«Венгерская рапсодия» ГРУ - Попов Евгений Владимирович
Пробный шар
В конце сентября меня вызвал к себе начальник отдела полковник С.Д. Романов. Высокий, худой, с отличной военной выправкой, он, казалось, родился в форме офицера. Полковник, как обычно, немного рисуясь, подчеркнуто четко, размеренно артикулируя каждое слово, сказал, что с настоящего момента я поступаю в непосредственное распоряжение начальника Разведуправления генерал-полковника Ф.Ф. Кузнецова, и освободил меня от работы в отделе и от дежурств.
«Обращаю' ваше внимание на то, — подчеркнул он — что информацией о работе с генерал-полковником Кузнецовым вы не должны делиться ни с кем».
Мне впервые предстояло встретиться лично с начальником Управления. До этого я лишь мельком несколько раз видел его у подъезда здания Генерального штаба, когда он выходил из своего респектабельного паккарда.
Порученец начальника Управления представил меня генерал-полковнику. В грубоватых чертах его лица угадывалась властность, даже, пожалуй, надменность. Зазвонил телефон. Генерал снял трубку, и выражение его лица изменилось, в голосе теперь чувствовалась тревога. Он посмотрел в мою сторону, явно недовольный тем, что я присутствую при сугубо личном разговоре. «Ты померила ему температуру?…Какие у нас есть лекарства от простуды?…Я позвоню тебе попозже». Я понял, что заболел его сын.
Положив телефонную трубку, генерал предупредил, что мне предстоит работать с венгерской делегацией в качестве переводчика и офицера связи. Я должен неотлучно находиться в Управлении, чтобы, как только делегация прибудет в Москву, приступить к работе. «И не вздумайте делать записи. Эта работа носит сугубо секретный характер». Подумав, он добавил: «Если у вас есть знакомые венгры, коммунисты, им не надо ничего говорить о прибытии делегации и о переговорах. Если ЦК партии сочтет нужным, то их проинформируют по линии партийных органов. И учтите, — добавил генерал, — что члены делегации могут спрашивать ваше мнение по тому или иному вопросу. Воздержитесь от всяких оценок, потому что ваш ответ могут истолковать как мнение командования».
Генерал-полковник сказал, что мне необходимо ознакомиться с документами о секретной деятельности венгерской дипломатии в нейтральных странах. Это поможет лучше ориентироваться в переводе и понимать логику переговоров. Указание Вдовину дано.
В приемной генерала Кузнецова я встретил своего однокашника по Военному институту иностранных языков Василия Харькова. Он только что вышел из кабинета шефа. Василий рассказал мне, что — как он понял из разговора генерала по телефону — сам Сталин хотел знать, какие из наиболее информированных и объективных иностранных периодических изданий стоит выписать на предстоящие месяцы.
Библиотека разведуправления подготовила список иностранной периодики. Предпочтение отдавалось швейцарскому бюллетеню «Интеравиа» и английскому журналу «Форин офис» («Foreign Office»).
Лейтенанту Харькову было поручено доставить генералу Кузнецову список иностранной периодики. Василий по секрету рассказал мне, что перед тем как доложить «Хозяину» список газет и журналов, Кузнецов встал, тщательно застегнул китель на все пуговицы, и только после этого стоя доложил Сталину (или, возможно, Поскребышеву) названия заслуживающей внимания иностранной периодики.
Утром я еще не успел приступить к работе над документами, захваченными нашими разведчиками в тылу противника, как мне позвонил офицер-порученец генерала Кузнецова Григорьев: «Попов, зайдите ко мне, есть срочное дело». Я убрал со стола документы и спустился на 4-й этаж, где помещался кабинет начальника РУ. Григорьев держался со всеми просто, но через него генерал-полковник передавал свои указания, поручения, Григорьев определял очередность приема начальников отделов на доклад Кузнецову, поэтому начальники отделов старались иметь с ним хорошие отношения. Григорьев сказал мне, что от разведки 4-го Украинского фронта поступило сообщение, что венгры доставлены в штаб фронта и будут в ближайшее время отправлены самолетом в Москву. Мне предстоит обеспечить перевод переговоров генерал-полковника Кузнецова с ними. Григорьев предупредил меня, что эта информация носит сугубо секретный характер.
Весь следующий день я напрасно ждал вызова к начальнику РУ. Вечером Григорьев позвонил мне и дал отбой.
Начальник разведуправления лично вылетел в Киев, учитывая осложнения, возникшие в работе с группой Ацела. Позднее я узнал, что начальник «Смерш» генерал Абакумов связался по телефону с членом Военного совета Мехлисом и договорился, что делегация будет передана службе военной контрразведки.
Ф.Ф. Кузнецов с трудом сдерживал свое возмущение бесцеремонным вмешательством Абакумова, который представил командованию переход венгерских парламентеров как заслугу своей службы. Ни для кого не было секретом, что Абакумов — ярый карьерист и ради карьеры готов на любые поступки. Но Абакумов подчинялся непосредственно Сталину, и с этим приходилось считаться (хотя «Хозяин» знал, что Абакумов выдвиженец Берии, и держал его на расстоянии от себя).
В сложившейся ситуации каждую встречу с группой Ацела разведуправлению приходилось согласовывать с Абакумовым.
О нахрапистости Абакумова было хорошо известно в кругах, близких к руководству силовых ведомств. Рассказывают, что в результате одной операции, проведенной совместно органами НКГБ, НКВД и «Смерш» была захвачена разведывательно-диверсионная группа, заброшенная немцами в тыл наших войск. На совещании по итогам операции было высказано предложение начать радиоигру с немцами для внедрения дезинформации, передаваемой немецкому командованию. Присутствовавший на заседании Абакумов подошел к телефону «ВЧ», доложил Сталину о захвате группы немецких разведчиков и сообщил о целесообразности начать радиоигру с немцами. Повесив телефонную трубку, Абакумов объявил, что Сталин одобрил предложение, и добавил, что берет руководителя немецкой группы и его радиста себе. «Остальных делите как хотите», — огорошил он участников совещания и ушел. Представители параллельных ведомств оторопели от такой наглости.
Когда от маршала И.С. Конева была получена телеграмма о намерении венгерского руководства направить через фронт с помощью партизан венгерскую представительную делегацию для переговоров о перемирии, советское руководство поручило эту работу начальнику РУ ГШ генерал-полковнику Ф.Ф. Кузнецову. Зная повадки Абакумова, Кузнецов лично вылетел в Киев и проследил, чтобы самолет с делегацией в сопровождении военных разведчиков отправили в Москву. Сам он вернулся на бомбардировщике, опередив венгерских представителей.
Венгерская официальная делегация в Москве
Вечером 1 октября на Центральном аэродроме советской столицы приземлился самолет, на борту которого прибыла венгерская официальная делегация. К трапу самолета подрулили две легковые автомашины. Встречавший делегацию полковник Иванов предложил гостям занять места в автомашинах и представил им майора Скрягина, который будет сопровождать делегацию до места размещения, и меня.
Глава делегации генерал-полковник Фараго внимательно вглядывался через стекло автомобиля в улицы города, в котором он провел не один год, будучи военным атташе при посольстве Венгрии в Москве. Миновали стадион «Динамо», выехали на Хорошевское шоссе. За окном машины промелькнули деревушки, показался мост, и вскоре открылась серебристая лента Москвы-реки, окаймленной по противоположному берегу высокими соснами. Фараго вопросительно взглянул на Скрягина и спросил: «Никак мы в Серебряном Бору?» Да, это был Серебряный Бор. Автомашины остановились перед воротами дачи, обнесенной деревянным зеленым забором. Ворота открылись, и автомашины остановились перед красивым загородным домом, окруженным соснами и декоративным кустарником.
Пока гости располагались и приводили себя в порядок, горничная накрыла на стол. Отличное грузинское вино, аппетитные закуски располагали к отдыху. Новые обитатели дачи сбросили с себя напряжение, в котором они находились последние часы, и начали осваиваться в новой обстановке. Едва успели поужинать, как зазвонил телефон. Порученец генерал-полковника Кузнецова сообщил, что генерал ждет гостей в Генеральном штабе.
