Чемодан миссис Синклер - Уолтерс Луиза

– Позаботьтесь о ней, Петриковски, – сказал англичанин.

Ян был уверен, что речь шла не о машине.

Дороти стояла у окна, провожая каждую из девчонок. Пока Ян ездил во второй раз, она заварила свежий чай и принесла в гостиную.

– Спасибо, что подбросили девочек. Для них это просто шикарная поездка.

– Не буду спорить: машина выглядит шикарно. И ездит быстро. Добавьте к этому красный цвет. Но ехать по холоду в открытой машине – все равно что лететь на самолете. Главное, я поспел к вашему потрясающему обеду.

– Вы давно мне не писали.

– Простите. Хотел сделать вам сюрприз. И потом, я не мог писать, – добавил Ян, поднимая правую руку.

– Просто не верится, что вы снова здесь, – призналась Дороти. – И все-таки можно мне осмотреть вашу рану?

– В этом нет необходимости.

– Что с вами случилось?

– Ничего. Ничего такого, чтобы об этом говорить. Небольшое ранение. Царапина. Не стоит беспокоиться.

Дороти не настаивала. Она медленно пила чай, вслушиваясь в тиканье часов и треск огня. Она чувствовала, что Ян безотрывно смотрит на нее. Он сидел на краешке дивана и тоже пил чай, но большими глотками. Дороти надеялась, что вдвоем с ней он почувствует себя уютнее. Но ожидать слишком многого она, конечно же, не могла.

По правде говоря, они были едва знакомы.

Чашки Ян помнил со времени их первой встречи, когда они пили чай в кухне. Это было в мае, много месяцев назад. С таким же успехом это могло быть много лет назад. За прошедшие месяцы Дороти, увы, постарела. Возможно, другие не замечали, но он заметил, что в уголках рта и вокруг глаз у нее прибавилось морщинок. Она заметно похудела. Ян все это видел, потому что смотрел. Он смотрел на миссис Дороти Синклер глазами влюбленного мужчины, зоркого к мелочам.

Женщин в жизни Яна Петриковски было немного. Его юная подруга, на которой он женился и с которой расстался после нескольких месяцев брака. Затем был бурный, но недолгий роман с молодой женщиной, буквально околдовавшей его. Третья женщина… О связи с ней Яну до сих пор было неловко вспоминать, поскольку она была женой его сослуживца. Единственный раз случившаяся близость оставила ощущение чего-то постыдного. Дороти казалась ему (теперь, когда он снова видел ее) воплощением женственности. Ян скучал по ней, без конца перечитывал ее странные, сдержанные письма, приходившие так нерегулярно. Она не любила писать. Может, и близость между мужчиной и женщиной ее не слишком занимала? Если он убедится в этом, если своим напором сломает ее линию обороны, попытается «залезть к ней в трусики» (странное выражение, которое в Англии он слышал очень часто)… все волшебство их отношений может разрушиться. Непоправимо и навсегда. В такие моменты Ян ненавидел свою мужскую природу и мужские реакции, возникающие при мысли о Дороти. А думал он о ней часто, и до и после ранения. Думал ночью, лежа в постели, наедине с собой. Бывало, что и не только ночью, не только в постели и не только наедине с собой. Ян рисовал себе картины их близости, и страсть завладевала всеми его чувствами, отодвигая разум. Он представлял себе Дороти сверху, с широко распахнутыми глазами, с капельками пота на коже, взлохмаченными волосами и тугими сосками.

Но теперь, когда он попал к этой женщине, в ее теплый, тихий и уютный дом… само пребывание здесь он выдерживал с трудом. Страх и утомление, с которыми он долго сражался, наконец одолели его. Ян сдался, как испуганный мальчишка под натиском тех, кто сильнее. Встав с дивана, он побрел к Дороти, задев по пути чайный поднос. Тот сдвинулся на самый край низкого столика. Казалось, поднос вот-вот упадет, но, к счастью, обошлось.

Ян опустился на пол. Дороти гладила его по волосам, положив его голову к себе на колени. Он был рад ощутить ее сочувствие. Его грело сознание того, что она не растеряла способность сострадать, тогда как у него эта способность была разорвана в клочья.

– Ян, успокойтесь, – шептала она, гладя его сверкающие от бриолина волосы. – Все хорошо. Вы просто устали.

Он заплакал. Дороти стала гладить его шею. Вверх-вниз, вверх-вниз. Эти гипнотические движения помогли. Дороти снова попросила его показать руку. В этот раз Ян позволил ей снять с него мундир и закатать рукав рубашки. Рука оказалась багрово-красной и распухшей. Наверное, поначалу зрелище было еще тягостнее. Но и нынешнее состояние его руки опечалило Дороти.

И тем не менее даже раненая, его рука оставалась произведением искусства. Дороти любовалась ею. Постепенно его рыдания ослабли. Тикали часы, потрескивал огонь в камине. Голова Яна по-прежнему лежала у нее на коленях. Он не шевелился. Наверное, заснул. Дороти смотрела на его волосы, на ушную раковину, на родинку под ухом, очертаниями напоминающую Италию. Она любовалась его щекой и твердым подбородком. Дороти провела по щеке, успевшей покрыться иголочками щетины. Потом, повернув ладонь, тыльной стороной стала гладить ему лицо. Она смотрела на закрытые глаза мужчины, во многом еще остававшегося мальчишкой. Следы от высохших слез напоминали обледенелые колеи на дороге. Дороти смотрела на его сильную шею, которая сейчас лежала на ее коленях, как на плахе палача. Она понимала: Ян полностью, безраздельно капитулировал перед ней. Ян, мужественный военный летчик, удивительный человек. Дороти сама боялась шевельнуться и только осторожно продолжала гладить его.

Этот человек мог бы составить ее счастье. Впервые Дороти позволила себе такие фантазии.

Прошло, наверное, не меньше часа. Ян поднял голову, посмотрел на нее:

– Простите меня, Доротея.

– Вы ни в чем не провинились.

– Я трус. И вы видели это.

– Нет.

– Реву, как младенец, а потом засыпаю у вас на коленях.

– Я люблю младенцев.

– Я это знаю.

Дороти обняла его за плечи. Ее руки ощутили мужскую силу, которая перетекла к ней, заполнила все тело: легкие, сердце, живот. Стиснув зубы, Дороти обняла его еще крепче и увидела… панику в его глазах. К счастью, лишь на миг.

– Ян…

Это не было вопросом.

Он встал, балансируя на пятках, потянулся к ее волосам и распустил их. Ян наматывал ее локоны себе на пальцы и вдыхал их аромат. Дороти не помнила, как он опрокинулся на диван, а она оказалась сверху. Они снова целовались, причем тон задавала она. На мгновение Ян оторопел и не шевелился. Потом встал, притянул ее к себе и одним движением подхватил на руки, ненадолго поморщившись от боли. Он вынес Дороти из гостиной и стал подниматься по лестнице, стараясь открыть дверь какой-нибудь комнаты. Ему было все равно какой. За дверью, которую он распахнул, оказалась комнатка, приготовленная Дороти для него. Он опустил Дороти на кровать и ногой плотно закрыл дверь.

20

17 ноября 1944 г.

Мои самые дорогие Элайза и Берт!

Пишу коротенько, чтобы только сообщить вам: наконец-то у меня есть ребенок! Он появился четыре дня назад, вскоре после полуночи. Так что у нас с ней общий день рождения. Я назвала ее Дайаной. Мама помогает мне по хозяйству, пока я отдыхаю, нянчу Дайану и пытаюсь уснуть. И еще я читаю. Это такая роскошь – валяться весь день в постели и читать. Спасибо вам за романы Агаты Кристи, присланные мне ко дню рождения. Я наслаждаюсь ими. Теперь я понимаю, почему вы так восхищались этой писательницей. Дайана – ребенок беспокойный и вечно хочет есть, что не всегда удобно для меня. Я полюбила ее с первых минут. Думаю, это навсегда. Впрочем, разве найдется мать, которая не любила бы своего ребенка? Если бы Боб мог сейчас видеть свою малышку! Стоит мне об этом подумать, и у меня разрывается сердце, и я часто плачу. Мама говорит, что у меня послеродовая депрессия. Возможно, так оно и есть, но у меня достаточно поводов для слез. Дорогие друзья, пожелайте мне сил, чтобы я была малышке Дайане и матерью, и отцом. Приезжайте, едва только появится такая возможность. Мне вас очень не хватает.