Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы - Греков Николай Владимирович
Андреев установил имена наиболее удачливых британских разведчиков, которые неоднократно бывали в Туркестане и никем не раскрытые возвращались в Индию. Ша-Заман из племени устуриани около года разъезжал по русскому Туркестану и беспрепятственно покинул пределы империи через Кушку. Самаркандец Хеджа Абду-Саттар по заданию полковника Дина отправился в Туркестан и более двух с половиной лет жил там у своих родственников. Бывший служащий бомбейской полиции Хамил уд Дин-Ахмад преподавал индустани на курсах восточных языков в Ташкенте{34}.
Английская разведка направляла своих агентов из Индии в Туркестан по кратчайшему пути - через территорию Афганистана. Засылку агентуры осуществляли из г. Кветта, где местное отделение разведки возглавлял "политический агент вице-короля" Мак-Уагон из г. Пешавара, в котором британскую разведку представлял полковник сэр Г. Дин{35}.
Инструкции туземным агентам англичане составляли по-восточному тонко и образно. Например: "Соломинка может указать направление ветра, из мелочей составляется многое; поэтому не пренебрегайте никаким обрывочным, сведением, как бы оно ни казалось само по себе ничтожным"{36}.
В Туркестане любопытство британской разведки, насколько это удалось выяснить русским военным к 1907 году, вызывало расположение арсеналов, магазинов и складов, пункты сосредоточения войск, фамилии офицеров и т. п.{37}.
Естественно предположить, что сфера интересов британской разведки в Азиатской России не ограничивалась Туркестаном. Еще с середины 80-х гг. XIX в., англичане начали сбор информации о крепостях и портах дальневосточных окраин России, используя самые различные способы. Вот характерный пример. По свидетельству генерала Дж. Астона, британской разведке долго ничего не удавалось узнать о системе береговой обороны Владивостока. Проблему помог решить энтузиаст - молодой английский офицер из Гонконга. По собственной инициативе, вероятно, в поисках приключений, он пробрался во Владивосток и во время метели, когда часовые укрылись от непогоды, проник за линию укреплений и составил план крепости, отметив места расстановки артиллерийских батарей и калибр орудий{38}. Можно без особого труда догадаться, что подобных искателей острых ощущений в британской армии было достаточно, во всяком случае, для обеспечения нужд разведки". Достоверно известен, пожалуй, только этот случай.
С 1908 года, по предложению начальника "русского" отделения В. Макбейна, британская разведка приступила к сбору сведений о важных в стратегическом отношении районах России пристальное внимание теперь обращали не только на военные объекты, но и на состояние экономики, особенности политической жизни, характер межнациональных отношений в конкретных регионах{39}. Более подробно об этом ниже. В целом, необходимо отметить, что Великобритания, подобно Германии и Австро-Венгрии, наиболее развитую агентурную сеть создавала в приграничных районах России, поэтому глубинные ее районы, британская и германская разведки начали изучать сравнительно поздно, используя легальные поездки своих офицеров.
Наиболее активно военную разведку в Сибири и на Дальнем Востоке вели японцы. Планы похода в Сибирь зародились в японских военных кругах еще в 70-е гг. XIX века. Генерал Кирино Тосиаки самоуверенно заявлял, что "в военном отношении Россия не представляет собой ничего серьезного. С одним батальоном можно дойти до Петербурга"{40}. А между тем никто из японских военных не знал, что представляет собой Сибирь на самом деле. Поэтому в целях разведки использовали поездки японских дипломатов, студентов, обучавшихся в Петербурге, торговцев и т. д.
В 1878 г. полномочный посланник в Петербурге Эномото Такэаки отправился из русской столицы на родину через Сибирь. Во время путешествия он изучал рельеф местности, дислокацию войск, их моральное состояние. Все наблюдения посланник заносил в дорожные дневники. Так легко собрать нужную информацию оказалось возможно лишь благодаря дружелюбному отношению русского правительства к дипломату "молодой" державы. Петербург предписал сибирским губернаторам и армейским начальникам оказывать японцам всемерную помощь.
Особенно результативной была экспедиция японского военного атташе подполковника Фукусима. В 1893 году он проехал верхом всю Сибирь. Главной целью его путешествия был военный шпионаж, однако, русские власти видели в офицере только любознательного путешественника. Поэтому в Томске, Иркутске и других городах его ждал радушный прием и сменные лошади. На родине подполковника встречали как национального героя, а его секретный отчет был использован японским Генштабом при подготовке войны с Россией{41}.
Информация, собранная японской разведкой о Сибири, была обширной и разносторонней. В 1893 году японский Генштаб издал справочник "Топография Сибири" ("Сибирь Тиси"). Наряду с описанием природы, населения, промышленности, в книге содержались сведения о войсках, размещенных в Сибири{42}.
Многовековой опыт "внутренней" разведки позволил японцам в конце ХIX нач. ХХ вв. сравнительно быстро создать разветвленную агентуру на Дальнем Востоке и в Сибири. Агентам легко было затеряться в массе японских и китайских эмигрантов. По официальным данным, в 1897 году в одной только Приморской области на 233300 человек населения приходилось 45916 иностранцев (китайцев, корейцев, японцев). В Южно-Уссурийском округе проживало к этому времени 1529 японцев, во Владивостоке - 1250. Масштабы наплыва эмигрантов были внушительны. Общее число иностранцев, пересекших дальневосточные границы и осевших в России с 1900 по 1904 годы составило 167747 чел.{43}. К началу 1904 г., по сведениям жандармских органов, в России действовало около 500 агентов японской разведки{44}.
Накануне войны с Россией японские офицеры под всевозможными предлогами совершали "инспекционные" поездки по Сибири. Поэтому, быть может, заявление начальника армейского информационного отдела генерала Фукусима о том, что перед войной японцы знали царскую Россию в военно-мобилизационном отношении лучше, чем сами русские, имело под собой основание{45}.
Сразу после окончания войны японцы постарались расширить свое проникновение на русский Дальний Восток и в Сибирь. Этому способствовали усилия японской дипломатии, включавшей в тексты договоров с Россией статьи, согласно которым была максимально упрощена процедура оформления документов на право проживания в России.
В августе 1906 г., серьезные возражения русской стороны во время переговоров о рыболовной конвенции вызвали попытки японцев обеспечить своим рыбакам свободный доступ в любую точку тихоокеанского побережья России. Русские власти опасались усиления японского шпионажа под прикрытием рыболовства. Приамурский генерал-губернатор считал, что "в сущности каждый японский подданный является агентом своего правительства по собиранию необходимых последнему сведений"{46}. По заключении конвенции доступ японцам был закрыт только в 38 важных в оборонном отношении бухт и заливов русского побережья. Но и здесь японцы сумели обойти конвенционные запреты. Дело в том, что в Японии морское рыболовство представляло собой давно сложившуюся мощную отрасль экономики. Русский же рыболовный промысел на Дальнем Востоке находился только в зачаточном состоянии. Конкурировать с японцами русские рыбаки не могли. Поэтому японцы не жалели средств на приобретение прав промысла у русских берегов. В 1907 году из 90 рыболовных участков, сданных в аренду, только 5 достались русским. В 1910 году 22 участка арендовали русские и 127 японцы, в 1913, соответственно, 19 и 185. Многие участки, формально сданные в аренду русским предпринимателям, на самом деле также принадлежали японцам. Так, одна японская компания сумела получить даже владивостокскую бухту, оформив право аренды на русских подданных Верещагина и Кларка. У японских военных появилась возможность, маскируясь под рыбаков, неспеша изучить систему береговых укреплений Владивостока{47}.
По имевшимся на 1908 год в ГУГШ сведениям, все добытые японской разведкой материалы концентрировались в общем отделе Главного штаба Японии. Им руководил генерал-майор Ока. Офицеры отдела анализировали информацию. Непосредственно разведкой в России ведали 3 и 5 отделения Главного штаба, возглавляемые генералами Озава и Мацукава. В этих подразделениях несли службу 37 офицеров{48}. Аналитические и разведывательные отделения Главного штаба представляли собой лишь верхушку гигантского айсберга японской разведки. Японские штабы вели разведку. используя сеть национальных общественных организаций, религиозных обществ и т. п. Японское правительство искусственно создавало и поддерживало систему замкнутых обществ-корпораций, объединявшую всех подданных Японии в Китае, Корее и России. Во главе обществ, как правило, стоял офицер или государственный чиновник с широчайшими полномочиями. Он нес ответственность перед правительством за поведение и лояльность членов общества.
