Бездомная - Михаляк Катажина
Бездомная тоже подала руку, сперва инстинктивно отерев ее о куртку.
– Кинга Круль.
Ася пожала гостье руку, мысленно восхищаясь собственной откровенностью и храбростью: прикоснитесь-ка к коже бомжа – что вы почувствуете? Вши, лишаи, чесотка – кто знает, какую гадость эта нищенка развела на собственном теле! Но, как ни странно, руки у Кинги были чистые, а кожа мягкая – только тыльная сторона ладоней обветрилась от мороза. Ася видела это своими глазами, рассматривая руку женщины. Та через какое-то время выдернула руку.
– Что ты там выискиваешь? Проказу? – фыркнула она. – Представь себе, я моюсь каждый день. Чаще, чем некоторые владельцы собственных ванных комнат.
– В Висле? – вырвалось у Аси, прежде чем она успела прикусить язык. Право же, колоритная личность Бездомной в этой безупречно чистой квартире казалась настолько поразительной, что Асе изменяло ее логическое мышление.
– Ага, как же… Особенно сейчас Висла очень привлекательна для купания. Только прорубь дыханием растопи – и плещись вволю. – Кинга смотрела на хозяйку то ли снисходительно, то ли сердито. Да, конечно, выглядит она омерзительно, особенно сейчас – пьяная, обдолбанная из-за таблеток; разумеется, от нее несет водкой и блевотиной, – но она не глупее этой высокомерной девки! И, в конце концов, она не экспонат в зоопарке и не какая-нибудь деталь городской архитектуры – Она человек и уже поэтому может претендовать на каплю уважения.
«Хрен тебе. После того, что ты натворила, ты уже не человек и уважать тебя не за что», – укорила она сама себя мысленно – и тут же сникла, присмирела. Снова ее охватила смертельная усталость, сонливость, вызванная таблетками и водкой, ощущение полнейшей безнадеги. Что с того, что сегодня она поужинает за нормальным столом, рядом с приличным человеком? «Ты выброшена за борт жизни, не забывай …»
Ася, смутившись от собственной глупости и от ответа Бездомной, застыла посреди коридора, машинально потирая руки.
– Так, может, для начала ты искупаешься? – наконец предложила она. – Я не считаю тебя грязной, вовсе нет, не пойми неправильно, но после такого мороза горячая ванна с душистой пеной – как раз то, что надо, не так ли? Я бы и сама залезла в воду по самую шею, если б не ужин, который я еще должна приготовить. Ну так как, Кинга?
– Довольно поздний у тебя ужин, – заметила Кинга голосом, лишенным эмоций.
Честно говоря, она уже ко всему была равнодушна: к ванне, к ужину, к Рождеству, к мусорке, к бурому коту… Мечтала лишь о старом матрасе, припрятанном в местечке, известном лишь ей: там можно было бы свернуться клубочком и спокойно спать до самого утра. А здесь придется выкупаться, сесть за стол, произнести молитву, отведать двенадцать рождественских блюд, вести чинную беседу с хозяйкой… Кинге вдруг захотелось развернуться и уйти, уйти на улицу, откуда она и пришла; но Ася уже открывала кран в ванной, напевая «В тиши ночной». Похоже, в эту ночь даже у бездомной был какой-то долг перед ближним.
Кинга вошла в ванную, отделанную в стиле холодного минимализма, и принялась стаскивать с себя тряпье. Слой за слоем: платок, куртка, безрукавка на несколько размеров больше, чем надо такой миниатюрной женщине; свитер, растянутый до невозможности, одна спортивная рубашка, под ней другая… Растущую гору вещей Ася рассматривала сначала с ужасом, затем с пониманием: чтобы в такой мороз спать на вокзале, нужно надеть на себя все, что есть.
– Я тебе это все выстираю, ладно?
Кинга, стоя посреди ванной в одной пропотевшей майке и трусах, сперва широко раскрыла глаза от удивления, затем пожала плечами.
– Не беспокойся, я включу сушку, и завтра с утра все будет как новенькое. А пока что одолжу тебе кое-что из своего. Садись в ванну. – Ася погрузила руку в пену. – Вода – то, что надо. Я удаляюсь. Бери гель для душа, шампунь, пилинг-крем – все, что хочешь. Сегодня все мое – и твое тоже. У нас ведь сочельник! – воскликнула она и выскочила из ванной, закрывая за собой двери.
Кинга покачала головой. Как же одиноко, должно быть, живется этой Иоанне Решке, журналисту-фрилансеру, если она так радуется обществу совершенно чужого человека…
– Впрочем, не такие уж мы и чужие, – проворчала Кинга. – Когда-то ты делила со мной мужа. И постель тоже – вы ведь и в моей спальне любовью занимались. Ну и мину ты скорчишь, когда я тебе это припомню!
Усевшись в ванну, она по самую шею погрузилась в горячую воду и душистую пену и вдруг… расплакалась. Она рыдала, кусая полотенце, чтобы не услышал никто, даже кот. Слезы все бежали и бежали, пока не иссякли. И как раз в ту секунду, когда Кинга в последний раз вытерла глаза, в дверь постучалась хозяйка.
– Можно? Я нашла новую зубную щетку! – Просунув голову в двери, Ася продемонстрировала находку, радуясь, словно ребенок. – Вот еще кое-что, – она с гордостью протянула Кинге элегантное платье простого покроя и чистую хлопчатобумажную пижаму. – И еще… – Немного смущаясь, она показала руку, которую прятала за спиной: в ней она держала кружевные трусики. – Остались с тех времен, когда я была такой же стройной, как ты. Должны подойти.
«Пусть еще прокладку мне предложит!» – усмехнулась про себя Кинга, но вслух ничего не сказала.
Улыбка сползла с лица Аси, на нем проступило разочарование. Как же так, она дает Бездомной все лучшее, что есть у нее самой, а та… даже не поблагодарит! Будто это для нее ничего не значит…
Кинга поняла хозяйку.
– Большое тебе спасибо. Все очень красивое. Ты невероятно щедра, – тихо произнесла она.
Это и требовалось – Ася тут же снова расцвела.
– Выходи! Выходи поскорее, уже готов ужин! Рождественский ужин! – С этими словами она, оставив свои дары на полке, направилась в кухню.
Кинга зажмурилась.
Быть может, она и справится. Выдержит еще часок. Быть может, вскоре хозяйка сообразит, что единственное, в чем бездомная действительно нуждается, – это сон. Сон в теплой, мягкой постели. Чистая подушка, чистое одеяло… «Боже мой, как же я об этом мечтаю. Если бы не ты, кот-приблуда, я бы уже спала. И не проснулась бы никогда».
Натянув кружевные трусики, Кинга надела платье, заколола волосы, встала перед зеркалом и заставила себя взглянуть на собственное лицо. В эту минуту никто бы не сказал, что она уже целый год скитается по паркам и вокзалам. Из зеркала на нее смотрела обыкновенная тридцатилетняя женщина, недурная собой, – ровным счетом такая же, как и миллионы обыкновенных женщин. Но ведь ни одна из этих женщин не совершила того, что совершила Кинга, и не понесла за это справедливого наказания.
– В эту ночь можешь притворяться Золушкой, – прошептала она собственному отражению. – А завтра снова наденешь свою куртку и вернешься на улицу. Как пить дать.
Вдруг у нее подкосились ноги, усталость взяла верх над силой воли. Куча сваленных вещей напомнила ей что-то знакомое. Опустившись на эту кучу, Кинга свернулась в клубок, будто кошка, и прикрыла глаза. На минутку, только на минутку… Всего чуточку отдохнуть – и…
Когда Ася, постучавшись и не получив ответа, заглянула в ванную, ей показалось, что Бездомная мертва. Она спала так беспробудно, что даже не пошевелилась, когда хозяйка приподняла ее под мышки и затащила, поругиваясь и тяжело дыша, в спальню. Какое-то время она глядела на гостью, растянувшуюся поперек кровати, затем принесла пижаму, стащила со спящей платье, натянула на худое тело рубаху и штаны, уложила вдоль кровати и укрыла одеялом – ласково, как это сделала бы ее, Асина, мама.
– Спи, – она погладила Кингу по щеке. – А рождественский стол мы накроем, когда ты проснешься.
Растроганная беззащитностью молодой женщины и расчувствовавшаяся от собственной доброты, Ася на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
По дороге в кухню она наткнулась на кота. Животное тихо мяукнуло.
– А о тебе, бедняга, я и забыла. Ну что, сперва преломим облатку, потом ты угостишься рыбкой, а в довершение всего я тебя искупаю?
Потершись о ноги женщины, кот танцующей – кошачьей! – походкой направился в гостиную, запрыгнул на стул и потянулся лапой к золотому шарику, покачивающемуся на миниатюрной елочке из «Теско». Елка была искусственная и совершенно не имела вида, но перед закрытием гипермаркета оставались только такие.
