Русская контрразведка в 1905-1917 годах - шпиономания и реальные проблемы - Греков Николай Владимирович
Обнаружить подобную агентурную сеть властям было трудно. Имея в виду эту особенность, начальник штаба Иркутского округа докладывал в ГУГШ: "разведывательная деятельность на территории Иркутского и Омского округов... проявляется не столь интенсивно, как в Приамурье{103}. В Сибири не было крепостей, способных привлечь к себе внимание агентуры иностранных государств, "...a значит, - делал вывод генерал Марков, - разведка может вестись в такой неуловимой форме, что изобличить ее и изловить разведчиков с поличным чрезвычайно трудно, а потому не удается{104}.
Подобное обстоятельство, казалось бы, требовало от сибиряков поиска адекватных методов борьбы со шпионажем, но никакой инициативы они не проявляли. Начальник контрразведывательного отделения ротмистр Куприянов считал, что вся деятельность японцев направлена на собирание сведений, которые могут быть получены от "любого солдата, приносящего белье в японскую прачечную или зашедшего в японскую фотографию или публичный дом"{105}. Полученную таким образом отрывочную информацию руководители местных японских обществ передавали чиновникам Владивостокского консульства, регулярно совершавшим объезд городов Сибири. Благодаря своей примитивности, эта организация шпионажа исключала какой-либо риск для собирающих сведения агентов и была практически неуязвима для контрразведывательных акций. Внедрить сотрудника контрразведки в закрытые японские общества было невозможно, а наружное наблюдение за официальными руководителями обществ, тайный просмотр их корреспонденции результатов не давали.
Поэтому Иркутская контрразведка придерживалась тактики пассивного наблюдения. Начальник отделения ротмистр Куприянов объяснял свои методы генерал-квартирмейстеру: "...работа вверенного мне... отделения сводится к тщательному агентурному и наружному наблюдению за лицами, заподозренными в шпионской деятельности и к созданию с помощью агентуры такой обстановки, при которой деятельность эта явилась бы затруднительной...{106}.
Ротмистр преувеличивал свою значимость. Он нисколько не мешал японской разведке, тем более, что его вялые попытки приобрести агентов среди живших в Сибири японцев окончились неудачей.
Разведка сибирских военных округов ничем не могла помочь борьбе с японской агентурой. Во-первых, зоной ответственности разведотделений Омского и Иркутского округов была территория Китая и Монголии. Разведку в Японии и Корее вели ГУГШ и Приамурский военный округ. Во-вторых, к 1912 году, несмотря на постоянные требования ГУГШ, штабы сибирских округов все еще не имели собственной негласной агентурной сети за границей. Частично потребность штабов в развединформации покрывалась за счет нелегальной агентуры ГУГШ, действовавшей в Манчжурии, Корее и Японии. Поэтому Омский и Иркутский окружные штабы очень поздно обнаружили присутствие китайской разведки в Сибири, хотя и должны были наблюдать за Китаем, а тем более, ничего не знали о работе японских разведцентров, помимо того, что сообщало им ГУГШ"{107}.
Нельзя оставить без внимания и еще одно обстоятельство. Формирование контрразведки при штабе Иркутского округа неизбежно повлекло за собой концентрацию ее главных сил в Восточной Сибири. Омский военный округ (Западная Сибирь), входивший также в район Иркутской контрразведки, на деле остался без контрразведывательного прикрытия. В то же время ГУГШ не снимало со штаба Омского округа обязанности борьбы со шпионажем в Западной Сибири.
В ответ на все просьбы штаба о помощи и жалобы на несправедливость, ГУГШ предлагало установить тесное сотрудничестве со штабом Иркутского округа.
Но сотрудничество не складывалось. В штабе Иркутского округа на первое место ставили организацию борьбы со шпионажем в Восточной Сибири. Из 13 агентов, работавших к июню 1912 г. на Иркутскую контрразведку, лишь 1 находился на территории Омского военного округа, остальные действовали в Иркутске и городах Забайкалья. Весь наличный штат офицеров и наблюдательных агентов контрразведывательного отделения был сосредоточен в Иркутске.
В штабе Иркутского округа считали, что Омск особого интереса "в смысле розыска" представлять не может, так как там "совершенно нет желтолицых иностранцев", а штаб Омского округа вполне "обслуживается" работающим там агентом{108}.
К середине 1912 г. контрразведывательная работа в Сибири окончательно зашла в тупик. Начальник Иркутской контрразведки вполне с этим смирился и предупреждал командование округа: "...ожидать конечных результатов работы агентуры, указанных в 2 "Инструкции начальникам контрразведывательных отделений" (привлечения к суду уличенных в шпионаже - Н.Г.), по крайней мере, в ближайшем будущем нельзя"{109}.
Между тем в 1911-1914 гг. иностранные разведслужбы продолжали планомерно расширять свои операции в России. Австро-Венгрия значительно увеличила ассигнования на разведку. По сведениям ГУГШ, ежегодный прирост расходов австрийского Генштаба на разведывательные цели составлял 800 тыс. крон. 62% этой суммы выделялось на финансирование операций в России. Существенно была усовершенствована структура Эвиденц бюро - центра австро-венгерской разведки возросла численность его сотрудников. Организацией разведки в России и Сербии занималось теперь 1-е, (особое) делопроизводство Эвиденц бюро, 2-е делопроизводство занималось прочими странами, 3-е - ведало контрразведкой в самой Австро-Венгрии. Оно же поддерживало отношения с польскими и финскими сепаратистами. В виде опыта австрийцы разрабатывали систему взаимодействия с "польским элементом" для подавления русской разведки{110}. Сторонники Й. Пилсудского помогали австрийцам вести разведку в России. Так, в 191 г. о положении в Варшавском военном округе Эвиденц бюро получило 187 оплаченных донесений от своей агентуры и 421 - бесплатное от "польских патриотов". О положении дел в Киевском военном округе получено было 109 оплаченных донесений и 217 донесений, оплаченных польским комитетом во Львове{111}.
В начале 1911 года Генеральный штаб Австро-Венгрии ввел в действие "Инструкцию разведывательной службы в мирное время". Один из ее авторов писал: "Весь известный нам в то время опыт разведывательной работы прочих государств был использован нами в качестве вспомогательного материала. Кроме того, мы приложили все усилия к сохранению единообразного сотрудничества всех гражданских властей с военной разведывательной властью"{112}.
По планам австрийской разведки предполагалось иметь агентурную сеть не только в приграничных, но и во всех военных округах России, включая сибирские. Военное ведомство Австро-Венгрии стало пользоваться услугами международной организации "Бельгийское агентурное бюро". В 1911 г. агенты этого бюро добыли 11 сверхсекретных документов, касавшихся оперативных и мобилизационных планов Черноморского флота, а также 23 "смотровых" отчета по состоянию войсковых частей Московского и Одесского округов{113}. 2 апреля 1912 г. секретное совещание высшего командования, проходившее в Вене под председательством эрцгерцога Франца-Фердинанда, предложило ассигновать "на усиление рабочих средств" Бельгийского агентурного бюро еще 500 тыс. крон{114}.
Развивалось сотрудничество разведок Германии и Австро-Венгрии. Германская разведка была проведена по учетным документам Эвиденц бюро как "источник No 184"{115}. Летом 1911 г. германский Генштаб передал австрийцам "отлично исполненную рекогносцировку части Ковно-Лонжинского шоссе, копии "добровольных анонимных корреспонденций", полученные из Туркестана. Также германцы передали союзникам сводку сведений о политических настроениях войск Варшавского, Одесского, Виденского, Петербургского и Приамурского военных округов, Балтийского и Черноморского флотов. Полученные сведения указывали на "ничтожное по составу и распадающееся состояние военно-политических организаций" в западных округах и на Черноморском флоте, и, наоборот, на достаточно обширные размеры военно-политических организаций" в Московском, Петербургском, Туркестанском округах. Именно там, как предполагалось, в ближайшем, 1912 году, возможен "ряд политических событий"{116}. Только в 1913 г. на оплату сведений, полученных от германской разведки, австрийцы израсходовали 23700 крон{117}.
