Надежда - Талан Светлана
Я быстро взрослела и даже не заметила перехода между детством и юностью. Несмотря на это, я многого не понимала. Я не знала тогда, почему папа подглядывал за мной из кухни через маленькое окошко, когда я купалась в ванной. Я не понимала, почему он часто бил маму, почему они ссорились. И еще я не могла понять, почему в холодное время года я должна ходить в платочке, а не в шапочке. Но я четко знала, что так надо, потому что так сказала мама, которую я очень любила. То, что говорила мама, я всегда беспрекословно выполняла. Мама к этому времени уже не работала и часто болела. И я спешила из библиотеки домой, зная, что иногда у мамы так болит голова, что она не может подняться с постели. Мне надо было подать ей утку, накормить и дать таблетки. Будучи второклассницей, я уже умела делать ей уколы, только мама заранее все подготавливала.
Когда я находила маму лежащей неподвижно и тихо постанывающей, я делала ей укол и сидела рядом, пока она не начинала осознанно смотреть на меня и разговаривать.
Говорят, что дети не умеют ненавидеть. Или это неправда, или я еще в детстве стала взрослой. Трудно сказать, когда я начала ненавидеть своего отца настолько же сильно, как и бояться. Я испытывала к нему недетскую ненависть из-за того, что он постоянно курил во всех комнатах, и мы с мамой задыхались от едкого табачного дыма. Я ненавидела его, когда он приводил своих друзей, и они пили водку, орали, матерились и курили всю ночь. Бедная мама разрывалась между мной и шумной компанией – она была у них на побегушках. «Что ты там возишься?! – кричал отец. – На столе пусто! Что подумают обо мне мои друзья? А что они могут подумать? Они и так видят, какая ленивая у меня жена». Я ненавидела его за то, что он постоянно бил маму. Я ненавидела его, когда он за обеденным столом дотрагивался до моих коленок, задрав подол моего длинного платья. Я ненавидела отца, но никогда не показывала этого. Я просто очень его боялась. Страх матери передался мне, он сросся со мной, стал частью меня, и я начинала дрожать, как только отец входил в дом.
Я умела прощать одноклассникам их издевки и обидные клички – «чучело», «очкарик», «дурочка». Я прощала соседской подружке Вале то, что она играла со мной только дома, а в школе делала вид, что меня не знает. Но я не могла простить папе его отношения к маме. По мере взросления в моей душе накапливались ненависть и гнев, росли подобно снежному кому.
Однажды, когда я училась в третьем классе, учительница прочла нам сказку Ханса Кристиана Андерсена «Гадкий утенок». Как только она произнесла слова «Гадкий утенок», все в классе захихикали и, поворачиваясь в мою сторону, тыкали в меня пальцами.
– Пашка – гадкий утенок! – сказал Коля, и все уже во весь голос засмеялись.
Учительница его, конечно, одернула, но на ближайшей перемене за мной уже бегала толпа мальчишек, выкрикивая обидную кличку «Гадкий утенок», которая сразу же ко мне прилипла. В этот день я не пошла в библиотеку, а побежала домой под улюлюканье глупых мальчишек.
– Мама! – закричала я с порога. – Я ненавижу Андерсена!
Уткнувшись в теплое мамино плечо, я расплакалась и все ей рассказала.
– Пашенька, глупенькая моя девочка, – стала успокаивать меня мама. – Ты плохо слушала сказку. Вспомни, чем она заканчивается. Гадкий утенок стал прекрасным лебедем, таким прекрасным, что его никто не узнавал и все любовались его красотой. Пройдет немного времени, и с тобой тоже произойдет такое превращение. Тогда уже никто и никогда не посмеет назвать тебя Гадким утенком.
– Когда это будет? – спросила я, перестав плакать.
– Это будет, когда ты окончишь школу и сядешь в поезд, который увезет тебя далеко-далеко.
– Я поеду в домике на колесах? – улыбнулась я.
– Да, моя девочка, да.
Я верила маме, потому что она никогда меня не обманывала. Тогда я поняла эту сказку по-другому, словно ее сочинила моя мама, а не известный сказочник, и она мне понравилась гораздо больше, чем сказка ненавистного Андерсена, придумавшего Гадкого утенка.
– Расскажи мне еще что-нибудь, – попросила я.
– Слушай. – Мама обняла меня и прижала к себе. – Когда ты окончишь школу и получишь золотую медаль, я соберу твои вещи и пойду провожать тебя на вокзал. Приедет поезд, ты сядешь в вагон и помашешь мне в окошко своей ручкой. Он повезет тебя в новую, красивую жизнь, где ты расцветешь, как весной распускается из робкого бутона яркий цветок. Твоей красоте будут завидовать все. Тогда ты сможешь ходить без платочка и отпустишь длинные волосы. Локоны будут красиво рассыпаться по твоим плечам и доходить до пояса. Ты будешь идти по улице в коротенькой юбочке, на высоких каблуках, и в твоих рыжих волосах будет играть солнышко, потому что оно любит тебя.
– Мама, это правда? – спросила я, дослушав эту красивую сказку.
– Правда. Я тебе обещаю. Только ты об этом никому не говори. Пусть называют тебя Гадким утенком, пусть. А ты наберись терпения и помалкивай о том, что я тебе рассказала. Они, глупые, забывают, чем закончилась сказка. Если ты им скажешь, что превратишься из Гадкого утенка в прекрасного лебедя, тебе никто не поверит. Верно?
– Да.
– Вот и не рассказывай никому. Пусть это будет нашей тайной. И ты удивишь всех!
– Да. Если я уеду, то как же ты?
– Я буду тебе звонить, писать длинные письма и ждать ответа.
– Я хочу уехать с тобой.
– Хорошо. Тогда договоримся так. Ты поедешь учиться и как только закончишь учебу, напишешь мне письмо. Я приеду к тебе, и мы будем вместе. Договорились?
– Да.
– Самое главное, Паша, – надо верить в эту сказку. Как только ты потеряешь надежду, счастливого конца не будет. Как бы трудно тебе ни было, что бы тебе ни говорили, верь, верь в счастливый конец. Обещаешь? – Мама пристально посмотрела мне в глаза.
– Обещаю, – твердо сказала я ей.
– Доченька, будет трудно, но я научу тебя всему тому, что поможет тебе преодолеть трудности. Самое главное – ты не должна отчаиваться, и делай то, что говорит мама.
– Хорошо, мамочка.
– Ты готова преодолеть все трудности?
– Да.
– Тогда начнем с малого. Я часто болею и не всегда могу приготовить поесть. Прежде всего ты должна научиться пользоваться газом и готовить обед.
– А Валя уже умеет готовить яичницу, – сообщила я.
– Валя старше тебя на три года, а умеет готовить только яичницу, – улыбнулась мама. – Значит, ей не суждено стать прекрасным лебедем. Давай начнем с картошки.
– И никакого Андерсена! – засмеялась я.
– Правильно, моя маленькая принцесса, – согласилась мама.
– Можно мне отпустить волосы, чтобы заплетать косички? – попросила я маму. – Я хочу такие длинные волосы, как у Вали.
– Нельзя. Пока нельзя. Пусть волосики дождутся своего часа, а потом вырастут быстро-быстро. А то сказка получится неправильной.
С этого дня мама стала постепенно учить меня всему. Правда, нам приходилось это делать, только когда дома не было отца. Мы с ней, как две заговорщицы, ждали с нетерпением, когда он уедет в Германию за очередной машиной. Я уже знала, что отец пригоняет из-за границы автомобили, а потом их продает. В его отсутствие в нашем доме царил праздник. В глубине души я надеялась, что однажды отец не вернется, но он всегда возвращался. Мамина сказка запала мне в душу. Я поверила в ее магическую силу, и мне стало легче сносить обиды одноклассников и крики отца. Я жила этой прекрасной сказкой, которую знали только я и моя хорошая, любимая мамочка.
Однажды, вернувшись домой, я вошла тихонько, зная, что папа дома, – во дворе стояла его машина. Не найдя маму в кухне, я решила пойти в родительскую спальню. «Наверное, мама опять приболела и лежит в постели», – подумала я, идя по коридору, ведущему в спальню. Оттуда доносились странные звуки, но я не придала этому значения. Дверь была открыта настежь, и я увидела отца, совершенно голого. Он лежал на маме и двигался так, как я видела по телевизору. От неожиданности я растерялась и застыла на месте. Мама, пытаясь столкнуть отца с себя, нащупывала рукой одеяло.
