Ты кем себя воображаешь? - Манро Элис
Если он улыбнется в ответ, значит жизнь начинает налаживаться.
Он улыбнулся, а специалистка по самоубийствам резко произнесла:
— Вы что, ходите в гости, только чтобы знакомиться с мужчинами?
* * *Когда Симону было четырнадцать лет, он, его старшая сестра и еще один мальчик, их приятель, прятались в товарном вагоне, перебираясь из оккупированной части Франции в свободную. Они направлялись в Лион, где о них должны были позаботиться, переправить в безопасное место — этим занималась организация по спасению еврейских детей. Симона и его сестру уже вывезли из Польши в начале войны, к родственникам во Францию. И вот теперь им снова пришлось бежать.
Товарный поезд остановился. Он стоял неподвижно — среди ночи, где-то за городом. Дети слышали, как перекликаются по-французски и по-немецки. В передних вагонах поезда слышался шум. Скрежетали, открываясь, двери, грохотали сапоги по голым полам вагонов, и полы тряслись. Обыск поезда. Дети прикрылись какими-то мешками, но лица спрятать даже не пытались: они знали, что надежды нет. Голоса все приближались. Захрустел гравий под сапогами. Тут поезд дернулся. И тронулся — так медленно, что дети даже не сразу заметили, а заметив, решили, что это маневры или вагоны отводят на запасный путь. Они ждали, что поезд опять остановится и обыск продолжится. Но поезд шел. Он ускорил ход, сперва чуть-чуть, потом еще чуть-чуть. Потом набрал обычную скорость (не такую уж и большую). Они ехали, они укрылись от обыска, их везли дальше. Симон так и не узнал, что случилось. Опасность миновала.
Он сказал: когда он понял, что опасность миновала, то вдруг почувствовал, что они выберутся, что теперь с ними ничего не может случиться, что им сопутствует особое благословение, удача. Он воспринял случившееся как счастливый знак.
Роза спросила, встретился ли он потом с сестрой и приятелем.
— Нет. После Лиона — нет.
— Значит, повезло только тебе.
Симон засмеялся. Они лежали в постели — в Розиной постели, в старом доме на окраине деревни, выросшей на скрещении дорог. Они приехали с вечеринки прямо сюда. Был апрель, дул стылый ветер, и у Розы в доме было холодно. Мощности отопительного котла не хватало. Симон положил руку на обои за кроватью и показал Розе, какой там идет сквозняк.
— Что тебе нужно, так это теплоизоляция.
— Я знаю. Ужасно. И ты бы видел мои счета за топливо.
Симон сказал, что ей нужна дровяная печь. Он рассказал ей, какие бывают дрова. Клен, сказал он, топить кленом очень хорошо. Потом он начал рассказывать о разных видах теплоизоляции. Пенополистирол, «микафил», стекловолокно. Он вылез из кровати и зашлепал босиком по дому, осматривая стены. Роза крикнула ему вслед:
— Я вспомнила! Это был грант!
— Что? Не слышу.
Она вылезла из кровати и закуталась в одеяло. Стоя наверху лестницы, она сказала:
— Тот мальчик, он приходил ко мне с заявкой на грант. Он хотел стать драматургом. Я только сейчас вспомнила.
— Какой мальчик? А!
— Но я же его рекомендовала, я точно знаю.
Правду сказать, она рекомендовала абсолютно всех, кто об этом просил. Если у просящего не было никаких достоинств, Роза говорила себе, что, значит, просто не способна их увидеть.
— Наверно, ему не дали тот грант. Вот он и решил, что это я подставила ему подножку.
— Ну а даже если бы и так? — сказал Симон, вглядываясь в коридор, идущий к погребу. — Ты была бы полностью в своем праве.
— Я знаю. Но я боюсь этой компании. Ужасно не люблю, когда они меня не одобряют. Они так добродетельны.
— Они вообще не добродетельны, — сказал Симон. — Сейчас я обуюсь и посмотрю на твой котел. Скорее всего, тебе надо прочистить фильтры. У них просто манера общения такая. Нечего их бояться — они не умней всех остальных. Просто хотят откусить кусок власти. И это естественно.
— Но откуда такое злопы… — она запнулась, и ей пришлось начать слово с самого начала, — злопыхательство? Только из-за амбиций?
— Отчего же еще? — спросил он, поднимаясь по лестнице. Потянул за край одеяла, завернулся в него вместе с Розой и чмокнул ее в нос. — Хватит, Роза. У тебя совесть есть? Я простой рабочий человек, зашел посмотреть на ваш котел. Ваш котел в подвале. Простите, мадам, что я на вас так наткнулся.
Она уже познакомилась с некоторыми его персонажами. Сейчас перед ней стоял Простой Рабочий Человек. Был еще Старый Философ, который выходил из туалета, низко кланяясь ей на японский манер и бормоча: «Мементо мори, мементо мори». И еще — когда требовала ситуация — Безумный Сатир: он кидался на нее, впивался, торжествующе чмокал ее в живот.
В лавке у перекрестка она купила натурального кофе вместо растворимого, жирные сливки, бекон, мороженую брокколи, кусок местного сыра, банку крабов, наиболее пристойные помидоры, грибы, длиннозерный рис. И сигареты. Она была в том состоянии счастья, когда оно кажется абсолютно естественным и вечным. Спроси ее кто-нибудь, она сказала бы, что это из-за погоды — день был солнечный, несмотря на резкий ветер, — в неменьшей степени, чем из-за Симона.
— У вас, похоже, гости, — сказала хозяйка лавки. Она говорила без удивления, злобы или упрека — с чем-то вроде дружеской зависти.
— Да, совершенно неожиданные. — Роза вывалила на прилавок еще охапку продуктов. — Одна головная боль. И расходы. Поглядите, сколько стоит этот бекон. И сливки.
— Я бы от такого не отказалась, — заметила хозяйка.
* * *Симон приготовил из всего этого потрясающий ужин. Розе не пришлось ничего делать, только смотреть. Еще она поменяла постельное белье на кровати.
— Деревенская жизнь, — произнесла она. — Я приехала сюда, представляя, как я буду жить. Мне виделись долгие прогулки по проселочным дорогам. В первый раз, как я вышла погулять, я услышала издалека шум машины — она неслась, расшвыривая гравий. Я убралась с дороги подальше. Потом послышались выстрелы. Я была в ужасе. Я спряталась в кустах, и мимо меня проехала машина — она виляла по всей дороге, и из нее палили по кустам. Я вернулась наискосок через поля и сказала продавщице в магазине, что надо вызвать полицию. Она сказала: ах да, по выходным парни затариваются ящиком пива и ездят стрелять сурков. А потом добавила: а что вы вообще делали на той дороге? Я поняла, что одинокая прогулка в ее глазах будет выглядеть гораздо подозрительней стрельбы в сурков. И такого было много. Я думала уехать, но отсюда мне близко до работы, и за жилье платить недорого. А продавщица на самом деле хорошая женщина. Она предсказывает будущее. Гадает на картах и на чайной гуще.
Симон рассказал, что из Лиона его послали работать на ферму в горах Прованса. Там люди жили и возделывали землю почти так же, как в средневековье. Они не умели ни читать, ни писать, ни говорить по-французски. Если кто-то из них заболевал, то они ждали, пока больной не выздоровеет или не умрет. Они никогда в жизни не видели врача, хотя раз в год в деревню приезжал ветеринар и осматривал коров. Симон пропорол себе ногу вилами, рана загноилась, его лихорадило. Он с огромным трудом уговорил крестьян послать за ветеринаром, который в это время был в соседней деревне. Наконец они согласились. Ветеринар приехал и сделал Симону укол огромным лошадиным шприцем, и Симон выздоровел. Семье, в которой он жил, было удивительно и смешно, что такие меры принимаются ради человеческой жизни.
— Деревня…
— А здесь не так уж и плохо. Этот дом можно замечательно приспособить для жизни, — размышлял Симон. — Тебе надо бы завести огород.
— Да, это еще один из моих несбывшихся планов. Я пыталась что-то сажать, но ничего не вышло. Я хотела вырастить капусту — капуста, по-моему, очень красивый овощ. Но ее съели какие-то червяки. Они изгрызли все листья в кружево, и после этого листья пожелтели и опали.
— Капусту очень трудно растить. Тебе нужно попробовать что-нибудь полегче. — Симон отошел от стола к окну. — Покажи мне, где у тебя был огород.
— Вдоль забора. Там же, где и у прежних хозяев.
