Дьявол носит «Прада» - Вайсбергер Лорен
— Что это? — спросила я, расстегнув молнию на сумке.
— Это, Энди, то, что тебе надо носить, если ты не хочешь, чтобы тебя уволили. — Он улыбнулся, но в глаза мне не смотрел.
— То есть?
— Послушай, ты должна понять, что ты… твой внешний вид не очень хорошо гармонирует с этим местом. Я знаю, что такие вещи дороги, но эту проблему не так уж трудно решить. У меня в кладовой этого добра навалом, никто и не заметит, если ты время от времени что-нибудь… позаимствуешь. — Он сделал многозначительную паузу. — И уж, конечно, тебе стоит созвониться с людьми из отдела рекламы и взять у них дисконтную карту на покупку работающих с ними дизайнеров. Лично у меня скидка всего тридцать процентов, но ты — секретарь Миранды, и я не удивлюсь, если они вообще не будут брать с тебя денег. Тебе нет никакой необходимости носить эти штучки из «Гэп».
Я не стала объяснять ему, что, когда я надеваю «Наин уэст» вместо «Маноло» и джинсы, купленные в молодежном отделе универмага «Мейси», а не в «Джинсовом рае» — на восьмом этаже шикарного универмага «Барни», я тем самым пытаюсь показать, что меня не соблазняет блестящий антураж «Подиума». Вместо этого я просто кивнула, заметив, что Джеффи явно нервничает, ему неудобно, что приходится говорить мне такие вещи. Интересно, кто его подучил? Эмили? А может, сама Миранда? Ладно, в конце концов, это не важно. Черт побери, я продержалась здесь уже три месяца, и если водолазка от Прады поможет мне продержаться еще девять, значит, придется надеть водолазку от Прады. Я решила, что больше не буду противиться улучшениям в своем гардеробе.
В 6.50 я наконец вышла на улицу и действительно была чертовски довольна тем, как выгляжу. Парень из ближайшего ларька даже присвистнул, и не успела я пройти и десяти шагов, как меня остановила какая-то женщина и сказала, что она уже три месяца ищет такие сапоги. Я привычно вышла на угол Третьей авеню, сразу поймала такси и без сил упала на заднее сиденье, не чувствуя даже радости от того, что мне не придется толкаться в метро.
— Мэдисон-авеню, шестьсот сорок. Побыстрее, пожалуйста, — прохрипела я.
Таксист сочувственно (клянусь!) посмотрел на меня в зеркало заднего вида и сказал:
— А-а, «Элиас-Кларк-билдинг».
И мы моментально свернули налево, на Девяносто пятую улицу, а потом еще раз налево, на Лексингтон-авеню, промчались до Пятьдесят девятой улицы и направились на запад, к Мэдисон-авеню. Машин было мало, и ровно через шесть минут мы затормозили перед высоким, стройным, сверкающим монолитом, великолепно гармонирующим с внешним обликом своих многочисленных обитателей. Счет, как всегда, составил бы доллар сорок центов, и я, опять-таки как всегда, расплатилась десятидолларовой банкнотой.
— Сдачу оставьте себе, — пропела я, чувствуя ежеутренний прилив радости от того, что лицо водителя расплывается в растерянной счастливой улыбке, — «Подиум» угощает.
С этим как раз не было никаких проблем. Уже в первую неделю своей работы я поняла, что бухгалтерия не была сильной стороной «Элиас-Кларк», как не была и приоритетной. Мне не составляло никакого труда каждый день списывать по десять долларов на дорожные расходы. Другая компания заинтересовалась бы, кто дал вам право ездить на работу на такси; «Элиас-Кларк» могло заинтересовать лишь почему вы снисходите до такси, когда есть служебные машины. Почему-то мысль о том, что я ежедневно надуваю компанию на десять баксов — хотя мне прекрасно было известно, что никто в ней не страдал от моей расточительности, — здорово поднимала мне настроение. Кто-то назовет это ребячеством. Я называла это сведением счетов.
Я выскочила из такси, все еще довольная тем, что благодаря мне чей-то день начался удачно, и пошла ко входу в «Элиас-Кларк-билдинг». Здание было воплощением лоска и шика, как и все его обитатели. Хоть оно и называлось «Элиас-Кларк-билдинг», половину его арендовал «Дж. С. Бергман» — один из самых престижных банков города. У нас с ними даже лифты были разные, но их богатенькие банкиры и наши стильные красотки не упускали случая как следует рассмотреть друг друга в вестибюле.
— Эй, Энди, как дела? Давненько не виделись. — Голос сзади прозвучал робко и словно нехотя, и я подумала, зачем бы этому человеку, кто бы он ни был, вообще со мной заговаривать.
В этот момент я как раз внутренне подготавливала себя к обычной утренней разминке с Эдуардо. Услышав свое имя, я повернулась и увидела Бенджамина, одного из многочисленных университетских экс-парней Лили. Он сидел прямо на тротуаре и, казалось, не видел в этом ничего необычного. Он был лишь одним из многих, но при этом единственным, кого она по-настоящему любила. Я не разговаривала со стариной Бенджи (он ненавидел, когда его так называли) с тех пор, как Лили застала его занимающимся сексом с двумя девушками из кружка пения, который она посещала. Она вошла в его квартиру в тот самый момент, когда он, распластавшись на полу в гостиной, изображал из себя секс-гиганта, в чем ему помогали сопрано и контральто — две тихони, так никогда больше и не осмелившиеся взглянуть Лили в глаза. Я пыталась убедить Лили, что это была всего лишь мальчишеская выходка, но это не помогло. Она проплакала несколько дней и взяла с меня обещание, что я никогда никому не расскажу о том, что она видела. Я и не рассказывала никому, рассказывал он — каждому, кто соглашался его слушать, — как «трахал двух певичек», а в это время «третья смотрела». Он представил все так, будто Лили была в комнате с самого начала, забралась на диван и с приятным изумлением наблюдала оттуда, как ее большой плохой мальчик доказывает свою мужественность. Лили поклялась, что никогда больше не даст себе влюбиться, и до сих пор, похоже, держала слово. Она спала со многими, но рвала с ними прежде, чем могла обнаружить в них что-то достойное более пристального внимания.
Я снова посмотрела на окликнувшего меня человека и постаралась найти в нем хоть что-то от прежнего Бенджи. Тогда у него были приятное лицо и хорошая фигура, он был обычным, нормальным парнем. Банк Бергмана превратил его в тень. На нем был мятый костюм, слишком большой для него, и выглядел он так, словно сейчас ему необходим не никотин (в руках он держал сигарету), а кокаин. По его виду можно было подумать, что его вымотал тяжелый рабочий день — а ведь было всего семь утра, — и я почувствовала себя лучше. Я злорадствовала и потому, что он так по-свински вел себя с Лили, и потому, что не одной мне приходится за уши тащить себя на работу в такой безбожно ранний час. Ему-то, вероятно, за все эти неудобства платили по сто пятьдесят тысяч долларов в год, но по крайней мере он уставал не меньше меня.
Бенджамин отсалютовал мне зажженной сигаретой, жутковато светящейся в полумраке зимнего утра, и жестом попросил подойти поближе. Я боялась опоздать, но Эдуардо взглядом просигналил «не волнуйся, ее еще нет, все в порядке», и я направилась к Бенджамину. Весь его вид выражал безразличие и безнадежность. Он небось еще думает, что его босс — настоящий тиран. Ха! Знал бы он! Мне хотелось смеяться во весь голос.
— Ты, похоже, одна приходишь так рано, — промямлил он, пока я искала в сумочке губную помаду, чтобы накрасить губы перед штурмом лифта. — Ну и как у тебя дела?
Он был высоким светловолосым детиной, но сейчас казался таким усталым, таким раздавленным, что в душе у меня мелькнуло сочувствие. Но я и сама чуть не валилась с ног от недосыпания и помнила, какие глаза были у Лили, когда один из его тупых дружков спросил ее, достаточно ли ей было просто смотреть или хотелось присоединиться, — и мое сочувствие как рукой сняло.
— Дела мои таковы, что я работаю на весьма требовательную начальницу и должна быть на работе за два с половиной часа до всех остальных сотрудников этого чертова журнала, чтобы успеть все приготовить к ее приходу. — Я не смогла удержаться от раздражения и сарказма.
— Ого. Да я просто спросил. Извини, если что. И на кого ты работаешь?
— Я работаю на Миранду Пристли, — ответила я и мысленно взмолилась, чтобы это имя не произвело на него никакого впечатления. Почему-то мне доставляло несказанное удовольствие, когда выяснялось, что образованный и успешный человек не имеет ни малейшего представления о том, кто такая Миранда. Это наполняло меня восторгом. И сейчас мои надежды оправдались. Бенджи пожал плечами, затянулся и выжидательно глянул на меня.
