Хороший, плохой, пушистый - Кокс Том

— Он теперь в лучшем месте.

— Что? В земле под кустом кордилины твоей матери?

— Нет, я имел в виду, на рыбьих небесах, или что там у них есть.

Мы направились к сараю.

— Здесь еще одна жаба, обосновалась на куче компоста. Я накрываю ее одеялом, а на ночь подтыкаю со всех сторон. Ты починил навес над летним садом? Не лазай сам, так погиб Кейт Харрис и его утка Орвилл.

А позже вечером мать накормила меня потрясающе вкусной едой и повторила трижды, чтобы компенсировать то, что я в последнее время к ним редко приезжал. Отец тем временем рассказывал о писателе Мартине Эмисе, который был того же возраста, что и он, и о том, какие, благодаря разному происхождению, у них были различные в жизни возможности.

— Когда Эмису было восемь лет, он наблюдал, как его отец делится мыслями с Филиппом Ларкином[5]. Когда мне было восемь лет, я наблюдал, как мой дядя Кен делится сыром со своей немецкой овчаркой Брюсом.

Когда отец начинал говорить, то часто вспоминал смешной случай, который произошел на прошлой неделе во время их прогулки с матерью.

— Мы прилегли на поле вздремнуть, но разбудила корова, которая принялась меня облизывать. Я уж подумал, что это твоя мать меня целует. Не тут-то было — оказалась Буренка.

Когда мы вымыли тарелки, раздался стук дверного молотка. Я решил, что это Роджер и Би — очень симпатичная пожилая пара. Соседи родителей. Частенько преодолевают на машине сорок ярдов от задней двери до конца своего сада, чтобы выпить чаю в беседке, и иногда по дороге заворачивают навестить моих отца и мать. Но с удивлением увидел сидевшего на крыльце и смотревшего на нас призрака белого котенка.

— Каспер! — воскликнула мать, открыла дверь и, взяв призрака на руки, покрыла его голову поцелуями. — Как поживаешь? Какой ты красавец!

Котенку поцелуи понравились, и это предполагало, что раз он их чувствует, то является существом телесным. Он ухмылялся с таким видом, словно хотел сказать: «Я того заслуживаю».

Я испытующе посмотрел на родителей.

— Ну… да, — протянула мама. — Это Каспер. Живет по-соседству. Научился забираться наверх и колотить лапой по дверному молоточку.

Я почесал Касперу голову. Оценивая меня, он лениво поднял голову. Его взгляд отличался от проникавшего в душу взгляда Медведя. Каспер сонно определял мое место в мире, будто мое лицо представляло для него всего лишь очередное явление расплывчатой, доселе неизвестной, но приятной плоти. Котенок казался простофилей, был полон доверия и не сомневался в своей роли в мироздании. В нем было нечто знакомое, хотя сначала я не мог определить, что именно. Но вскоре меня осенило: если добавить несколько рыжеватых пятен, получится копия четырех-пятимесячного Монти. Та же аура самоуверенности, до такой степени сильной, что, будь он человеком, в его гардеробе заняли бы достойное место бриджи.

Мама капнула Касперу немного сливок, и он с энтузиазмом слизнул их.

— Знаю, не следует этого делать, — сказала она. — Но я редко его балую. О, смотри, он оставил мне свое сердце!

Там, где котенок лизал угощение, остался узор — классическое изображение любящего сердца. Это производило впечатление, но на меня, наверное, меньше, чем на других, — ведь со мной живет кот, у которого на шкурке есть пятно в виде сердца.

Следующие несколько недель мне постоянно приходили по электронной почте от мамы фотографии с похождениями Каспера в родительском саду. Каспер шествует через лужайку с таким видом, словно опаздывает на важную презентацию. Каспер умывается, а на заднем плане отец колет дрова. Каспер на дереве смотрит на родительский огород, будто не сомневаясь, что это он, а не кто-нибудь другой, засадил грядки и окучивал картофель. Мать посылала и другие фото, но иногда и в них проглядывалась подсознательная тема Каспера. Получив изображение лоскутного одеяла, я не сразу оценил аккуратность шитья и цветовую гамму, потому что на нем развалился белый кот.

Прошел, таким образом, месяц, и я решил, что пора серьезно поговорить с матерью.

— Сейчас позову. Она вышла на улицу с Монти. А я опять заснул в компосте.

— Подожди, что ты сказал?

— Сказал, что заснул в компосте.

— Нет, перед этим.

— Что она вышла на улицу с Каспером.

— Но ты сказал, что она вышла с Монти.

— Разве? Странно. Тот кот очень был хорош. Таких немного.

— Все прекрасно складывается, — сообщила мне мать через несколько минут. — Он иногда заглядывает, и мы милуемся. Но я не собираюсь тратиться на кошачью еду и жертвовать временем, оттирая кошачьи следы и прочие прелести.

Я задавал себе вопрос, откровенна ли мать сама с собой? Когда она приезжала ко мне на прошлой неделе, я заметил белый волосок на ее черном свитере.

— Ты уверена, что это лучше, чем взять себе кота? По улицам бродит много милых беспризорных, которые с радостью отдадут свое сердце твоим сливкам.

— Было бы чудесно. Но мне нужен только такой же замечательный, как Монти. Извини, я хотела сказать, как Каспер. А как я узнаю, что он такой?

Я беспокоился, что родители слишком привязываются к соседскому коту — все могло закончиться слезами. Но у меня появился план с дальним прицелом. Разработка его многих элементов требовала определенного времени, но я над этим трудился.

Со времени смерти Джанета я заметил, что наверху моего перевернутого вверх ногами дома происходит нечто странное. Заходя утром в кухню, обнаруживал, что исчезал кошачий корм, причем в гораздо большем объеме, чем могли съесть мои коты. Человек, обладающий воображением, мог бы представить, как корм волшебным образом перемещается из раздатчика прямо в невидимый огромный желудок. Доставая купленную накануне буханку хлеба, видел, что упаковка разорвана и кончик покусан. Затем, перебирая коллекцию виниловых пластинок, чтобы найти альбом Билла Уизерса 1972 года «Still Bill», обратил внимание, что он покрыт вязкой желтой субстанцией. На следующее утро то же самое случилось с грифельной доской, на которой я записывал то, что требовалось купить на неделю. Критические потеки пересекали слова «кондиционер для ткани».

Даже если бы я искренне верил в мир привидений, то все равно бы не согласился, что это проделки духа Джанета. Кот не писал где попало при жизни, и если бы решил облить пластинку, то выбрал бы из тех, которые на этом свете раздражали его слух, — «Freball» или первый долгоиграющий альбом группы «Urial Heep». Мои сомнения подтвердились, когда неделей позже я поднялся в кухню выпить воды и застал там рыжего кота, воровато поедающего корм из раздатчика. Вы можете возразить, что «воровато» — неподходящее слово для действия, производящего столько шума — хрум-зрум-хрум, — но ведь он же тайком проник в мой дом и, будучи застуканным на месте преступления, немедленно дал деру.

С тех пор я начал следить, не появится ли снова рыжий грабитель, но он принимал меры предосторожности и планировал набеги так, чтобы не столкнуться со мной — когда я спал или смотрел внизу телевизор. Если же я все-таки заставал его, несся прочь стрелой, перескакивая через перила и других котов и не давая себя разглядеть. Я пытался его издалека фотографировать — когда он высовывал голову из-за нижней лестницы, или, остановившись, оборачивался посмотреть на меня с явным сожалением, или скатывался по ступеням сада — но сделанные телефоном снимки получались размазанными. Я даже начал сомневаться, что дело вовсе не в качестве снимков, а очень размазанный сам кот.

Выполнение плана потребовало больше времени, чем я рассчитывал. Если сумею подружиться с этим котом и исправить его поведение, то смогу предстать на пороге матери и, подарив в качестве средства восстановления в рядах кошатниц, отвлечь от Каспера. Первым шагом было терпеливое приручение и присвоение мохнатого беспризорника. Для начала надо было понять, каков он собой. Наблюдая за его манерами, я сделал вывод, что, если мой план удастся, это не будет кражей чужого кота. Если он даже и чей-то, то совершенно заброшенный. Кот был постоянно голоден и каждую ночь жалобно мяукал под дверью. Его голос напоминал голос Рода Стюарта, как это часто бывает у рыжих котов, с той лишь разницей, что в нашем случае он больше походил на шум, который производил бы Род Стюарт, если бы его заставили петь после недавно перенесенного свиного гриппа.