Перегрузка - Хейли Артур
Никакого беспокойства. Никаких проблем. Ему даже дружески кивали сотрудники различных служб отеля, которые не нашли ничего необычного в его появлении. Когда “Друзья свободы” проникнут в отель, им придется всем встречным вежливо улыбаться и бормотать всякие глупости вроде “простите меня”, “да, сэр”, “нет, мадам”, “пожалуйста”, но чего не сделаешь ради революции!
На тот экстренный случай, если борцов за свободу остановят, Бердсон напечатал специальные ордера на выполнение работ от службы противопожарной безопасности. Они были уже заполнены и гласили, что огнетушители должны быть доставлены в отель для последующей установки. Бердсон также подготовил на бланке отеля разрешения для персонала службы противопожарной безопасности на беспрепятственный вход в отель. Он достал фирменную бумагу во время одной из своих вылазок в “Христофор Колумб”, взяв ее с гостевых столиков на первом этаже.
Кажется, они продумали все.
Лишь одно доставляло Георгосу смутное беспокойство — Иветта. После той ночи, четыре месяца назад, когда ему пришлось устранить двух свиней из охраны на горе рядом с Милфилдом, он больше не доверял Иветте. Ее надо было убрать.
Дело это не было трудным, но Георгос пока откладывал его. Она приносила пользу. Хорошо готовила и вполне устраивала его в постели, что было для него в последнее время немаловажным. По мере приближения операции ему все чаще требовалась женщина.
Георгос ни словом не намекнул ей о готовившихся взрывах в отеле “Христофор Колумб”, но она, наверное, догадывалась о том, что предстоит какая-то важная операция. Может быть, по этой причине она была молчалива и угрюма последние несколько недель. Ну да не беда. Сейчас у него слишком много более важных дел, но скоро он должен будет избавиться от Иветты.
Удивительно! Даже сама мысль об убийстве Иветты вызывала у него эрекцию. Георгос вернулся к своим записям в журнале.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1
В номере — люкс на двадцать пятом этаже отеля “Христофор Колумб” — Леа оторвала взгляд от тетради, в которой она писала.
— Папа, — сказала она. — Можно, я спрошу тебя о чем-то личном?
— Да, конечно.
— У вас с мамой теперь все в порядке? Ниму потребовалась секунда-другая, чтобы понять смысл вопроса дочери. Потом он быстро ответил:
— Да, в порядке.
— И вы не… — Леа запнулась. — Вы не собираетесь расходиться?
— Если ты из-за этого беспокоишься, — сказал он, — то не стоит. Этого не случится, я надеюсь, никогда.
— О, папа! — Леа бросилась к нему и крепко обняла. — О, папа, я так рада!
Ее юное нежное личико, влажное от слез, прижалось к его щеке. Он обнял ее и ласково погладил по волосам.
Они были вдвоем, потому что Руфь и Бенджи несколько минут назад спустились вниз попробовать мороженое, которым славился отель. Леа предпочла остаться с Нимом, заявив, что хочет доделать домашнее задание, которое она взяла с собой. А может быть, догадывался он теперь, чтобы задать этот важный вопрос.
Знают ли вообще родители, размышлял Ним, что творится в душах их детей, что переживают они из-за эгоизма и легкомыслия родителей? Он вспомнил, как Леа, общаясь с ним по телефону, когда они с Бенджи оставались у Нойбергеров, старательно избегала разговора о маме. Какое мучение испытывала тогда Леа, чуткая и все понимающая четырнадцатилетняя девочка! Ему стало стыдно. Вставал вопрос, следует ли сказать детям правду об условии Руфи? Вероятно, придется. Конечно, это вызовет беспокойство — такое же, какое испытал и продолжал испытывать Ним. И все-таки будет лучше, если Леа и Бенджи узнают обо всем сейчас. Ним решил, что обсудит это с Руфью в ближайшие несколько дней.
Леа как будто почувствовала его тревогу.
— Все в порядке, папа. Все в порядке. — Затем, быстро переключившись, как бывает в юности, она выскользнула из его объятий и вернулась к своим делам.
Он подошел к окну, из которого открывался вид, похожий на панораму с почтовой открытки. Историческая часть города, порт, заполненный судами, и два самых знаменитых в мире моста — все было тронуто золотом клонящегося к закату солнца.
— Эй, — сказал он через плечо. — Какой фантастический вид.
Леа, улыбаясь, подняла глаза.
— Да. Конечно.
По крайней мере одно ясно: то, что он взял семью на съезд Национального института энергетики, оказалось хорошей идеей. Дети были в восторге, когда они все сегодня утром регистрировались в отеле. Леа и Бенджи, которых взяли из школы на четыре дня, получили задание, в том числе им поручили написать рассказ о самом съезде. Бенджи, обдумывая свой рассказ, выразил желание послушать завтра речь своего отца. Конечно, было не принято допускать ребенка на деловые мероприятия НИЭ, но Ниму удалось это устроить. Для семей существовала другая программа — поездка по гавани, посещение музеев, кино, — и Руфь с детьми могла к ней присоединиться.
Через некоторое время Руфь и Бенджи вернулись в номер. Со смехом они сообщили, что им пришлось попробовать по два стаканчика, прежде чем их пригласили в зал мороженого трехзвездного класса.
Второй день съезда.
Рассвет был светлым и безоблачным, солнце струилось в окна. Ним, Руфь и дети наслаждались роскошным завтраком, поданным в номер.
Во время завтрака Ним еще раз просмотрел текст доклада. По программе он был назначен на десять утра. В самом начале десятого Ним отправился на лифте вниз, на первый этаж.
Существовала причина, по которой он сначала направился туда. Из окна номера он увидел на улице что-то вроде демонстрации, и ему было интересно знать, кто и зачем ее устроил.
Выйдя из парадных дверей отеля, он понял, что это была все та же знакомая толпа — движение “Энергия и свет для народа”. Около сотни человек различного возраста шествовали, скандируя лозунги. “Неужели им никогда не надоедает, — удивился он, — и они ничего не хотят знать, кроме собственной точки зрения?”
Они размахивали своими обычными плакатами:
“ГСП энд Л” надувает потребителей”; “Пусть народ, а не зажравшиеся капиталисты, владеет “ГСП энд Л”; “Энергия и свет для народа” требует общественного владения коммунальными предприятиями”; “Общественное владение — гарантия снижения тарифов на электричество”.
“Какого воздействия на Национальный институт энергетики, — размышлял Ним, — ждет “Энергия и свет для народа”? Он мог бы сказать им, что никакого результата не будет. Но они жаждали внимания к себе и, как всегда, его получали. Он видел телевизионные камеры. О да, всем происходящим руководил с бодрым видом Дейви Бердсон.
Начались попытки демонстрантов не пропустить транспорт к отелю. Путь к фасаду отеля блокировался цепочкой сторонников “Энергии и света для народа”, которые взялись за руки и препятствовали движению нескольких автомобилей и такси.
Другая группа перекрыла соседний служебный въезд. Там задержали два грузовика. Ним видел, что один из них был молоковоз, а другой — открытый пикап, груженный огнетушителями. Оба водителя вышли из своих машин и протестовали против задержки.
Теперь появилось несколько городских полицейских. Они двигались среди демонстрантов, увещевая их. Последовал короткий спор между полицией и демонстрантами, к которому присоединился Бердсон. Затем крупный бородатый мужчина пожал плечами и начал отодвигать своих сторонников от обоих въездов, а полиция, поторапливая их, пропустила внутрь два грузовика, затем автомобили и такси.
— Можете представить себе такую безответственность? — Говоривший был тоже делегатом съезда. Он стоял рядом с Нимом, и его можно было отличить по значку НИЭ на лацкане. — Это тупое стадо хотело оставить отель без противопожарной защиты и молока. Боже, но зачем?
Ним кивнул:
— В этом нет большого смысла.
Вероятно, демонстранты также не видели в этом смысла, ибо начали расходиться.
Ним вернулся в отель и поднялся на лифте на антресольный этаж, где находилось правление съезда.
Съезд НИЭ собрал несколько сотен бизнесменов, инженеров и ученых, в задачи которых входило обсудить общие проблемы, обменяться достижениями, да и просто пообщаться. По теории каждый делегат после этого должен был лучше делать свою работу. Трудно было определить денежную ценность подобного мероприятия, хотя таковая и существовала.
