Неверная - Али Айаан Хирси
Я постаралась донести до гостей конференции мысль о том, что я сожалею о падении кабинета министров Балкененде, потому что правительство не должно распадаться из-за такого незначительного обстоятельства. Это приводит к недоверию со стороны избирателей: они голосуют за тех, кто должен принимать серьезные, сложные решения, а лидеры спотыкаются на мелочах.
Но больше всего я настаивала на том, что Голландия – мирное, открытое государство, страна терпимости и свободы. Именно в Нидерландах я обрела себя как личность, я – голландка, и очень рада этому.
* * *Вне зависимости от того, нравится вам сложившаяся ситуация или нет, США являются лидером свободного мира. Хотя я и переношу свои идеи на американскую почву, я не думаю, что тем самым продаю их. В Американском институте предпринимательства в Вашингтоне у меня будет больше времени для размышлений, чем когда я была членом парламента в Гааге и управляла законодательными программами. Рискуя повториться, я хотела бы подчеркнуть, что не проблемы с нидерландским гражданством послужили причиной моего отъезда из Голландии, это – целиком и полностью личное решение, которое я приняла задолго до начала всей этой затянувшейся истории.
Много лет назад, когда я только окончила Лейден, мне казалось, что политика – это очень благородное дело и что институты демократии предоставляют человечеству возможность изменить этот мир к лучшему. Однако с тех пор я поняла, что, подобно любой другой деятельности человека, политика может превратиться в грязную игру, в которой клан идет против клана, партия – против другой партии, кандидат борется с другим кандидатом, а правительство может за одну ночь лишиться власти из-за какой-нибудь мелочи. Я надеюсь, что наблюдение за властью окажется для меня гораздо более приемлемым, чем участие в ней.
Свобода самовыражения, которую мне подарила Голландия, – свобода мыслить так, как я хочу, – является немыслимой роскошью там, откуда я родом. Это – стиль жизни, о котором в детстве я могла только мечтать. Каковы бы ни были его недостатки, ни один другой народ не понимает принцип свободы самовыражения так, как его понимают голландцы. Этот принцип настолько глубоко укоренился в голландской культуре, что голландцы защищали меня, когда возникла угроза моей жизни, даже несмотря на то что члены правительства открыто не соглашались с моими идеями. Я испытываю глубокую благодарность за это и счастлива, что являюсь гражданкой Голландии.
Мухаммед Бойери – убийца Тео – и прочие подобные ему люди не понимают, насколько большое значение европейцы и американцы придают идее открытого общества. Несмотря на свою уязвимость, открытое общество также является и чрезвычайно целеустремленным и упорным. Это – место, куда я сбежала в поисках свободы и безопасности. И я хочу, чтобы это место и в будущем оставалось именно таким: свободным и безопасным.
Люди постоянно спрашивают меня, каково жить, зная, что тебе угрожают смертью. Это похоже на ситуацию, когда у человека выявляют некое хроническое заболевание. Оно может обостриться и убить тебя, а может и не убить. Кризис может произойти через неделю, или же в течение десятилетий болезнь может ничем себя не проявить.
Большинство людей, задающих мне подобные вопросы, росли и воспитывались в благополучных странах, Западной Европе и Америке, после Второй мировой войны. Они воспринимают жизнь как нечто само собой разумеющееся. Там, где я выросла, смерть является частой гостьей. Вирусы, бактерии и паразиты; засухи и голод; солдаты и палачи – все это может в любой момент стать ее проводниками. Смерть приходит в образе капель дождя, превращающихся в мощные наводнения. Она владеет умами власть имущих, которые приказывают своим подчиненным преследовать, пытать и убивать людей, являющихся, как им кажется, их врагами. Другие люди кончают жизнь самоубийством в попытке уйти от жестокой и безнадежной действительности. Многим женщинам, которые, согласно общественному мнению, лишились чести, смерть является в образе отца, брата или мужа. Смерть не щадит и юных женщин, дающих жизнь своим первенцам, которые впоследствии остаются сиротами на попечении чужих людей.
В странах, находящихся в состоянии анархии и гражданской войны, как моя родина Сомали, смерть является повсеместной реальностью.
Когда я родилась, моей матери сначала казалось, что мне не жить. Но тогда смерть меня пощадила. Я переболела малярией и пневмонией. Мне отрезали гениталии, но мои раны зажили. Грабитель, собиравшийся перерезать мне горло, сжалился. Когда учитель, преподававший нам Коран, размозжил мне череп, врач смог меня вылечить.
Пусть рядом со мной находятся телохранители и в мой адрес сыплются угрозы, я все равно воспринимаю жизнь и свободу как величайший дар. Когда тринадцать лет назад я села на поезд, идущий в Амстердам, мне хотелось вкусить свободной жизни – жизни, в которой мне не нужно будет связывать себя узами с человеком, которого я не выбирала, и в которой мое сознание и моя воля также будут свободными.
Впервые я испытала на себе давление ислама еще в раннем детстве в Саудовской Аравии. Эта религия заметно отличалась от той сильно разбавленной и смягченной веры моей бабушки, веры, смешанной с магическими обрядами и доисламскими верованиями. Саудовская Аравия является родиной ислама. Это место, где мусульманство практикуется в своей чистейшей форме, которая, на мой взгляд, порождает значительную долю фундаменталистских воззрений, и за то время, пока я живу на этом свете, они успели распространиться далеко за пределы Саудовской Аравии. В этой стране каждый твой шаг и каждый твой вздох проверяется на чистоту и греховность. Людям здесь продолжают отрезать руки, женщин побивают камнями и берут в рабство, причем все это – строго в соответствии с предписаниями Пророка Магомета, записанными столетия назад.
Тот образ мышления, который я наблюдала как в Саудовской Аравии, так и среди членов Мусульманского Братства в Кении и Сомали, несопоставим с понятиями прав человека и либеральных ценностей. Он основан на феодальной системе ценностей, племенных представлениях о чести и стыде. Его столпами являются самообман, лицемерие, а также двойные стандарты. Этот образ мышления полагается на технологические достижения Запада, одновременно игнорируя связь всех этих достижений с западными сознанием и концепциями. Таким образом, именно этот образ мышления и делает переход к современному сознанию столь болезненным для всех практикующих мусульман.
Переход к современному миру не бывает простым. Было трудно моей бабушке, и всем остальным моим родственникам из miye тоже было непросто. Даже для меня это оказалось сложной задачей. Я перешла из мира веры в мир здравого смысла, из мира женского обрезания и насильственных браков – в мир сексуальной эмансипации. Проделав этот нелегкий путь, я точно знаю, что один из этих миров лучше другого, причем не в силу поражающих воображение высокотехнологичных новинок, а благодаря заложенным в его фундамент ценностям.
Главная идея данной книги – если уж столь необходимо найти для нее какую-либо идею – заключается в том, что Запад поступает неправильно, беспричинно продлевая болезненный переходный период и оказывая поддержку культурам, где по отношению к женщинам проявляются ненависть и слепой фанатизм. Причем данный образ жизни называется альтернативным.
Меня обвиняют в том, что я поддалась чувству расовой неполноценности, вынуждающему совершать нападки на собственную культуру, так как я сожалею о том, что не родилась белой. Это уже порядком надоевший спор. Пожалуйста, скажите мне, неужели свобода является прерогативой исключительно белой расы? Неужели самолюбие способно заставить человека перенимать традиционные воззрения своих предков и уродовать своих дочерей? Соглашаться с унижениями и бессилием? Наблюдать со стороны за тем, как мои соотечественники издеваются над женщинами и убивают друг друга в бессмысленных схватках? Когда я впервые оказалась в окружении новой культуры и убедилась в том, что человеческие отношения могут развиваться по совершенно другому сценарию, неужели мне нужно было вооружиться самолюбием и взирать на открывшуюся мне иную реальность как на чужой культ, который правоверной мусульманке запрещается исповедовать?
