Цилия Лачева - Виновата любовь
— Когда я упомянула о диссертации, он встал и начал ходить взад-вперед. Назвал мне несколько тем, которых я не запомнила. Обещал помочь. Я убеждена: он бы мне помог. Он всегда держал слово.
Заказав еще рюмку коньяку, она проглотила его рассеянно, точно воду.
— Смотрите не привыкайте, — тихо посоветовал Климент.
— Ну так что же из этого? — огрызнулась Фани. — Можно подумать, что кому-то я очень нужна.
— Нужны всем. Всему обществу.
Слова прозвучали назидательно, неискренне, не к месту. Пока никто не интересовался этой молодой девушкой. Никто не спрашивал, довольна ли она собой или несчастлива, одинока. Пьет ли она бренди или довольствуется чашкой чаю из лекарственных трав. Людей на заводе много, и все они захвачены своей огромной, страшной игрой с огнем да железом. Они выползали изможденные, мокрые от пота и расходились — каждый к своим заботам и незавершенным делам.
— Что-нибудь еще он вам говорил?
Фани приподняла плечи, так и застыв в этой позе. А следователь подумал, как быстро человек забывает о своей боли. Чуть только выздоровеет. Или: чуть только причина боли исчезнет.
— Он пошел пешком. Хотел поразмяться. Собирался переночевать у какого-то друга где-то поблизости. Потом посмотрел на часы и сказал, что успеет на поезд — на последний. Я слишком быстро закрыла за ним дверь. До сих пор об этом жалею. Может, я его обидела? Не знаю.
— Вы встречались после этого?
— В столовой. Один раз были в кино. Он меня проводил до общежития и сказал, что годен на все, кроме женитьбы. Для брака, говорит, необходим талант, призвание, а ему их не хватает — пока. «Извини, — говорит, — может, я тебя огорчил…» Я не стала ему говорить, что каждый таков, каков есть. Почему меня должен потрясти факт, тем более очевидный? Сказал, что уже сейчас ревнует меня к тому, кто станет моим супругом. Я ответила, что это все выдумки. А вы как считаете?
— Я не знаю этого человека, — сказал Климент. — Но знаю, что в человеческой жизни бывают разные случайности, настроения, невероятные всякие события. Может, он смог бы вас полюбить по-настоящему, на всю жизнь.
— Может быть, — сухо ответила Фани. — Но, в общем, я сама отвечаю за свою жизнь.
— Бывает просто необходимо взять себя в руки и настроиться на полезные дела…
— Если, — перебила она, — что-нибудь невероятное не собьет с толку. На всю жизнь…
Вдруг повеселев, Фани посмотрела на него и открыла свою кожаную сумку.
— Не надо, — встрепенулся Климент, — оставьте, мне было приятно посидеть с вами.
6В ручной клади, которую родители привезли Теофане из Ливии, она нашла книгу в помятой мягкой обложке. В заголовке странно сочетались и вопрос, и напоминание: «Ты помнишь еще обо мне, дорогой Джерри?» Книжонка стоила столько же, сколько пакетик жевательной резинки или бутылка кока-колы. Умостившись как следует, удобно подбив подушку, усталая после хождения по пустынным воскресным улицам, Фани проглотила ее до полуночи. В книге рассказывалось, как молодая миллионерша обнаруживает, что жених влюблен в ее деньги, а она мечтает, чтобы ее любили ради нее самой. Поступив на работу под чужим именем, ездит в метро, одевается в магазинах готового платья, носит очки, как все секретарши. Очень скоро ее шеф, владелец фабрики, безумно влюбляется в свою «бедную» секретаршу. И она в него. Она исповедуется — рассказывает ему, кто она есть и с какой целью прибегла к маскараду. Фабрикант разочаровывается: ведь он тоже мечтал о бедной девушке, которая будет его любить! Они расстаются. Миллионерша с разбитым сердцем возвращается в свое роскошное жилище. Тридцать страниц терзаний…
Развязка происходит в сочельник. Идет пушистый снег. Несчастные влюбленные случайно встречаются где-то на углу улицы. Она роняет подарки, перевязанные шелковой лентой. Он медленно снимает свой новый котелок. Снег падает на его кудрявые волосы. Еще три страницы объяснений в любви. Поцелуй под заснеженным фонарем…
Фани бросила книгу. Потом, подняв ее, положила на тумбочку. Съела апельсин, а мысли все кружили вокруг фальшивой секретарши, судьба которой была чем-то похожа на ее судьбу.
Фани заботилась о своей бабушке, которая порядком надоела ее родителям, и теперь они разъезжали по Африке, зарабатывая свои деньги в джунглях. Как-то бабушка рассказала историю одной прошедшей жизни, в которой двигались, говорили и делали все остальное давно умершие люди. Фани поражало то, что мертвые походили на теперешних живых людей. И на нее в том числе… Она узнала о девушке Кларе Цек, словачке, ближайшей подруге бабушки, которая умерла от туберкулеза. «Представь себе, — говорила бабушка, — она умерла всего в три дня». Ее глаза наполнялись слезами, которые, однако, не проливались и не текли по щекам. Будто эта Клара умерла три дня назад, думала Фани. Жених бабушки погиб в ночь перед окончанием Балканской войны. Она не хотела никого другого себе в мужья, но ее вынудили, и она вышла замуж за богатого коммерсанта. В этом месте рассказа она сжимала руку своей внучки и говорила: «Брак должен быть по любви, доченька! Не выходи из-за денег. Все, что у меня есть, будет твоим. Ищи такую любовь, о которой в сказках сказывается, голую и босую. Деньги, даже если они зарыты глубоко в земле, светятся и манят. Пусть сначала тебя полюбят, а потом уж твое наследство. Я вышла за своего мужа из-за денег, не любила его и всю жизнь расплачивалась за его добро. Бедняга, он был неплохой человек. Но только ты похожа на меня». Фани смотрела на лошадиную физиономию бабушки и вздыхала.
Потом бабушка совсем ослабела, как-то выцвела, у нее часто был такой вид, будто она перепила, хотя она не пробовала даже швепса. Она переживала за внучку, подозревала, что та встречается с мужчинами, и боялась, что она выйдет за какого-нибудь проходимца. Все хотела поговорить с ней серьезно, но два события поколебали ее авторитет у Фани. Однажды она потерялась в сутолоке, среди незнакомых людей, и какая-то женщина привела ее домой, поддерживая за талию. В другой раз старушка вошла в кладовку, взяв с собой зажженную свечу и совершенно позабыв о том, что есть свет электрической лампочки. Возник небольшой пожар. Бабушке казалось невозможным после всего этого вести серьезные беседы с любимой внучкой. Она написала ей письмо, заклеила конверт и сошла вниз, чтобы опустить этот официальный документ в почтовый ящик. Фани его не получила, потому что, по ее предположению, бабушка забыла написать адрес, и девушка осталась без прощальных напутствий. Они были прощальными, потому что сразу после этого у бабушки началась сердечная недостаточность, и в суматохе, между телефонными разговорами и телеграммами в Африку, Фани впервые увидела мертвого человека — свою любимую бабушку.
Две одноклассницы Фани, которым были известны подробности, связанные с наследством, заявили: «Теперь у тебя полно денег!»
И они вглядывались в нее, чтобы понять, сколь велика перемена, происшедшая с ней. «Ты выйдешь замуж?» — спрашивала одна. «Что ты! — возмутилась Фани. — Меня будут добиваться из-за наследства, если узнают…» — «Они будут правы!» — сказала вторая и быстренько заказала себе еще порцию мороженого за счет наследницы. Обе подружки стали пить виски и джин и требовать сигареты «Кент», даже что-нибудь получше. Фани пригласила их на обед в ресторан «Копито» по случаю окончания учебного года. Они заказали самые дорогие блюда, отвлекаясь разговорами об открывшейся внизу панораме, вели себя как девицы, чье дело исключительно состоит в том, чтобы обедать в первоклассных ресторанах. Фани называли «старой подругой». Потому что старая дружба является, думали они, залогом справедливого раздела богатого настоящего. А ведь это была слепая случайность, которая выпала именно ей, как любая вещь, которая сваливается с неба. То, что Фани оказалось счастливицей, а не Кати или Павлинка, вовсе не означало, что им тоже не выпадет удача. У приятельниц разгулялся аппетит, они заказывали дорогие закуски и белые вина, охлажденные, словно для дипломатического приема. Все неутомимо, старательно жевали, пили и болтали. Фани с легкостью транжирила бабушкины деньги, давала чаевые, и, если какая-нибудь мелкая монета падала на пол, никто не утруждал себя нагнуться и подобрать ее.
А родители Фани, поборов африканскую лихорадку и страшное солнце (они были инженерами-строителями), высохшие, точно корни растений в безводной местности, вернулись и ухватились за наследство. Они клеили обои, красили дерево, строгали… И произвели несложный подсчет: будут сдавать квартиру, а деньги — класть на Фанину книжку. Наклеили светлые обои, купили мебель из легкого дерева. Блестящий паркет отражал рисунок китайской вазы, Фани увидела все это на закате — свет рассыпался на драгоценные блики. Он отражался в подсвечнике и в ведерке для льда, искрился, подобно молнии, упав на обнаженную поверхность сабли дамасской стали, висевшей над камином. Ветхая мебель с потертой плюшевой обивкой превратилась в воспоминание. Фани не выказала бурного восхищения, сопровождая в прогулке по комнатам своих родителей. «Правда, красиво?» — нетерпеливо спросил отец. «Неплохо, — как можно более лениво ответила Фани. — А там что?» — «Это моя шляпа, — ответил отец. — Люблю соломенные шляпы». — «Ага!» — сказала Фани и ушла в ванную — искупаться.
