Вкус дыма - Кент Ханна
Снаружи стояла непроглядная темнота. Натан повел меня на берег моря и там сообщил, что Фридрик просил у него разрешения жениться на Сигге. И прибавил: он, мол, знал, что Сигга за его спиной амурничает с Фридриком, но не думал, что у них дойдет до такого. Он считал, что это лишь праздные заигрывания.
Когда я сказала, что, по моему мнению, это лишь безобидная влюбленность двух невинных детей, Натан от души расхохотался и заявил, что никого из этой парочки он даже с натяжкой не назвал бы невинным. Затем он запустил руку в карман, показал мне три серебряные монеты и пояснил, что мальчишка предложил ему деньги за разрешение жениться на Сигге. Я спросила, зачем же он взял деньги, если явно против этого брака, и Натан рассмеялся – дескать, только болван откажется задарма получить звонкую монету. Потом он спросил, зачем я попустительствовала шашням Фридрика с Сиггой, если знала, что он, Натан, не желает, чтобы этот мальчишка в его отсутствие шлялся в Идлугастадир. Я ответила, что Фридрик мне совсем не нравится, но я привыкла жить на хуторах, где много слуг и всякого другого народа, а в Идлугастадире дни тянутся долго, как нигде.
Агнес допила молоко и выплеснула осадок в огонь. Маргрьет вздрогнула от резкого шипения.
– Я теперь уже не засну, – сказала Агнес.
Маргрьет кивнула.
– Я, пожалуй, тоже. – И, поколебавшись, добавила: – Я не знала, что Фридрик и Сигга были помолвлены.
Агнес издала отрывистый смешок.
– Они так и не поженились, – сказала она. – Хотя Фридрик действительно предлагал Сигге свою руку. Он вернулся на следующий день. Натан уехал в Гейтаскард. Сигга пребывала в унынии и слонялась по дому, точно тень, а когда я поймала ее в кухне и спросила, что сказал ей Натан предыдущей ночью, она залилась слезами и ничего не ответила. Я спросила, говорила ли она Натану, что любит Фридрика, и она помотала головой. Тогда я рассказала про деньги, которые Фридрик дал Натану за согласие на ее брак с ним, и это так потрясло Сиггу, что слезы у нее мгновенно высохли. Она уставилась на меня круглыми глазами и бормотала, что поверить не может, будто Натан согласился на этот брак. Сигге он сказал, что этот человек ей не пара. Она, мол, слишком молода, а кроме того, она – его, Натана, служанка и таковой останется до тех пор, пока он не сочтет нужным ее отпустить.
В тот день Даниэль, увидев в Идлугастадире Фридрика, посоветовал ему драпать, поджав хвост, если хочет дожить до лета, однако Фридрик и бровью не повел, а только спросил меня, где Сигга. Мне не хватило духу последовать за ним в дом и увидеть, что произойдет дальше, а потому я просто ушла на берег и ждала, чем все закончится. Вскорости Фридрик вышел из дома, ведя Сиггу за руку, и сообщил мне и Даниэлю, что они помолвлены.
– И что же ты сделала? – спросила Маргрьет.
Агнес вздохнула.
– А что я могла сделать? Поднялась вверх по склону в дом и налила нам всем по стаканчику бренвина. Фридрик сиял, но Сигга была встревожена. После пары глотков Даниэль принялся распевать песенки в честь молодой пары, а я незаметно выскользнула наружу подышать свежим воздухом и отправилась на берег моря.
В очаге перед ними трещал огонь. Ком горящего кизяка рассыпался, взметнув к самым потолочным балкам сноп искр.
Наконец Агнес вновь подала голос:
– Ты когда-нибудь бывала у моря?
Маргрьет покачала головой и плотнее закуталась в платок.
– В молодости мне довелось какое-то время работать неподалеку от моря. В окрестностях Лангидалюра.
– Близ Ватнснеса море совсем другое. Порой вода во фьорде гладкая и блестящая, словно зеркало. Иногда так и тянет провести по ней языком. Остекленевшая, точно глаз мертвеца, как говаривал Натан. – Агнес придвинулась ближе к огню. – Однажды я видела, как со скрежетом терлись друг о друга два айсберга. Их согнал вместе ветер. Когда айсберги подплыли ближе, я разглядела, что на их уступах темнеет скопившийся плавник, а через некоторое время услышала жуткий треск и увидала, что весь плавник охвачен пламенем.
– Точно в саге, – заметила Маргрьет.
– Да, – согласилась Агнес, – зрелище было сверхъестественное. Я глаз не могла оторвать. Даже когда стемнело, я еще различала далеко в море огненные блики.
Несколько мгновений обе молча смотрели на очаг. Пламя угасало, багровым сиянием заливая лица обеих женщин. Снаружи донесся приглушенный стон, возвещая о том, что зимние ветра задули с новой силой.
* * *– После того как Фридрик сделал предложение Сигге, снег повалил такой, что мог бы засыпать с головой разбойника на большой дороге. О том, чтобы Фридрику уехать домой, не могло быть и речи, и я постелила ему вместе с Даниэлем. После выпитого оба заснули как убитые.
Я не спала. Мысли о Натане и Сигге ворочались в моей голове и отгоняли сон. Я знала, почему Натан ненавидит Фридрика. Не потому, что юнца влекло его богатство, хотя отчасти причина была и в этом. Главным образом дело касалось Сигги. Я пришла к выводу, что Натана влечет к Сигге так же сильно, как воротит от меня.
Вероятно, в конце концов я все же забылась тяжелым сном. Когда я проснулась, в бадстове не было ни души, и снег наконец прекратился. Снаружи все было бело, если не считать маслянисто-серого моря. С ближнего поля доносился какой-то звук, и я, выйдя посмотреть, в чем дело, увидела Фридрика, который пинал ногами дохлую овцу. Так яростно, что меня замутило.
– Что ты делаешь?!
В безветренном воздухе голос мой прозвучал особенно отчетливо и громко. Фридрик меня не услышал. Сопя от натуги, он продолжал пинать труп животного. Из-под его сапог его россыпью взлетал окровавленный снег.
– Фридрик, что ты делаешь?! – снова крикнула я.
Он остановился и обернулся. Затем утер рукавом лицо и двинулся ко мне, загребая сапогами глубокий снег. Когда Фридрик подошел ближе, я увидела, что он вне себя от бешенства.
– Привет, Агнес, – проговорил он, тяжело дыша.
– Зачем ты пинаешь овцу?
Фридрик сопел, переводя дух. Дыхание вырывалось из его рта туманным облачком.
– Она была уже дохлая.
– Но зачем тебе вообще понадобилось ее трогать?
– А какая разница? – Фридрик сощурился, глядя на низкое сумрачное небо. – Думаю, скоро опять пойдет снег. Надо бы поторопиться, чтобы не застрять.
Он шмыгнул носом и вытер его рукавицей. На шерсти остался влажный блестящий след.
– Натан убьет тебя. – Я кивнула на пятно крови и грязи вокруг мертвой овцы. – Ты испортил мясо. И шкуру.
Фридрик расхохотался. Мне до смерти хотелось отвесить ему оплеуху за измывательство над павшей скотиной, но я была ему не указ, и он это отлично знал.
– Агнес, овца была уже дохлая. Она пала сегодня утром. – Фридрик стер со щеки тающее пятнышко окровавленного снега и с усилием выволок ногу из глубокого рыхлого снега, собираясь пройти мимо меня. – Не волнуйся, мясо вполне еще сгодится в пищу.
– Ты его истоптал.
Фридрик закатил глаза.
– Смотри, простудишься до смерти, – бросил он через плечо, пройдя мимо меня. Я смотрела, как снеговые тучи поднимаются над горой, и вдыхала колючий ледяной воздух, покуда не задрожала всем телом от холода.
Вид Фридрика, яростно топчущего сапогами труп овцы, пробудил во мне тревогу. Нечто зловещее было в том, как его ноги, темнея на фоне снежной белизны, стремительно и безжалостно врезались в обмякший труп, да так, что в воздух взлетали кровавые брызги.
Пошел снег. Я повернулась, чтобы вслед за Фридриком зайти в дом, и увидела, что на труп спускается ворон. Птица скорбно каркнула и вонзила клюв во внутренности овцы. Крупные снежинки оседали на черных перьях.
Когда я вошла, Фридрик и Сигга сидели рядышком на ее кровати и перешептывались. Лицо у Сигги было заплаканное.
– Пропали две овцы, – сказала я.
– Ну, одна из них пала. Ты своими глазами видела ее труп. – Фридрик зевнул.
– Та, которую ты пинал, не в счет. Не хватает еще двух овец.
Фридрик недобро ухмыльнулся, и я сразу поняла, что произошло.