Перегрузка - Хейли Артур
— Да, я действительно помню, Миттельман говорил это. — В то время Ним был немного обеспокоен, но врач уверял, что процедура была лишь необходимой мерой предосторожности и ничем более. Как сказала Руфь, это случилось шесть лет назад, и Ним уже позабыл детали.
— Оба доктора ошибались. — Голос Руфи дрогнул и, понижаясь, перешел в шепот:
— Раковые клетки остались. И они распространились. Теперь.., еще больше.., по всему телу.
Она еле выговорила последние слова. И вдруг ее прорвало, она потеряла всякий контроль над собой. Вопль отчаяния вырвался из ее груди, все ее тело содрогалось от рыданий.
На мгновение Ним застыл в оцепенении, не в состоянии поверить тому, что только что услышал. Затем чувство реальности происходящего вернулось к нему. Испытывая одновременно и ужас, и вину, и боль, и жалость, и любовь, он придвинулся к Руфи и обнял ее.
Он старался утешить ее, крепко прижимая к себе.
— Моя родная, моя самая любимая, почему ты никогда не говорила мне? Скажи, почему?
Ее голос был совсем слабым из-за душившего ее плача.
— Мы не были близки.., не любили друг друга больше… Я не хотела от тебя жалости.., ты был занят другими делами.., другими женщинами.
Волна стыда и отвращения к самому себе нахлынула на него. Непроизвольно он опустился на колени перед ней и взмолился:
— Поздно просить прощения, но я делаю это. Я был непростительно глупым, слепым и эгоистичным…
Руфь покачала головой; она начинала приходить в себя:
— Ты не должен был говорить все это!
— Я сказал правду. Я не чувствовал это раньше, но теперь знаю, что это так.
— Я уже говорила тебе, мне не нужна.., только жалость.
— Посмотри на меня, — убедительно сказал он. И когда она подняла голову, он мягко произнес:
— Я люблю тебя.
— А ты уверен, что говоришь это не потому, что…
— Я сказал, что люблю тебя, и это правда! И всегда любил, я полагаю. Просто был глупым, находился в каком-то дурмане, и чтобы понять и сказать тебе о своих чувствах, надо было, видно, такому случиться… — Он замолчал и спросил с мольбой в голосе:
— А что, уже слишком поздно?
— Нет, — Руфь еле заметно улыбнулась. — Я не переставала любить тебя, несмотря на то что ты был свиньей.
— Принимаю это определение.
— Знаешь, — сказала она, — мы оба с тобой в долгу перед доктором Левином.
— Послушай, дорогая. — Он аккуратно подбирал слова, пытаясь утешить ее. — Вместе мы одолеем болезнь. Мы испробуем все, что предлагает современная медицина. И никогда больше не вспомним о разводе.
Она убежденно воскликнула:
— А я никогда и не хотела нашего развода. О, Ним, дорогой, обними меня! Поцелуй меня!
Он выполнил ее просьбу. И после этого появилось ощущение, будто пропасть между ними исчезла, словно ее никогда и не было. Он спросил ее:
— Ты не слишком устала, чтобы рассказать мне все подробно сейчас? Руфь кивнула.
— Я хочу это сделать.
В течение следующего часа она говорила, а Ним слушал, иногда задавая ей вопросы.
Около восьми месяцев назад, как выяснилось, Руфь обнаружила небольшую опухоль слева на шее. Доктор Миттельман к тому времени уже не работал, и она обратилась к доктору Левину.
Доктор с подозрением отнесся к опухоли и назначил серию процедур для выяснения, включая рентген грудной клетки, изучение печени и костного мозга. Длительные тесты были причиной дневных исчезновений Руфи, которые тогда еще заметил Ним. Результаты анализов показали, что раковые клетки, находившиеся в бездействии в течение шести лет, вдруг активизировались и распространились по всему телу Руфи.
— Когда я услышала об этом, все в голове перемешалось, и я не знала, что мне делать, — сказала она.
— Что бы ни было между нами, тебе следовало поставить меня в известность, — возразил Ним.
— Мне казалось, ты был очень занят тогда. Как раз погиб Уолтер от взрыва на “Ла Миссион”. Так или иначе, я решила оставить это при себе.
— Твои родители в курсе?
— Нет.
После установления диагноза, как рассказала Руфь, она начала регулярно, раз в неделю, посещать местную клинику для лечения химиотерапией и иммунотерапией. Это также объясняло ее отсутствие.
Ее часто мучила тошнота, она потеряла в весе из-за процедур, но ей удавалось скрывать недуг. Частые отсутствия Нима помогали ей в этом.
Ним обхватил голову руками, его мучил стыд. Он предполагал, что Руфь встречается с мужчиной, а она все это время…
Потом, продолжила Руфь, доктор Левин информировал ее, что в институте “Слоун Кеттеринг” практикуют новый метод лечения. Он настоял, чтобы она поехала туда и все выяснила. Руфь отправилась и в течение двух недель проходила обследование.
Это было время, когда Ним долго ее не видел. Ту отлучку он воспринял с безразличием. Это его беспокоило лишь как ощущение некоторой бытовой неустроенности.
Он не знал, что сказать.
— Что сделано, то сделано, — проговорила Руфь. — Ты не мог об этом знать.
Ним задал вопрос, который его очень беспокоил:
— Каковы их прогнозы?
— Прежде всего — нет необходимых лекарств; затем — уже слишком поздно для операции. — Ее голос был спокойным, самообладание полностью вернулось к ней. — Но у меня еще есть время, не знаю, правда, как много. Что же касается института “Слоун Кеттеринг”, неизвестно, следует ли мне пройти у них курс лечения. Врачи в этом институте используют метод микроволн для повышения температуры опухоли и подвергают ее радиоактивному облучению, которое может уничтожить раковую ткань. — Она невесело улыбнулась. — Как ты понимаешь, я узнала об этом все, что могла.
— Я бы хотел сам поговорить с доктором Левином — завтра, — сказал Ним и поправил себя:
— Сегодня, попозже. Как ты думаешь?
— Думаю? — вздохнула Руфь. — Нет, я ничего не думаю. Так прекрасно иметь человека, на которого можно положиться. О, Ним, ты мне так нужен!
Он снова обнял ее. Чуть позже он выключил свет, и они поднялись наверх.
Впервые за много месяцев Ним и Руфь легли вместе, и ранним утром, на рассвете, они обладали друг другом.
Глава 12
Сверкнуло лезвие ножа, и струей брызнула кровь. Наблюдая за процедурой холощения, Ним почувствовал небольшую слабость.
Судья Йел, стоявший рядом, весело посмеивался:
— Будь благодарен Господу Богу, что тебе выпало родиться мужчиной, а не таким вот бычком.
Они стояли на узком помосте над загоном для скота на пастбище в долине Сэн-Джоакин — в самом центре калифорнийских сельскохозяйственных угодий. Пастбище являлось собственностью фонда семьи Йел.
— Мысль о кастрации любого самца угнетает меня, — сказал Ним.
Он прилетел сюда рано утром для того, чтобы обсудить с Полом Йелом вопрос о влиянии электроэнергии на сельское хозяйство. Фермеры Калифорнии были важными потребителями электроэнергии; сельское хозяйство и связанная с ним индустрия потребляли десятую часть электроэнергии, производимой “ГСП энд Л”. Без электроэнергии фермерство — важнейшая отрасль штата — не смогло бы существовать.
Бывший судья Верховного суда должен был присутствовать сегодня как представитель “ГСП энд Л” на региональных слушаниях по проекту “Тунипа”. На заседания энергетической комиссии — некоторые называли их показательными выступлениями — приглашались представители местной власти и жители, для того чтобы подтвердить свои заявки на электроэнергию. Фермеры из долины Сэн-Джоакин, увидевшие в возможном сокращении потребления энергии угрозу для своих хозяйств, уже находились в лагере стойких защитников проекта. Наверняка на заседаниях будут и представители оппозиции.
Все еще наблюдая за действиями людей под помостом, Йел обратился к Ниму:
— Я понимаю сожаления по поводу уничтожения мужского начала, пусть даже у животных. Жалко, с одной стороны, и в то же время необходимо. Фермер даже не задумывается об этих вещах.
— А вам нравится быть одним из них?
— Фермером наполовину? Я даже не знаю. — Старик нахмурился. — В основном я занимаюсь бухгалтерией, просматриваю балансовые отчеты, пытаясь понять, почему та или другая операция нашего семейного фонда не приносит прибыль.
