Марга Минко - Стеклянный мост

— У меня дочка твоих лет, — сказала она. И улыбнулась.

— Да? — сказала я. — Идти было очень жарко.

— Но здесь-то прохладно. Я не знаю, где она сейчас.

— Кто? — спросила я.

— Моя дочь, — ответила она.

— О да, — сказала я. И добавила: — Мне пришлось очень долго идти пешком.

— Это очень глухие места, — согласилась женщина. — Она тоже должна была приехать сюда; так было бы лучше всего.

— Конечно, — сказала я, — этот дом ужасно далеко от перекрестка.

— Ты останешься здесь? — спросила она.

— Не знаю, — ответила я.

Когда все поели, дядя Ханнес стал читать молитву. Остальные склонили головы. После молитвы все встали и вышли из комнаты. За столом осталась одна я.

— Вот видишь, сколько у меня скрывается народу, — сказал мне дядя Ханнес.

Я кивнула.

— Вижу.

— Больше я никого не могу спрятать, — сказал он. — Ты должна уйти дальше.

— Хорошо, — ответила я.

— Парень тебя проводит, — продолжал дядя Ханнес.

Он стал у окна. Вошла краснощекая девушка и убрала со стола.

— Видишь вон то дерево? — спросил дядя Ханнес, указывая куда-то вдаль. Я встала и подошла к нему. — Когда подойдешь к дереву, увидишь железнодорожный переезд. Там и подожди.

Та же краснощекая девушка начала подметать. На полу было много сора и хлебных крошек. Под стулом, где сидел мальчик с темно-карими глазами, — несколько хлебных корок. Я нерешительно побрела к двери, не зная, когда уходить, — прямо сейчас или немного попозже. Дядя Ханнес по-прежнему смотрел в окно. Девушка замела крошки на ржавый лист жести.

— Всего тебе наилучшего, — сказал дядя Ханнес, обернулся и кивнул мне.

Я вышла из комнаты. В коридоре стоял мой чемодан. На улице светило жаркое солнце и стоял тяжелый запах навоза. Я пересекла двор и, не оглядываясь, зашагала по дороге.

Кровать

Парень подъехал с двумя велосипедами. Я стояла у неохраняемого переезда и издалека увидела его белокурый чуб и докрасна обожженное солнцем лицо. Он прислонил велосипеды к столбу, взял у меня чемодан и привязал его к багажнику своего велосипеда.

— Нам в эту сторону. — Он указал на тропинку, бежавшую через луг. Я молча кивнула и села на велосипед. Провожатый поехал впереди меня по песчаной дорожке.

Зной усилился. Около изгороди стояла лошадь, отгоняя хвостом мух. Там и сям паслись коровы, они лениво поворачивали головы и меланхолично смотрели на нас. Мой спутник ехал не оглядываясь. Песок под колесами был сухой, сыпучий, и передвигаться становилось все труднее. Чтобы не отстать, я изо всех сил нажимала на педали. Только когда мы свернули на другую тропинку, стало немного полегче. Так мы добрались до канала, по обоим берегам которого стояли небольшие дома. Парень подъехал ко мне и сказал:

— Мы почти у цели. — Видно, и ему было очень жарко, потому что шею и затылок он прикрыл носовым платком.

По всей деревне хозяйки мыли швабрами тротуары перед домами и протирали окна. В высокой траве на берегу играли дети. Одинокий рыболов неподвижно уставился на свой поплавок. У одного из домов мы остановились. Мне казалось, будто одежда у меня накрепко прилипла к телу.

— Здесь, — сказал мой проводник. По гравийной дорожке мы обошли дом, где была открыта дверь на кухню.

За столом женщина чистила картошку. У нее было худое лицо с острым носиком, светлые волосы висели неряшливыми прядями.

— Вот она, приехала, — сказал парень.

— Кто? — спросила женщина, подняв на него глаза.

— Та девушка, — ответил он.

— Ну и что? — Она продолжала сидеть с недочищенной картофелиной в руке; другой рукой она отбросила волосы назад.

— Вы же слышали о ней? — спросил мой спутник. — Разве вам не сообщали?

— Да, конечно, — сказала женщина. Она говорила медленно, вялым голосом. — Но я не знала, что она приедет именно сегодня.

— Уже приехала, — сказал парень.

Я все это время стояла в дверях, одной ногой на тропинке, другой на пороге. Хозяйка мельком взглянула на меня и опять принялась чистить картофель.

— У нас нет кровати, — сказала она.

— Привезут, — ответил парень.

— Когда?

— Может, еще сегодня или завтра, я так думаю.

— Хорошо, если так.

— Мне пора, — сказал парень. Он вышел из кухни и взмахнул рукой. — Счастливо! — крикнул он мне.

Уезжал он, ведя второй велосипед одной рукой, так же, как приехал на железнодорожный переезд.

— Садитесь же, — сказала женщина.

Я села к столу напротив нее. Очищенные картофелины с громким всплеском падали в кастрюлю. Холодная вода брызгала мне на ногу, и я каждый раз вздрагивала. Но все-таки ногу не убирала. Как изнемогающий от зноя путник жадно ловит губами редкие капли дождя, так и я при падении очередной очищенной картофелины с нетерпением ждала освежающего прикосновения холодных брызг.

— Мы едим много картошки, — сказала хозяйка, когда кастрюля наполнилась.

— У вас, наверно, большая семья? — спросила я.

— Нас шестеро, — ответила она, — и скоро добавится еще один.

— В нашей семье было пять человек, — сказала я. — Не помню, чтобы у нас дома чистили столько картошки.

— Остальных забрали? — спросила она.

— Да, — ответила я.

— Говорят, оттуда никто не возвращается.

Она подняла голову. На улице заскрипел гравий. Несколько мальчишек с шумом ворвались в комнату, за ними вошел мужчина. Высокий, крепкий, с огромными руками. Он молча посмотрел на меня. Дети тоже притихли.

— Нам нужна еще одна кровать, — сказала женщина.

— Конечно, — подтвердил мужчина, — а они разве не прислали?

— Парень сказал, что привезут — сегодня или завтра.

— Ладно, — сказал он, — пока она переночует в одной постели с тобой, а я как-нибудь устроюсь с ребятами.

Он опустился в старое кресло, а ноги положил на край стола. На ногах были толстые черные носки. Кломпы он оставил у порога.

— Мы скажем, что ты наша племянница из Роттердама, — сказал он мне.

— У нас нет родственников в Роттердаме, — возразила жена.

— У нас много родственников в Роттердаме, — повторил он. — У меня, во всяком случае, есть племянник, который там жил.

— А если кровать так и не привезут? — опять начала жена.

— Тогда я сам за ней съезжу, — ответил муж. Он свернул сигарету. Женщина подбросила в печку дров и поставила кастрюлю с картошкой на плиту. Дрова затрещали, кухня наполнилась запахом смолы и дыма. Дети убежали на улицу, но то и дело заглядывали в окно. В кухне стало душно и жарко. Женщина поставила на стол тарелки.

Я насчитала семь тарелок.

Юла

Наш сосед Ринус удил с берега рыбу. Я села рядом и стала следить за поплавком.

— Хочешь покататься на лодке? — предложил он, не выпуская из рук удочку. Деревянную ногу он выставил перед собой, и она лежала, точно весло, забытое кем-то в траве.

— Да, — ответила я, — хорошо бы сегодня немного погрести.

— Ну и ладно, — сказал он, — бери лодку, мне она не нужна.

Он часто разрешал мне брать лодку, потому что сам пользовался ею редко. Большей частью удил рыбу с берега. С тех пор как потерял ногу — по его словам, это случилось из-за трактора, — он почти ничего не делал. Я еще немного посидела возле него. Солнце уютно пригревало спину; меня охватила такая лень, что я с удовольствием провалялась бы весь день здесь, на берегу. Но надо было возвращаться в деревню.

— Посмотри-ка, — сказал Ринус. — Еще один появился.

Сначала я подумала, что он что-нибудь поймал, но он смотрел высоко в голубое небо, где с жужжанием двигалась серебристая точка.

— Теперь уж недолго осталось, — заметил он, — вот увидишь.

Я вспомнила отца, который говорил то же самое. Ринус опять уставился на свой поплавок. Даже когда вслед за первым пролетели еще несколько самолетов, он упорно смотрел только на воду. Я встала, подошла к лодке, оттолкнула ее от берега и, медленно работая веслами, направилась на середину озера. Ринус становился все меньше и меньше. Единственным звуком в мире был теперь плеск воды о борта лодки. Незаметно для себя я заплыла в заросли камыша. Сложила весла в лодку и уселась поудобней. Все казалось таким мирным и спокойным. Был солнечный летний день, а я просто каталась на лодке. Вдалеке прогудел поезд. Он вез людей отдыхать. Далеко за камышовыми зарослями виднелись стеклянные крыши алсмерских оранжерей. Сколько там цветов. Цветов, чтобы ставить в вазы. Чтобы дарить их в день рождения. "От всего сердца поздравляем и преподносим цветы". А я каталась на лодке. Как хорошо на воде.

С громким плеском в камышах скакнула лягушка. Пора было возвращаться. Раздвигая стебли камыша, я вывела лодку на свободную воду и направилась в сторону деревни.

Мы с Ваутом договорились встретиться в кафе на станции. Я вошла и села к окну ждать его. Посетителей было немного. Патефон играл немецкие песенки. На улице дети играли с юлой. Но вот показался Ваут, неся в руке сумку моего брата.