99 Франков - Бегбедер Фредерик

Вам известно, что вы в любом случае выйдете в победители. Для этого хватит одной удачной идейки. Вы всегда отыщете способ нажиться на людской глупости: начнете продавать клиентам порнушки, где они занимаются виртуальной любовью с собственными родителями; будете завозить обезжиренный «Мегрелет» в голодающие страны третьего мира; раскручивать наркоту в виде медицинских свечей или те же свечи в качестве фаллоимитаторов; предложите фирме кока-колы подкрашивать их отраву красным, чтобы сэкономить на этикетках; посоветуете президенту США бомбить Ирак всякий раз, как у него возникнут проблемы внутри собственной страны; подкинете Келвину Кляйну идею выпускать трансгенные продукты, «Манон» – моделировать биоодежду, Биллу Гейтсу – скупить все слаборазвитые страны, «Нутелле» – производить мыло с начинкой «пралине», фирме «Lacoste» – торговать крокодильим мясом в вакуумной упаковке, компании «Pepsi-Cola» – создать собственный телеканал в сине-голубых тонах, группе «Total-Fina-Elf» – открыть бары со шлюхами на всех своих автозаправках, «Gilette» – выпускать бритвы с восемью лезвиями… В общем, вы что-нибудь да придумаете, верно?

Тогда вперед, танцы начинаются. Музыка, играй!

6

Зал набит до отказа. У вас возбужденно колотится сердце. Вы приглаживаете волосы и прыскаете в рот «Деоминтом». День вашей славы настает[150]. Вы слегка сердиты на Тамару за то, что она дезертировала, но в общем это не важно; Одиль взасос целуется с Чарли, в зале сидят 6000 приглашенных, и, кто знает, может, вы скоро подниметесь на сцену – если заработаете награду… Все хорошо. Все очень хорошо… но тогда отчего ваша улыбка все больше походит на испуганную гримасу?

Вы заговариваете с соседкой слева:

– Hi! My name is Charlie[151], а его – Октав.

– Я знаю; вы оба – новые боссы в «Rosserys & Witchcraft».

– О, как мне повезло, вы француженка! А вы где работаете?

– В «Россе», в производственном отделе. Я Аделина.

– О, ну конечно, Аделина… теперь я тебя узнал. Извини, мы три дня почти не спали.

– Нет проблем. Как вы думаете, у «Мегрелет» есть шанс?

– Трудно сказать. Возможно. Ролик такой идиотский, что, глядишь, и проскочит.

– Ой, чуть не забыла: «Леди Ди» и «Джон-младший» отправлены на тестирование.

– Знаю, знаю. И еще мы заполучили СПИД.

– Да, я в курсе. Похоже, наши дела идут в гору.

Свет гаснет. Публика дружно бьет в ладоши. Вы садитесь поудобнее, нога на ногу, поглядываете на часы, приглаживаете волосы и ждете объявления своей категории (молочные и кисломолочные продукты). Перед вами сплошной чередой проходят самые креативные ролики планеты: сумасшедшее, безудержное восхваление кукурузных хлопьев, диет для похудания, духов, джинсов, шампуней, водки, шоколадных батончиков, вермишели, пицц, компьютеров, бесплатных Интернет-сайтов, собачьих консервов, внедорожников – плоды вдохновенной и безумной фантазии креаторов, счастливо проскочившие бдительную цензуру рекламодателей; сверхсовременные шрифты, размытый зеленоватый фон, 16-миллиметровки с крупнозернистой пленкой, дизайн будущего, «цеплялки» (они же титры), объемные ярко-красные логотипы, анимация в индийском стиле, пародийная музыка, бешеные деньги, истраченные на ручную доводку пленки, людские толпы в замедленной съемке, разнузданные эмоции и, главное, красивые девушки – почти вся реклама зиждется на красивых девушках, ничто другое никого не интересует. Вы пытаетесь держаться непринужденно, сидя рядом с Аделиной, которая нервно ерзает в кресле и мурлычет что-то себе под нос, чтобы скрыть волнение. Если бы Альбер Коэн увидел эту сцену до 1968 года (хотя до 1968-го она была совершенно невозможна, ибо как раз и стала следствием его книг), он наверняка вдохновился бы на еще более соблазнительные описания в «Прекрасной даме»[152].

– And the winner is… «Мегрелет-Nymp-homaniac» by «Rosserys and Witchcraft-France»[153].

– Слава Тебе, Золотой Лев! Осанна Тебе, Владыка Небесный! Ибо это Тебе принадлежит Царствие, Могущество и Слава, во веки веков, аминь!

Вы чуть не лопаетесь от счастья.

– Yyyesss!

Вы спускаетесь по ступеням амфитеатра, взбегаете на сцену и готовитесь благодарить режиссера Энрике, «без которого мы бы здесь не стояли», и красавицу Тамару, «которая обеспечила нам победу», и объявить, что «главным нашим желанием было пропеть гимн жизни и человеческому труду», и так далее и тому подобное, как вдруг на вас набрасываются.

Трое полицейских хватают вас на глазах всей рекламной братии, а комиссар Санчес Ферлозьо самолично надевает вам наручники и предъявляет обвинение в убийстве миссис Уорд, проживавшей в Корал-Гейблс, Майами, штат Флорида.

Да, в каком-то смысле вы, можно сказать, оказались вне конкурса.

7

«Жизнь проходит вот как: ты рождаешься, ты умираешь, а в промежутке маешься животом. Жить – значит маяться животом, все время, без остановки: в 15 лет у тебя болит живот потому, что влюблена; в 25 – оттого, что тебя пугает будущее; в 35 – от неумеренной выпивки; в 45 – от чрезмерно тяжелой работы; в 55 – потому, что ты больше не влюбляешься; в 65 – от грустных воспоминаний о прошлом; в 75 – от рака с метастазами. А в интервалах тебе остается только слушаться – сперва родителей, затем учителей, затем боссов, затем мужа, затем врачей. Иногда у тебя возникает подозрение, что им глубоко наплевать на твою персону, но уже слишком поздно что-либо исправлять, и вот приходит день, когда один из них объявляет, что ты скоро умрешь, а малое время спустя тебя засовывают в деревянный ящик и упрятывают под дождем в землю на кладбище Баньё. Вы наверняка думаете, что вас минет чаша сия? Ну что ж, тем лучше для вас. Когда вы прочтете это письмо, меня уже не будет в живых. Вы-то еще поживете, а я нет. Потрясающе, не правда ли? Вы по-прежнему будете гулять, пить, есть, заниматься любовью, выбирать что-то или кого-то, а я уже ничего этого делать не буду, я ушла в иной мир, мир, который знала не лучше вашего, но узнаю в тот миг, когда вы прочтете эти строки. Смерть разлучила нас. Это не грустно, это нормально, что мы – я, мертвая, и вы, читающие мое письмо, – оказались по разные стороны непроницаемой стены и все-таки можем общаться. Жить и при этом слушать покойника, который обращается к вам, – до чего же удобная штука Интернет!

Вы остолбенело уставились друг на друга – родители Софи и ты, как будто надеялись, что вам удастся поговорить в тюремной комнате для свиданий (если бы комнаты свиданий служили именно для разговоров, это уж давно стало бы всем известно) теперь, когда Софи больше нет, – тогда как вам это не удавалось еще при ее жизни. Они соблаговолили посетить тебя в тюрьме Тараскона – тебя, Октава, никчемного отца, которого они всегда третировали на семейных сборищах. У них распухшие веки и черные круги под глазами. Две пары скорбных багровых шаров.

– Она прислала это письмо по Интернету из какого-то сенегальского отеля. Вы ничего не получали от нее с тех пор, как…

– С тех пор, как мы расстались? Нет. Хотя я много раз пытался…

И тут до тебя наконец доходит. Она была в Сенегале, когда Марк покончил с собой! А может, они покончили с собой вместе? И вообще, какого черта она делала с ним в Сенегале? Мать твою… паршиво чувствовать себя рогатым, а уж узнать об этом задним числом, да еще в тюряге – совсем хреново…

– Это невозможно, это неправда, это неправда, это невозможно (ты твердишь эти две фразы битый час, так что бесполезно приводить здесь твои ламентации в полном объеме).