Тайна за семью печатями - Арчер Джеффри
– Что вам нужно? – спросил он с акцентом, который Себастьян не распознал.
– Скажите, не здесь ли проживает Бруно Мартинес?
– Кто его спрашивает?
– Меня зовут Себастьян Клифтон.
Тон мужчины неожиданно переменился:
– Да, я слышал, он рассказывал о вас, но сейчас его здесь нет.
– А вы не знаете, когда он вернется?
– Кажется, я слышал, мистер Мартинес говорил, что будет дома в пятницу днем.
Себастьян решил не задавать больше вопросов и просто сказал «спасибо». Гигант отрывисто кивнул и грохнул дверью. Или он просто так ее закрыл?
Себастьян припустил бегом к Слоан-сквер – ведь ему нужно вернуться вовремя, чтобы помочь миссис Тиббет с немецкими постояльцами. Он сел на первый же автобус, идущий в направлении вокзала Паддингтон. Сразу по возвращении в дом номер 37 по Прэд-стрит он направился на кухню, где нашел миссис Тиббет и Дженис.
– Удачно съездил, Себ? – поинтересовалась хозяйка, не дав ему присесть.
– Теперь я знаю, где живет Бруно, – триумфально сообщил Себастьян, – и…
– Итон-сквер, дом номер сорок четыре, – сказала миссис Тиббет, поставив перед ним на стол тарелку с сосисками и пюре.
– Как вы узнали?
– Мартинес есть в телефонном справочнике, но, пока я сама догадалась, тебя уже и след простыл. Ты выяснил, когда он возвращается?
– Да, в пятницу днем.
– Тогда я придержу тебя еще на пару дней.
Вид у Себастьяна был растерянный, и она добавила:
– Не волнуйся, это мы уладим. Немцы останутся до полудня пятницы, так что ты… – Решительный стук в дверь прервал ее мысли. – Если я не ошибаюсь, это мистер Кролль и его друзья. Идем со мной, Себ, посмотрим, поймешь ли хоть слово из того, что они скажут.
Себастьян с неохотой оставил сосиску с пюре и последовал за миссис Тиббет. Он нагнал ее в тот самый момент, когда она открывала входную дверь.
В следующие сорок восемь часов ему удалось урвать лишь несколько мгновений сна: он таскал чемоданы вверх и вниз по ступеням, ловил такси, подавал напитки и, самое главное, переводил бессчетные вопросы – от «Где лондонский Палладиум?» до «Знаете какие-нибудь приличные немецкие рестораны?». На большинство их миссис Тиббет теперь могла ответить, не прибегая к карте или путеводителю. В четверг вечером – а это был их последний вечер – Себастьяну задали вопрос, ответа на который он не знал и зарделся. На помощь ему пришла миссис Тиббет:
– Скажи им, что они найдут тех самых девушек в Сохо, в театре «Уиндмилл».
Немцы отвесили низкий поклон.
Когда в полдень пятницы они съезжали, герр Кролль дал Себастьяну фунт и тепло пожал руку. Себастьян передал деньги миссис Тиббет, но та отказалась их брать со словами:
– Они твои, честно заработанные.
– Но ведь я так и не оплатил кров и стол. И если этого не сделаю, моя бабушка, которая работает управляющей отеля «Гранд» в Бристоле, никогда мне не простит.
Миссис Тиббет обняла и прижала его к себе:
– Удачи тебе, Себ.
Наконец выпустив его, она сделала шаг назад и проговорила:
– Сними брюки.
Себастьян смутился еще больше, чем когда герр Кролль спросил его, как найти стрип-клуб.
– Я поглажу их, если ты не хочешь выглядеть будто только что с работы.
31
– Не уверен, что он дома, – прогудел верзила, которого Себастьян никогда, наверное, не забудет. – Погодите, проверю.
– Себ! – пронеслось по мраморному коридору эхо. – Как я рад тебе, дружище! – Бруно крепко пожал руку своему другу. – Боялся, что уже больше не увижу тебя, если слухи верные.
– Что за слухи?
– Карл, попросите, пожалуйста, Елену накрыть чай в гостиной.
Бруно повел Себастьяна в дом. В Бичкрофте Себастьян всегда был лидером, а Бруно – ведомым. Сейчас они поменялись ролями: гость следовал за хозяином сначала по коридору, затем – в гостиную. Себастьян всегда считал, что его воспитывали в комфорте, даже в роскоши, но то, что встретило его, когда он вошел в гостиную, удивило бы, наверное, и младшего члена королевской семьи. Картины, мебель, даже ковры неплохо смотрелись бы и в музее.
– Так какие слухи? – нервно повторил Себастьян, присаживаясь на краешек дивана.
– Погоди, сейчас все узнаешь. Но прежде всего: почему ты так неожиданно сорвался? Минуту назад сидел со мной и Виком в комнате и вдруг как испарился.
– А разве на следующий день на утреннем собрании директор ничего не сказал?
– Даже не заикнулся, что лишь добавило таинственности. У каждого, разумеется, появилась своя версия, но, поскольку они оба – старший воспитатель и Бэнкс-Уильямс – молчали как рыбы, никто толком не понимал, где правда, где вымысел. Я спросил сестру-хозяйку, наш источник знаний, но она замолкала всякий раз, когда упоминалось твое имя. Совсем на нее не похоже. Вик опасался худшего, но у него ведь всегда стакан наполовину пуст. Он решил, что тебя отчислили и больше мы о тебе не услышим, но я сказал ему, что мы все встретимся в Кембридже.
– Боюсь, без меня, – вздохнул Себастьян. – Вик был прав.
И он рассказал своему другу обо всем, что произошло на этой неделе после его беседы с директором, не скрывая от Бруно своего огорчения от потери места в Кембридже.
Когда он добрался до конца истории, Бруно сказал:
– Так вот почему Билли-Бугор вызывал меня к себе в кабинет после собрания в среду утром.
– И какое наказание ты получил?
– Шесть горячих, плюс лишился статуса старосты, плюс предупреждение о том, что любой неблагоразумный поступок приведет к моему временному отчислению.
– Я бы тоже мог отделаться временным отчислением, не застукай меня Билли-Бугор с сигаретой в поезде в Лондон.
– Зачем ехать в Лондон, если у тебя билет в Бристоль?
– Собирался пошататься здесь до пятницы, а в последний день четверти поехать домой. Мама и папа в Штатах и до завтра не вернутся, и я вычислил, что они ничего не узнают. Не напорись я в поезде на Билли-Бугра, ничего бы мне не было.
– Но если ты сядешь на поезд в Бристоль сегодня, они тоже ничего не узнают.
– Ни единого шанса, – покачал головой Себастьян. – Не забывай, что сказал Билли-Бугор: «Школьные правила распорядка распространяются на вас до окончания последнего дня четверти», – передразнил он директора, вцепившись в лацканы пиджака. – «В случае нарушения хотя бы одного из них я не колеблясь изменю свою позицию насчет вашего места в Кембридже. Вам это ясно?» Он выгнал меня из кабинета, но не прошло и часа, как я нарушил три правила, да еще прямо перед его носом!
В комнату вошла горничная с большим серебряным подносом, нагруженным едой, какой ребят никогда не баловали в Бичкрофте.
Бруно намазал маслом горячую булочку:
– Попьем чая, и съезди в гостиницу, принеси сюда свои вещи. Переночуешь здесь, и мы покумекаем, как тебе дальше быть.
– А что на это скажет твой папа?
– По дороге из школы сюда я признался ему, что не видать бы мне в сентябре Кембриджа, если бы ты не взял всю вину на себя. Он сказал, что мне повезло с таким другом, как ты, и что он хотел бы иметь возможность поблагодарить тебя лично.
– Если б Бэнкс-Уильямс увидел первым тебя, ты поступил бы точно так же.
– Да не в этом дело. Он увидел первым тебя, что дало возможность мне и Вику смыться безнаказанно, причем в самый последний момент, потому что Вик собрался с Руби… познакомиться поближе.
– Руби… – повторил Себастьян. – Ты выяснил, что с ней случилось?
– Она исчезла в один день с тобой. Повар сказал, что в школе мы ее больше не увидим.
– И ты по-прежнему считаешь, что у меня есть шанс попасть в Кембридж?
Оба мальчика замолчали.
– Елена, – сказал Бруно, когда горничная принесла им большой кекс с изюмом и цукатами, – моему другу надо съездить на Паддингтон за своими вещами. Будьте добры, попросите, пожалуйста, шофера отвезти его и приготовьте гостевую комнату к его возвращению.
– К сожалению, шофер только что уехал забирать вашего отца из офиса. Не думаю, что он вернется раньше ужина.
