Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы - Греков Николай Владимирович
К весне 1907 г. после интриг и горячих споров царское правительство в целом согласилось с доводами сторонников соглашения с Англией. Вполне естественно, что противники этого курса не оставили своих надежд и борьба группировок приобрела форму столкновений по частным проблемам реализации принятого правительством внешнеполитического курса. На первый план вышли противоречия МИД и Военного министерства. Напряженные отношения между ними существовали всегда. Причин тому было множество; борьба за влияние на императора, расхождения в оценках вневнеполитичееких перспектив, взаимная неприязнь министров и т. д.
Под влиянием революции механизм принятия внешнеполитических решений претерпел серьезную эволюцию. По Основным законам Российской империи 1906 г. власть царя как в военной, так и во внешнеполитической сферах оставалась незыблемой, но при этом возросло влияние на выработку внешнеполитического курса коллегиальных органов - Совета министров и Совета государственной обороны, которые пытались оказывать давление на МИД{76}.
В рассматриваемый период традиционное соперничество военного и дипломатического ведомств усугубилось сопротивлением высших кругов армии предложенному главой МИД А.П. Извольским курсу на сближение с Англией и Японией. Необходимо отметить, что сторонники Германии были и среди влиятельных чиновников МИД, однако, в целом аппарат был послушен указаниям Извольского, тем более, что его идея перестройки внешней политики России получила одобрение царя.
Несмотря на то, что А.П. Извольскому удалось сломить сопротивление Генерального штаба и Совета государственной обороны, в военных кругах по-прежнему были сильны сторонники дальневосточного реванша и, следовательно, прогерманской ориентации России.
В этой связи возникают два вопроса. Могли ли сторонники прогерманской ориентации из среды военных попытаться максимально усилить крен российской политики в сторону Германии посредством несогласованных с МВД контрразведывательных акций в отношении иностранных офицеров и дипломатов? Далее. Насколько внешнеполитическое лавирование царского правительства влияло на эффективность контрразведывательных акций в Азиатской России?
Трения между внешнеполитическим и военным ведомствами по вопросам борьбы с иностранным шпионажем возникли сразу же по заключении временного перемирия между Японией и Россией летом 1905 г. Военные, еще не смирившиеся с поражением, надеялись на реванш и поэтому в их глазах японцы оставались врагом, которого повсюду нужно беспощадно преследовать. Оказалось, что генералы своей горячностью способны перечеркнуть старания дипломатов завершить войну как можно скорее и с минимальными для России утратами.
В августе 1905г., накануне подписания Портсмутского мирного договора между Россией и Японией произошел инцидент, едва не втянувший обе стороны в продолжение конфликта. Командующий тылом Дальневосточной армии, узнав из донесения молодого русского дипломата Кузьминского о том, что тот встретил в Урге (столице Монголии) японцев в европейском платье, "назвавшихся студентами, приехавшими для практики языка", приказал их немедленно арестовать. Он заочно признал в японцах "диверсантов", намеревавшихся вместе с хунхузами (китайскими бандитами) " взорвать наши железные дороги". Кузьминский, прежде чем выполнить приказ, догадался сообщить о его содержании в МИД. Из Петербурга немедленно последовал категоричный приказ: ни в коем случае не трогать ни одного японца! Далее между русскими дипломатами и генералами развернулась дискуссия по поводу возможности и правомерности ареста японцев в Монголии. Военные доказывали, что эти люди - шпионы , а их арест - способ обезопасить тылы армии, МИД пыталось втолковать оппонентам, что Китай и входившая в его состав Монголия - это нейтральная территория и захват на ней японцев означал бы конец перемирию и возобновление войны.
Возможно, командование Дальневосточной армии именно эту цель и преследовало, однако, в конечном счёте победа осталась за дипломатами и японцев оставили в покое{77}.
Другой, вызванный военными, инцидент, по странной случайности также совпал с завершением очередного этапа урегулирования русско-японских отношений. 21 июня 1907 года полиция по требованию военного ведомства арестовала в Нижнем Новгороде японского майора Хамаомото, как "не имеющего официального разрешения на проживание в этом городе"{78}. Арест был произведен за две недели до подписания общеполитического русско-японского соглашения. МИД потребовало немедленно освободить японца. Свои мотивы министр иностранных дел А.П. Извольский изложил начальнику Генштаба Ф.Ф. Палицыну в письме от 3 августа 1907 года, уже после подписания соглашения. Как оказалось, арест майора Хамаомото был незаконным, т. к. в силу статей Портсмутского договора 1905 г. японские подданные в России пользовались правом "наибольшего благоприятствования", следовательно, "правом передвижения и пребывания в различных местностях, сообразуясь лишь с местными законами"{79}.
Трудно поверить, что в военном ведомстве не знали содержания статей мирного договора с недавним противником. Скорее военные круги России, недовольные сближением двух стран, пытались помешать диалогу. Это предположение подкрепляется тем фактом, что именно летом 1907 года военные под различными предлогами, но также в обход законов, задержали несколько японских офицеров на Кавказе и в Приморье.
Эти малозаметные, на первый взгляд, "булавочные уколы", нанесенные в "нужный" момент, всегда бывали довольно чувствительны для МИД, если дело касалось только межведомственной свары, и, в целом для сторонников закрепления европейской ориентации внешней политики России, поскольку создавали неожиданные препятствия в сложной политической игре, которую Петербург затеял с Берлином и Лондоном.
В 1906 году российское МИД начало предварительные переговоры с английской стороной о разграничении сфер влияния в Центральной Азии. Одновременно начались переговоры между Россией и Германией относительно постройки в Персии железных дорог. Царская дипломатия, готовя соглашение с Англией, старалась не испортить отношений с Германией.
Париж и Лондон терялись в догадках относительно истинных намерений Петербурга. Британский посол в России А. Никольсон телеграфировал своему руководству, что министр иностранных дел А.П. Извольский "более, чем было бы желательно", склонен посвящать германского посла в переговоры об англо-русском соглашении. Летом 1906 года отказ Извольского подписать протокол совещания начальников генеральных штабов Франции и России, а также внезапный перенос русской стороной запланированного визита английской эскадры, по оценке прессы, явились признаками усиления в Петербурге сторонников прогерманской ориентации{80}.
Германский канцлер фон Бюлов во время выступления в рейхстаге 1 и 2 ноября 1906 года, в самых теплых выражениях высказался о состоянии отношений между Германией и Россией{81}. Радужную перспективу лишь слегка туманили русско-германские противоречия в Персии.
В этих условиях Германский Большой штаб крайне нуждался в достоверной информации о состоянии русских вооруженных сил и политическом положении на Кавказе, в Туркестане и Сибири. Известия о готовящейся англо-русской конвенции еще больше подогревали интерес Германии к оценке прочности позиций России в Азии.
Территория Азиатской России не входила в сферу традиционных интересов немецких военных. Агентурная разведка, как уже было сказано выше, велась ими преимущественно в западных губерниях России. Видимо, добыть нужные сведения германцы могли только одним способом - получив официальное разрешение русских властей на посещение Кавказа и Туркестана. Этот способ не был нов для немцев. Периодически германский военный атташе в России, подобно всем своим коллегам, совершал поездки по различным районам империи, но необходимость присутствия в столице и гигантские расстояния лишали самого атташе и его помощников возможность посещать отдаленные местности России. Тогда на разведку из Германии высылали "путешественников".
