Журнал «Искатель» - Слабые женские руки

Чарлз Вильямс

Слабые женские руки

Charles WILLIAMS. Murder with love, MRF.

Глава I

Я без толку торчал в своей конторе с девяти утра. На улицах, испепеленных зноем, почти не было никакого движения. Когда в Монктон-Сити наступает июль, никто в полдень не выходит из дома. Это я понимал, а потому никого не ждал и занимался тем, что перебирал в уме все знакомые мне уютные и прохладные бары. Но тут вошла мисс Флоренс Дигби. Как всегда, она была одета с иголочки и выглядела прекрасно. Адова жара на секретаршу совершенно не действовала.

— Вам звонит вахтер снизу, мистер Престон, — сказала девушка. — Там какой-то тип вас спрашивает. Только не похож он на наших обычных клиентов, и потому вахтер просил сначала проконсультироваться с вами, прежде чем разрешить ему пройти.

От одной мысли, что придется браться за дело, испортилось настроение.

— Что за тип? Чего хочет?

— Ничего не объясняет. Заявляет, ему известно, что вы частный детектив, и хочет видеть вас по личному вопросу. Ни с кем иным не желает разговаривать. Он, видите ли, из этих, из мексиканцев…

У мисс Дигби бабушка была из Техаса, а техасские аборигены воображают, будто они все еще находятся в состоянии войны с Мексикой.

— А имя-то у него есть?

— Моралес. Судя по описанию вахтера, смахивает на бродягу.

Вот так оно и бывает в моем чертовом бизнесе. Как раз тогда, когда душа горит в предвкушении хорошего обеда, надо принимать какого-то мексиканского бродягу, который жаждет рассказать всю свою биографию. Какое-то время я колебался: не послать ли его ко всем чертям? По лицу мисс Дигби можно было догадаться, она точно такого же мнения.

— Хорошо, давайте посмотрим, что он собой представляет! Секретарша заметно удивилась.

— Вы с ним будете говорить?

Я принял вид оскорбленной добродетели.

— Ну конечно! Ведь мне же не довелось сражаться с мексиканцами у форта Аламо, мисс Дигби!

Секретарша презрительно фыркнула и удалилась. Я попался в собственную ловушку Ради удовольствия доказать мисс Дигби, что она ошибалась, мне не оставалось ничего иного, как принять клиента. Спустя несколько минут секретарша открыла дверь.

— Мистер Моралес!

Мне сразу стала ясна осторожность вахтера. Моралес оказался человеком невысокого роста с дотемна загорелой кожей; на голове — копна черных волос, усы киношного злодея. На вид ему было за пятьдесят. У глаз обозначились глубокие куриные лапки — следствие привычки часто прищуриваться под жгучим мексиканским солнцем. Посетитель был одет в выцветшие штаны цвета хаки и старую белую куртку, на которой висела одна-единственная, грозящая оторваться пуговица; Моралес примотал ее ниткой. Узловатые пальцы лихорадочно перебирали край соломенной, невероятно древней шляпы.

— Здравствуйте, мистер Моралес! Входите, прошу вас, присаживайтесь, пожалуйста!

Моралес смущенно улыбнулся, затем осторожно сделал шаг вперед, что позволило мисс Флоренс Дигби сильно, с грохотом захлопнуть за собой дверь. Моралес вздрогнул, но, убедившись, что секретарша осталась за дверью, облегченно вздохнул.

— Сеньор Престон?

Голос был приятный.

— Он самый. Прошу вас, присаживайтесь!

На этот раз Моралес повиновался; одной ягодицей он примостился на краешке кресла, предназначенного для клиентов. Мексиканец явно чувствовал себя стесненно, и мне казалось, что он вот-вот вскочит и ринется к двери.

— Жарковато, не правда ли? — сказал я, желая разрядить обстановку.

Моралес с несчастным видом согласно кивнул головой. Затем он запустил руку во внутренний карман пропыленной куртки, достал пакет из оберточной бумаги, положил его передо мной и постучал по нему указательным пальцем, словно хотел придать больше веса своим словам.

— Сто долларов. Вы найдете Хуаниту. Да?

— Подождите, мистер Моралес! Не так быстро. Кто такая Хуанита?

— Кто? Это моя Хуанита. Моя маленькая, — произнес он, стуча себе кулаком в грудь.

— А! Ваша дочь?

— Си.[1] Моя дочь. Вы мне ее найдете, сеньор?

— Возможно. Но сначала я должен задать вам несколько вопросов.

Из ящика стола я вынул новенький блокнот и шариковую ручку. Моралес с одобрительным видом следил за моими действиями. Он явно решил, что дело теперь принимает официальный оборот. Почти как в канцелярии. Его мысли нетрудно было угадать. Раз человек сидит за письменным столом, он должен делать записи в блокноте.

— Сначала скажите, как вас зовут?

— Рамон Эстебан Моралес.

Я записал. Чтобы узнать, какое дело привело ко мне этого Рамона Эстебана, лучшим методом было задавать ему вопросы.

— Откуда вы?

Судя по всему, он меня не понял.

— Где вы живете?

— А! Пунта Фелипе. Около Сан-Франциско,

Не могу претендовать на знакомство со всеми местечками нашего штата, но готов поклясться, никогда не доводилось и слышать о чем-нибудь подобном поблизости от Сан-Франциско. Это название было мне незнакомо.

— Пунта Фелипе, — медленно повторил я, записывая название. — Что-то мне это ничего не говорит, мистер Моралес. По какой дороге туда ехать, если из Сан-Франциско?

Мексиканец явно был в недоумении.

— По какой дороге? Но из Сан-Франциско есть только одна дорога, она ведет к океану. А моя деревня в тридцати километрах.

— Одна дорога и ведет к океану? Да вы что — смеетесь надо мной?

— Но, сеньор…

Сидя на краешке кресла, Моралес смотрел на меня с разнесчастным видом. Он готов был стоять на своем. Пальцем я показал ему на крупномасштабную карту, висящую на стене кабинета.

— Мистер Моралес, покажите, пожалуйста, на карте, где находится эта ваша Пунта Фелипе.

Горя желанием помочь, мексиканец резво вскочил и устремился к карте, внимательно изучил ее, прищелкнул языком и покачал голевой.

— Не знаю, — сказал он в растерянности. — На этой карте слишком много названий. Я не могу найти свою деревню.

— Если она рядом с Сан-Франциско, то это не составляет труда. На карте представлены населенные пункты с числом жителей более ста человек. Все города и деревни штата Калифорния.

Мексиканец покачал головой, в мозгу его, очевидно, шла гигантская работа. Наконец он торжествующе улыбнулся.

— Калифорния? Соединенные Штаты? Но я вовсе не оттуда, сеньор1 Моя деревня находится в Нижней Калифорнии, в Мексике!

Не будь так жарко, мне бы потребовалось гораздо меньше времени, чтобы понять, в чем дело. Я встал и тоже подошел к карте. Разумеется! Внизу, где на карте в океан вдавался небольшой полуостров, на территории Мексики был обозначен местный Сан-Франциско. Я ткнул в него пальцем и обратился к Моралесу.

— Вот. Это здесь, мистер Моралес.

Он готов был броситься ко мне с объятьями.

Мы вернулись каждый на свое место, я продолжил расспросы.

— А ваша деревня далеко отсюда, более четырехсот километров. И вы проделали всю эту дорогу только затем, чтобы увидеться со мной?

— Си, сеньор, чтобы увидеться с вами. И чтобы вы нашли мою Хуаниту.

Этот тип излучал простодушие и искренность.

— Кто вам сообщил мое имя?

— Я прочитал в газете. Хуанита мне всегда высылала американские газеты. Там о вас много написано, я читал. Вы считаетесь первоклассным специалистом.

— Неужели вы не могли написать обо всем в письме?

— В письме? Я прошу такого первоклассного детектива, как вы, узнать, что случилось с моей Хуанитой, и делать это по почте? О нет, сеньор! И вот я пришел сюда. Увидел вас и говорю с вами Такие вещи в письме не напишешь, это невозможно.

Переварив эти рассуждения, я указал мексиканцу на деньги.

— Думаю, в Пунта Фелипе немного найдется людей, которые в состоянии собрать столько денег.

— Си, вы правы. Чтобы собрать такие деньги, пришлось залезть в долги. Это не имеет значения, лишь бы все было хорошо с моей Хуанитой. Я, Рамон Эстебан Моралес, человек чести. И свои долги всегда плачу. И не жалуюсь.

Можно было только догадываться, кто ему дал в долг сто американских долларов. Впрочем, это меня не касалось. По крайней мере в данный момент.

— Расскажите мне о Хуаните.

— Ах, Хуанита! — сказал Моралес, качая головой и улыбаясь. — У меня три дочери, сеньор. Две из них обычные крестьянки. Они много работают, уважают родителей и слушаются отца.

— А третья? Хуанита? Не слушается?

Старик вздохнул.

— Не слушается Ее сестры — милые девушки, хорошенькие. А Хуанита… Она не просто хорошенькая. У нее огонь в крови. Я говорю себе: она молодая, со временем утихомирится, станет как все.

— Но она не утихомирилась? Надумала отправиться в Америку? Решила сделать карьеру в свете?