкновении одержал верх Жутаев.

Тот как сидел на койке, так и остался сидеть, весь напряженный, но спокойный, а вот он, Мазай, подошел к новичку, чтобы проучить, заставить замолчать, и ничего не сделал. Это же похоже на постыдное отступление! Нет, Мазай отступить не может, да еще в присутствии приятелей.

— Ишь ты, книжки разложил! Карточки расставил! — презрительно сказал он и резким движением руки смахнул портреты с тумбочки на пол.

Жутаев вскрикнул и бросился на Мазая. Тот не успел опомниться, как оказался на полу и на него посыпались удары. Мазаю не раз приходилось драться, но такого стремительного, такого яростного нападения он никогда не испытывал. И Васька закричал диким голосом что-то бессвязное…

Жутаев, опомнившись, оставил Мазая и, никого не видя, ни на кого не глядя, весь дрожа, подобрал с полу портреты.

— Мою маму… моих родителей…

Все молчали.

Мазай прерывисто дышал, и это было похоже на всхлипывания.

В дверь постучали. Бакланов повернул ключ. В комнату вошел Гущин.

— В чем дело? Кто сейчас кричал?

— Никто не кричал, — ответил Коля.

— Васька Мазай с новеньким сцепился, — оживленно доложил Бакланов.

— И не ври, Баклан! — возразил Сергей. — Новенький сам напал на Ваську и избил его. А Мазай тут совсем ни при чем. Кто затеял драку, с того и спрашивать. Нечего тут на Мазая…

— Ну… — наконец придя в себя, заговорил Мазай, обращаясь к Жутаеву, — это тебе так не пройдет. Попомнишь Мазая… А ты, Баклан, в десять раз больше!

Комендант укоризненно покачал головой:

— Опять подрались? Как всегда, видно, на нового человека обрушились. — Заметив, что Сергей что-то хочет сказать, он поднял руку. — И не говорите, все и так знаю. Как вам только не совестно! Вместе учитесь, бок о бок живете, а словно чужие. Ну что ж, пойдем, — обратился он к Жутаеву. — Собирайся, и пойдем ко мне, у меня переночуешь. А завтра в другую комнату переведем. Найдем место и поспокойней.

— Правильно, товарищ комендант, — одобрил Сергей. — Общежитие большое, одному человеку можно найти место. Он не подходит в нашу комнату… Правда, Васька?

— Завтра дирекция разберется, кто куда подходит. Собирайся, паренек. И поспать-то тебе не дали.

— Спасибо, — ответил Жутаев, — но я отсюда никуда не уйду.

Комендант удивленно посмотрел на пего:

— Гляди сам, тебе виднее. Я хотел для тебя лучше сделать.

ПОБЕГ

Бакланов поднялся с постели, когда все в комнате еще спали. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, он, не зажигая огня, оделся и сходил в умывальню. Осторожно, боясь, как бы не скрипнуть, он присел на край койки и, уставившись в окно, ожидал утра.

Когда за окном начало синеть, в здании послышались первые признаки пробуждения: кто-то пробежал по лестнице, где-то стукнула дверь, кто-то прошел по коридору, вполголоса разговаривая.