Анар - Цейтнот
Странно, почему всегда, вспомнив Октая, подумав об Октае, он непременно начинал мысленно спорить с ним? И этот спор неизменно кончался в его, Фуада, пользу. Гипотетические возражения Октая, его ошибочные выводы, умозаключения, контраргументы порождали в нем еще большее упорство в защите собственных взглядов, точек зрения, убеждений. Фуад всегда хотел что-то доказать Октаю. Бедный Октай! Занят проектированием сельских бань и очень гордится своей деятельностью. Однако он столь энергично демонстрирует эту свою гордость, так часто бравирует ею, что возникает сомнение: насколько все это искренне? Архитектор с высшим образованием, диплом с отличием, но если в свои сорок он способен строить лишь районные бани, у него есть все основания посетовать на судьбу. Значит, на большее у него не хватает ни воли, ни сил, ни умения. Затем… пристрастие к бутылке. По правде говоря, и оно в какой-то степени повредило Октаю в его карьере.
Бедный Фуад Салахлы тоже много пил. Сам Фуад не станет утверждать, как некоторые считают, что и дружили-то они, Октай Мурадов и Фуад Салахлы, на почве выпивки. Так-то… Но Фуад Салахлы — это все-таки Фуад Салахлы. Человек с именем, заслугами. Уважаемая личность! Умер — в газете некролог, и хоронят во «второй почетной аллее». А если, конечно, не дай бог, завтра умрет Октай Мурадов, что он оставит после себя? Районные бани? Чистота — залог здоровья?! А может, он, Октай, на большее и не способен? Институтские успехи ни о чем еще не говорят. К тому же, в те годы Фуад Салахлы взял Октая под свое крылышко. Фуад хорошо помнит защиту Октаем диплома: тот день превратили чуть ли не в праздник, триумф какой-то. Все в один голос кричали о великой будущности Октая. Новый Корбюзье! Райт! Братья Веснины! Все пятеро — в одном лице! Дадашев и Усейнов — в одном лице! А что потом? Районные бани. Чистота — залог здоровья. Выходит, пороху-то у Октая было всего лишь на один выстрел. Бедняга Октай не понимает, что жизнь — не вереница триумфов, но каждодневная, каждочасная, каждоминутная борьба. Серьезная, тяжелая борьба, в которой побеждают только сильные, только упорные. Октай никак не хочет этого уразуметь. И даже сам Фуад, то есть Большой Фуад, Фуад Салахлы, тоже не понимает этого, вернее — не понимал, царство ему небесное! Так и ушел, не постигнув до конца главной истины: если хочешь победить, хочешь достичь поставленной цели, ты должен показать всем свою мощь, свою силу; пусть люди почувствуют твою энергию, узнают о твоих возможностях. Тогда, во время той их первой встречи, Фуад пытался внушить эти мысли Октаю, но Октай слушать ничего не хотел. Больше того, из его слов выходило, будто он во всех отношениях удачливее и счастливее Фуада, доволен и своей судьбой, и работой, словом, все у него в жизни замечательно. Фуад извинился перед Октаем за то, что не может уделить ему больше времени, показал свой блокнот:
— Вот мой рабочий день. Сейчас час дня, так?.. В два — встреча в райкоме. В три — надо быть на приеме у министра. В четыре — с главным архитектором едем на объект. В половине пятого ко мне придут работники конструкторского бюро. В пять — встреча с Новрузовым.
— Ты там пометь еще одну встречу — с самим собой, — сказал шутливо Октай.
Фуад улыбнулся:
— Ты прав, действительно не остается времени для встречи с самим собой. — Взял ручку, написал у себя в блокноте: «Встреча с самим собой!» Показал Октаю. Оба посмеялись.
Но удивительно было другое. Обычно в конце дня, подводя итоги сделанному, Фуад вычеркивал из блокнота то, что было выполнено, а невыполненные дела, несостоявшиеся встречи переносил на завтра или на какой-нибудь другой день. Так вот, после той встречи с Октаем среди «невыполненного», «несостоявшегося» неизменно оказывалась и… «встреча с самим собой!». Он автоматически вписывал фразу в дела следующего дня. Это стало привычкой.
Захрипел селектор.
— Да, Ахмед-муаллим…
— Фуад, мы начинаем. Ждем тебя.
— Иду.
Он встал из-за стола, направился к двери. В кабинет вошла Нелли. Сказала как-то многозначительно (правда, это едва улавливалось):
— Фуад Курбанович, возьмите трубку.
— Кто?.. Я иду на совещание.
Нелли произнесла все с той же едва уловимой многозначительностью:
— Рейхан-ханум.
«Совсем некстати!»
Они познакомились два года назад. Рейхан работала в газете, пришла брать у него интервью. Симпатичная молодая женщина. Она сразу же приглянулась Фуаду. И хотя, как всегда, времени у него было в обрез, они проговорили больше часа. Собственно, для интервью вполне хватило бы и двадцати минут. Однако Фуад отвечал на вопросы корреспондентки слишком обстоятельно. Несомненно, ему хотелось показать себя. К концу разговора выяснилось, что миловидная журналистка не случайно пришла к нему брать интервью. Была у нее и личная просьба. Несколько месяцев назад Рейхан развелась с мужем и теперь хочет произвести обмен жилплощади, вернее — получить отдельную квартиру. Не может ли Фуад оказать содействие? Фуад оказал: устроил ей однокомнатную квартиру в Восьмом микрорайоне. В день получения ордера Рейхан с сияющими глазами пришла в кабинет Фуада. Она была счастлива, взволнована. Благодарила Фуада, не выдержала — расплакалась. Фуад начал успокаивать ее, сказал:
— Еще рано благодарить. Сначала поставим вам телефон. А то журналист — и без телефона!
Действительно, вскоре Рейхан оказалась с телефоном. Как-то вечером Фуад позвонил ей:
— Хочу завтра прийти посмотреть вашу квартиру.
Купил шесть серебряных подстаканников и шесть хрустальных стаканов.
— Стаканы — мои, чай — ваш.
Приятно беседуя, засиделись допоздна. Фуад рассказывал о своих поездках по зарубежным странам, где он побывал в составе делегаций. Как-никак объездил полмира! Рейхан слушала с большим вниманием и даже умилением. Через неделю снова увиделись. На этот раз Фуад принес ей букет гвоздик и дорогую хрустальную вазу для цветов. Рейхан была смущена:
— Ой, ну зачем? Честное слово, даже неудобно.
— Не оказалось целлофана, чтобы завернуть цветы, — пришлось купить вазу.
Посмеялись.
Уже потом, ночью, в минуту доверительной откровенности, Рейхан призналась ему, что он завоевал ее своим бескорыстием. Ведь ни тогда, когда Фуад устраивал ей квартиру, ни после, когда ей по его протекции установили телефон, он не дал ей понять (ни взглядом, ни намеком, ничем буквально), что она ему нравится. Это благородство, деликатность покорили ее сердце. Как Фуад мог сказать Рейхан, что уже в первую их встречу, во время того интервью у него в кабинете, он наметил себе четкую цель и точно знал, чем все должно кончиться? Эта связь была приятна им обоим и во всех отношениях устраивала Фуада. Восьмой микрорайон находится далеко от центра города, здесь его никто не знает, — почти полная гарантия того, что все будет шито-крыто. Не дай бог, узнает Румийя! Или Шовкю. Главное, конечно, чтобы не дошло до ушей Шовкю. Однажды Рейхан пришла к нему на работу. Фуад сказал ей: «Не надо!» Ее телефонные звонки тоже не нравились ему. Пожалуйста, вот уже и Нелли что-то почувствовала. Поистине, женская интуиция в подобных делах — непостижимая вещь. Как, каким образом они обо всем догадываются? По телефону он всегда разговаривал с Рейхан сухо, официально. Вот и сейчас…
Вернулся к столу, взял трубку:
— Да.
— Привет. Что случилось? Исчез, не звонишь…
— Клянусь, ни минуты свободной. Вздохнуть некогда. Как ты?
— Без тебя — плохо.
— Хорошо, не обижайся. На днях обязательно увидимся.
— На днях? — В голосе Рейхан обида и немного иронии.
— Непременно позвоню. Извини, у нас совещание. — И добавил, соврав: — Здесь, у меня.
— Буду ждать. Позвони.
Фуад положил трубку. Быстро, ловко, несколькими штрихами, нарисовал в блокноте, пониже списка дел, подобие цветка. И в записной книжке у него на страничке с буквой «р», напротив номера телефона Рейхан, был нарисован такой же цветок. Что это было — осторожность, конспирация или дань поэзии? Он и сам не знал. Разумеется, Фуад помнил номер телефона Рейхан, но так, без записной книжки, уже не полагался на память. К тому же, когда долго не звонишь, существует опасность забыть номер телефона. Точно так же он боялся запамятовать дату ее рождения. Если он не поздравит в этот день Рейхан, она сильно обидится. Вот поэтому и в календарике, который имелся у него в записной книжке, рядом с датой «9 сентября» он нарисовал крошечный иероглиф — цветок, который как бы символизировал Рейхан, был ее эмблемой.
Однако вся эта история слишком затянулась. Их связь продолжалась уже полтора года. Отходя от стола, Фуад подумал: «Бесперспективная связь. Все прогорело. Пора кончать». Кажется, Рейхан раньше, чем он, почувствовала приближение кризиса, потому и встревожена. Бедная Рейхан! Привязалась к нему всем сердцем. Да, привыкла, присохла, для нее расставание не пройдет безболезненно. Но если они не расстанутся сейчас, потом боль будет еще мучительнее: она еще больше привяжется к нему. Разве иногда привязанность не бывает такой же великой силой, как любовь, далее сильнее любви? Фуад знал это.
