Солдаты без формы - Пеше Джованни
Мы тоже порядочно потрепали нервы, и командование решило дать нам несколько дней отдыха в горах. Уезжают все. Я, однако, не выходя из дому, еще задерживаюсь в Турине.
Утро 9 марта. Дома, один, я спокойно слушаю радио. Вдруг слышу: кто-то стучит в дверь. Но никто, кроме Барка, не знает моего адреса. Быстро обдумываю, что предпринять. Снаружи продолжают стучать, потом кричат: «Откройте! Откройте!»
Я перебираю в уме возможности бежать. Выпрыгнуть из окна нельзя, а другого пути нет. Тогда я бесшумно подхожу к двери, одним рывком открываю ее и вскидываю автомат. Я чуть было уже не нажал на спусковой крючок, но вовремя остановился. Передо мной незнакомый человек в штатском. Оказавшись так неожиданно перед дулом автомата, он отшатывается в таком испуге, что даже лишается дара речи. Наконец, немного оправившись от страха, он спрашивает меня:
— Кто вы? Я — хозяин этой квартиры.
Я облегченно вздыхаю, опускаю автомат и стараюсь успокоить его:
— Не бойтесь, я не преступник.
Затем прошу его войти, но он все еще дрожит от страха. Потом вдруг, словно сорвавшись с цепи, кричит:
— Это мой дом! Что вам здесь нужно? Мой друг предал меня! Что будет, если полиция узнает, что я укрываю гаписта!.. У меня — жена и дети, я не хочу рисковать!
Сразу видно, что это трусливый человек. Из его бессвязных выкриков мне с трудом удается понять, что он, выехав из города, поручил квартиру приятелю. Он, конечно, никак не мог предполагать, что его дом станет штаб-квартирой партизан. Я обещаю ему, что вскоре уеду, и как только остаюсь один, сразу же складываю в чемодан все свои пожитки и оружие и немедленно ухожу. Лучше не доверяться.
Немного спустя я подхожу к дому, где живет наш техник и где я могу остановиться перед тем, как отправиться на несколько дней в горы. Днем у меня свидание с Барка. Рассказываю ему историю, в которую я попал, и он, представив себе испуг хозяина дома, заливается смехом. Барка обещает мне, что, пока я буду в горах, он побеспокоится о том, чтобы устроить меня в какой-нибудь хорошей семье.
В тот же день вместе с Инес я тоже уезжаю в Бардже. Там уже находятся Ди Нанни, Валентино и Бравин. Марио остается в Турине — ему еще нужно понаблюдать за некоторыми объектами. В поезде случайно встречаюсь с товарищем Каприоло[17], с которым мне довелось познакомиться еще в 1940 году. Беседуя с ним, разве мог я себе представить, что ему так скоро суждено героически погибнуть.
Стоял туманный и сырой день. Я чувствовал себя страшно усталым. В глубине души я был доволен, что смогу пару дней отдохнуть.
Приехав на место, я сразу же отыскал Комолло (Пьеро), Джолитти (Антонио) и Колайянни (Барбато). Какое новое и радостное чувство охватило меня, когда я, ничего и никого не опасаясь, пошел по деревенской тропинке! Какое блаженство ощущать на лице горный ветерок, бодрящий и приятный после долгих месяцев, проведенных в душном городе!
Оба мои товарища хотят в первую очередь узнать о том, как прошла забастовка и что сделали гаписты. Затем заходит речь о действиях партизанских отрядов в их районе. В декабре так называемое правительство Салó[18], послало в эту зону солдат, танки и самолеты, чтобы уничтожить силы «повстанцев» в этих долинах и, таким образом, покончить раз и навсегда с партизанским движением. Барбато сообщает мне, что в этих операциях в бой против наших людей были брошены лучшие войска противника, самые опытные и беспощадные. Более трех тысяч немецких и итальянских фашистов пытались добиться успеха, но, несмотря на их яростные атаки, партизаны продолжали героически сражаться, и фашисты по-прежнему были далеки от достижения своих целей.
Барбато родом из Сицилии. Он служил офицером в армии, но после 8 сентября вместо того, чтобы вернуться домой, предпочел остаться в Пьемонте и один из первых стал организовывать партизанские отряды. Когда Барбато начинает говорить, глаза его зажигаются и сверкают. У него приятный и характерный южный говор.
Пьеро в свою очередь рассказывает мне о. том, что немцы разбили несколько партизанских отрядов и в некоторых местностях нанесли партизанам большой урон. Немцам, однако, не удалось и никогда не удастся сломить боевой дух, который воодушевляет партизан и все население этого района.
Ясно, что фашистское правительство не может держаться у власти без поддержки немецких штыков, без сохранения кровавого режима террора. Но этот террор заставляет уходить в горы все большее число людей, которые становятся в ряды борцов за свободу. Таким образом, рождаются новые партизанские отряды; так произошло и после забастовки туринских рабочих. Партизанские отряды множатся. Они все слаженнее дают отпор проводимым противником облавам и карательным экспедициям, укрепляют свои ряды. И по мере того как усиливается партизанское движение, всё большую поддержку оказывает ему местное население.
По планам фашистов партизаны уже давно должны быть разбиты и уничтожены. Однако они не только живы, но даже наносят по врагу один за другим мощные удары.
В свою очередь я рассказываю товарищам, как фашистские газеты, и особенно туринская «Ла Стампа», пытаются скрыть правду о том, что партизаны ведут борьбу, пытаются преуменьшить потери, которые они наносят фашистским силам. Эти продавшиеся врагу писаки пытаются оправдать бессилие фашистских карателей плохой погодой, холодом и снегопадами.
Однако они не в силах скрыть тот факт, что партизаны пользуются симпатиями населения и оно оказывает им помощь. В долинах партизан скрывают крестьяне, а в городах — рабочие и другие трудящиеся.
Партизаны крепко держатся потому, что они плоть от плоти народа. Большинство партизанских бойцов — это сыновья рабочих, крестьян, служащих — сыновья трудящихся. Это говорит Джолитти. Мы беседуем до поздней ночи. Барбато подымается и уходит: он должен проверить посты. Я иду вместе с ним. Мы проверяем два отряда и, когда ложимся спать, часы показывают уже два часа ночи.
* * *Я воспользовался этими несколькими днями пребывания в горах, чтобы предпринять все необходимое для снабжения гапистов взрывчаткой и автоматическим оружием.
15 марта мы возвращаемся в Турин.
На вокзале нас уже поджидает Инес, чтобы переправить в надежное место привезенные нами мины и другое оружие. Днем я встречаюсь с Марио, который информирует меня о новых объектах наших операций.
16 марта я увиделся с Бравином. Мы здороваемся, и поскольку оба сейчас свободны от заданий, можем прогуляться и поболтать. Беседа, понятно, переходит на войну, на политическое и военное положение, на нашу борьбу. «Долг каждого патриота состоит в том, чтобы бить немецко-фашистских угнетателей в любом месте и любыми средствами и способами». Так писала в то время газета «Гридо ди Спартако»[19]. Бравин говорит мне, что он отдаст все силы за осуществление этого лозунга. Затем разговор перешел на победы, одержанные доблестной Красной Армией, которые вдохновляли нас на борьбу и наполняли наши сердца отвагой. Мы оба думали о героическом примере, показанном народами Советского Союза, и нас утешала мысль, что и десятки тысяч итальянцев тоже сражаются, чтобы навеки покончить с нацизмом и фашизмом.
В полдень Бравин приглашает меня пообедать с ним в одной траттории. Затем мы идем с ним на площадь Палеокапа, где нам через несколько дней предстоит провести операцию. Мы обследуем место, объект нападения и все связанные с ним детали. После этого отправляемся гулять вдоль берега По в парк Валентино. Бравин рассказывает мне о своем детстве, о своей жизни, такой характерной для всей итальянской молодежи.
— Наша молодежь, — говорит Бравин, — не видела и не знала ничего, кроме трудностей и забот, кроме бедности и лишений.
Мы, — продолжал Бравин, — жаждали жизни, а вокруг нас была смерть. Нас посылали умирать в Африку, в Испанию, в Грецию, но мы не знали, во имя чего. Мы пытались осознать бессмысленность этого режима, этого общественного строя, но большинство из нас были политически неграмотными или же воспитывались лишь по фашистским канонам. Только 25 июля 1943 года честная молодежь смогла многое осмыслить и проявить свою враждебность к фашистскому режиму.