29 - Хэлперн Адена
Однако, как ни крути, моя жизнь вовсе не была такой уж ужасной. Ничего подобного. Говард никогда не заставлял меня экономить, ни разу. Я не знала нужды в деньгах, и мой ребенок был хорошо обеспечен. Мы ездили в путешествия – замечательные путешествия, по всему миру. Чего я только не повидала, от Эйфелевой башни до Великой Китайской стены. Если собрать все драгоценности, которые Говард накупил мне за эти годы, я смогу увешаться бриллиантами с головы до ног. Барбара ни в чем не нуждалась. Она ходила в лучшие школы, летом ездила в лагерь, а потом на побережье Нью-Джерси. В этом отношении Говард был великолепным мужем и отцом. Если бы я его оставила, что бы я получила взамен? Ничего глупее и придумать нельзя. Не то было время. Сегодня все по-другому; женщины могут много зарабатывать и жить самостоятельно. А тогда – вы знаете, что тогда даже кредитную карточку можно было получить, только если твой муж сам открывал тебе счет? Нет, правда! Именно муж заполнял заявление на кредитку, и даже когда тебе ее давали, твоего имени на ней не стояло. На всех моих кредитных карточках написано только «миссис Говард Джером».
Поэтому я держала рот на замке.
И сейчас, спустя два года после смерти Говарда, мне не приходится беспокоиться о деньгах. У меня есть все, что нужно. Говард позаботился о моем благополучии, и я всегда буду благодарна ему за это.
И тем не менее чего бы я тогда не отдала за самое маленькое любовное приключение.
Если я и нажила к семидесяти пяти годам хоть какую-то мудрость, то в этом она и состоит, к сожалению.
Секс с Говардом был неплох. Во всяком случае, я так думаю; я же никогда не занималась сексом ни с кем другим. За всю жизнь у меня был всего один мужчина – Говард. У нас никогда не было умопомрачительного секса – только традиционное «Говард сверху» или «я сверху», три раза в неделю, иногда четыре – если Говарду так хотелось, не мне. Я никогда не испытывала сильного желания заниматься сексом. Интересно, с кем-нибудь другим я смогла бы получить больше удовольствия? Уверяю вас, я была весьма привлекательна, и фигурка у меня была что надо. Если бы захотела, я могла бы заарканить кучу мужчин. Как замечательно было бы получать любовные письма. Говард вообще ничего не писал. Даже открытки к моему дню рождения за него сочиняла секретарша. А как чудесно было бы испытать этот особый трепет оттого, что кто-то еще нашел меня привлекательной.
И знаете, однажды это почти случилось. Я не хочу сказать, что я на самом деле взяла и завела роман, но как-то раз на благотворительном вечере в пользу Художественного музея Филадельфии Рассел Манден отвел меня в сторонку и заявил, что считает меня одной из самых красивых женщин, что ему приходилось видеть. И пригласил пообедать. Шел 1962 год, и я перепугалась до чертиков. Я была уверена, что наш разговор с Расселом слышали все, кто пришел на вечер. Я ограничилась сдержанным смехом и жалела об этом всю оставшуюся жизнь. Рассел умер несколько лет назад (поджелудочная, опухоль…) – в «Филадельфия инквайрер» напечатали некролог. Я отправила пожертвование Художественному музею в память о Расселе, чтобы на свой манер сказать ему «спасибо». Я не видела его лет двадцать, но никогда не забывала, какой красивой почувствовала себя в тот вечер благодаря ему.
И это тоже меня злит. Я никогда не осознавала, какая была хорошенькая. А теперь смотрю на свои старые фотографии – боже мой, да я была просто красавица! Все вокруг так говорили, только я сама в это не верила. Жаль, что я практически не пользовалась своей внешностью. Я стремилась выглядеть хорошо для Говарда. Делала прически, правильно питалась – все для этого толстого, лысого, не пропускавшего ни одной юбки за моей спиной Говарда. И если я покупала новое платье или новые духи – то тоже лишь для того, чтобы услышать от Говарда комплимент. А надо было делать все это для себя. Ах, лучше бы я больше старалась понравиться самой себе.
Короче говоря, если суммировать – никакого образования, секс с одним-единственным мужчиной, непонимание, насколько солнце вредно для кожи, да еще и отрицание того, что я красотка, – станет понятно, почему я завидую своей внучке, Люси. У нее впереди целая жизнь, и живет она в самое прекрасное время. Именно об этом я размышляла всю вечеринку в честь моего семьдесят пятого дня рождения.
Я родилась не в то время. Как бы мне хотелось оказаться на месте Люси.
Видели бы вы мою Люси в этот вечер. У нее была эта миниатюрная штуковина, при помощи которой она все время обсуждала с друзьями, куда бы пойти после моей вечеринки. Барбара называла это «эсэмэсить».
– Люси, у твоей бабушки день рождения! Можешь хотя бы на две секунды перестать эсэмэсить, пока мы произносим тост?
Я подмигнула Люси: никаких проблем. Только ужасно хотелось узнать, с кем она общается и куда они пойдут.
А как она была одета! Барбара весь вечер ворчала, что ее дочь вырядилась точно уличная девка. На Люси красовались крошечное мини-платье, туфли на платформе и высоком каблуке и джинсовая куртка. По-моему, выглядела она как кинозвезда. Жаль, я не могу так одеваться. У Люси потрясающая фигура! Моя внучка такая ладная и стройная, совсем не то что ее мать. Барбара пошла в родню Говарда, они все пышногрудые и широкобедрые. Моя дочь постоянно сидит на диете. (Ха! Уверена, она больше хитрит.) А мы с Люси себя не ограничиваем. Нет, я, конечно, слежу за фигурой, но благодаря своему метаболизму иногда могу позволить себе лишку, и Люси тоже. Иногда мы с ней едим на ужин мороженое. Вот только на прошлой неделе взяли большое ведро мороженого «Бен и Джерри» с кусочками шоколадного печенья и не остановились, пока не прикончили его. Люси выглядит в точности как я в ее возрасте. У меня всегда были великолепные ноги и отличный зад, прямо как у Люси. Все так говорили. А потом – не знаю, что случилось, но мое тело просто… обвисло. Это похоже на – знаете, бывает, красишь стену и нанесешь слишком много краски, и она начинает стекать? Вот на что похоже мое тело. Худое, но обвисшее. А какая замечательная у меня была попка! Мне ее ужасно не хватает. Где-то между сорока и шестьюдесятью она покинула меня безвозвратно. (Кстати, если вы читаете это, но гораздо моложе меня, я вам одно скажу: не пренебрегайте увлажняющими средствами. К семидесяти пяти все равно обвиснете, как мокрая тряпка, но хотя бы будете выглядеть лучше ваших подруг того же возраста. Во всяком случае, со мной дело обстоит именно так. Видели бы вы Фриду!..)
В общем, мы с Люси очень близки. Она обитает всего в четырех кварталах от меня; я так рада, что мы живем рядом. После смерти Говарда у меня не было никакого желания оставаться в этом огромном доме на окраине. Через несколько месяцев после его похорон я заметила, что бойлер течет – ничего страшного, так, небольшая лужица. Бойлер располагался в подвале, в нескольких футах от стиральной машины. На протечку я обратила внимание, только когда пошла за новой коробкой стирального порошка: я всегда покупаю порошок впрок и держу коробки рядом с бойлером. Вот тогда и увидела, что он протекает. Помню, еще подумала: забавно, раньше я не обращала внимания, что из бойлера течет вода. Я же не знала, что она вовсе не должна из него течь (стиркой всегда занималась Глэдис, наша ненаглядная домработница, которая умерла годом раньше).
А когда неделю спустя я решила принять ванну, горячей воды вдруг не оказалось. В доме моей соседки, миссис Льюис, что-то ремонтировали, и я решила, что это как-то связано. Ну что я могу сказать? Тогда все выглядело совершенно логичным. В тот же день я спустилась в подвал – бросить пару полотенец в стиральную машину – и обнаружила, что все помещение затоплено. И везде была мыльная пена, из-за тех самых коробок стирального порошка. Везде! Настоящая турецкая баня!
Я впала в такую панику, что позвонила Барбаре. Она тотчас приехала, увидела бедствие в подвале и отругала меня за то, что мне не хватило ума вызвать сантехника. Ладно, «отругала», может быть, слишком сильно сказано, но она обращалась со мной как с ребенком. Хоть режьте, но я же не знала, что бойлер не должен протекать!
