Неверная - Али Айаан Хирси
Хавейя почти всегда выигрывала. Она носила босоножки на высоком каблуке, юбку выше колен и красила ногти – словом, выглядела так, как маме не снилось даже в самых страшных кошмарах. Когда у Хавейи начались первые месячные, мама просто разрыдалась.
Потом Хавейя познакомилась с Сарой, женщиной из клана Исак. На самом деле сначала ее встретила бабушка, когда пасла овцу, и пригласила в дом на чай. Сара носила штаны, блузки и огромные очки, красила волосы в рыжий цвет. Она была старше нас с сестрой – ей было года двадцать три – двадцать четыре. Сара вышла замуж в четырнадцать, у нее подрастало трое детей. Она пригласила нас с Хавейей к себе посмотреть телевизор. У меня не было времени, а сестре у нее так понравилось, что она стала ходить в гости к Саре почти каждый день. Они могли часами болтать и смотреть телевизор. Иногда Сара уходила из дома, а Хавейя сидела с ее детьми – в благодарность она получала книги или помаду.
Постепенно они стали вместе ходить на дневные дискотеки. Сара часто говорила, что мне тоже не мешало бы пойти развлечься, ведь, когда я стану старше и выйду замуж, мне уже будет не до веселья. На дискотеках было шумно, мне там совершенно не нравилось, но Хавейя обожала наряжаться и танцевать.
Сара рассказала Хавейе о том, что семейная жизнь чудовищна. Ее муж, Абдалла, был отвратителен. В первую брачную ночь он изо всех сил старался проникнуть в нее, разорвать шрам у нее между ног. Боль была невыносимой. Абдалла даже хотел разрезать его ножом, ведь Сара была так туго зашита, что он никак не мог ввести в нее пенис. Она в красках описывала, как муж стоял над ней с ножом в руках, а она кричала, умоляя его этого не делать. В конце концов он, видимо, сжалился над бедной четырнадцатилетней девочкой, потому что все же согласился отвезти ее в больницу вскрыть шрам.
Свадьба Сары не закончилась торжествами: не было окровавленных простыней, которые нужно показать под аплодисменты и одобрительные возгласы гостей. В зале только прошел шумок разочарования и подозрений насчет девственности Сары и мужской силы Абдаллы.
Эта история напугала меня: толпа людей, окровавленные простыни – чуть ли не изнасилование, происходившее с благословения семьи Сары. Мы с Хавейей ни на мгновение не могли себе представить, что подобное произойдет и с нами. Но для Сары брак означал именно это: физическое насилие и публичное унижение.
Сара говорила Хавейе:
– У меня не было детства. Они лишили меня жизни.
Абдалла приходился Саре кем-то вроде кузена и был на десять – пятнадцать лет старше ее. Несмотря на то что муж не поднимал на нее руку, она ненавидела его всем сердцем. В отместку она даже перестала заботиться о детях, называя их «его детьми». С девятилетней дочерью Хасной Сара обращалась как с рабыней. Хасна ходила за покупками, готовила, убирала, а Сара постоянно била ее и тратила все деньги мужа на наряды и косметику. Сара мне совершенно не нравилась.
* * *Не только Хавейя сбилась с нелегкого, но ясного пути, уготованного нам мамой. В шестнадцать лет Махад бросил школу. Однажды он просто перестал туда ходить. Через несколько месяцев мистер Гриффин, директор, сказал маме, что теперь уже ничего не исправить: Махада исключили без права восстановления. Мама была в ярости, но Махад только фыркнул в ответ – он был уже слишком высоким и сильным, чтобы его можно было побить.
Рядом с Махадом не было отца, который мог бы помочь ему пройти через отрочество. Рядом были только друзья. Некоторые из них курили гашиш, пили пиво в барах и изображали крутых. Махад всегда был ближе всех к матери: она баловала его, готовила ему особые блюда. Но после того как мы перебрались в Кению, он вырос, стал сильнее и хитрее, почувствовав, что может больше не подчиняться ей. Строгие сомалийские обычаи казались совершенно бессмысленными, с точки зрения нормального парня, который проводит почти все свое время на улицах Найроби. В те годы ислам не привлекал его. Махад не был прилежен в учебе, но не хотел мириться с тем, что его оценки ниже, чем у других ребят, которых раньше он легко превосходил. Брат полностью сбился с пути.
Мама не знала, что станет с Махадом. И это была не единственная ее забота. Дом, который мы снимали в Кариокоре, продали, и нам в ближайшее время нужно было съехать оттуда. Арендная плата выросла, а у мамы почти не было денег – только то, что ей давали родственники отца из субклана Осман Махамуд. Каждый месяц она вынуждена была приходить к Фараху Гуре, одному из крупнейших бизнесменов Осман Махамуд в Найроби, и, делая вид, что не просит, с достоинством уведомлять его о том, что расходы на жизнь опять возросли. Мама не желала ютиться в тесной, шумной квартирке, как большинство остальных сомалийцев в Найроби. Она хотела жить в хорошем, чистом доме.
Фарах Гуре был добр, но его щедрость была небезгранична. В конце концов он прямо сказал маме, что ей придется переехать в квартиру. Мы были не единственной семьей, оставшейся без отца, и Фарах Гуре не мог позволить себе оплачивать нам еще более дорогое жилье.
В декабре 1985 года из Могадишо к нам приехал дядя Мухаммед, мамин старший брат. К этому времени наши дела шли из рук вон плохо, так что его приезд был будто глоток свежего воздуха в жаркий день. Дядя Мухаммед был рослым и энергичным, очень похожим на маму, только гораздо выше и жизнерадостнее, чем она.
Дядя привез нам вести об отце и ДФСС: лидеры движения предали его и получали посты в правительстве Сиада Барре. По вечерам, когда мы уже были в своих комнатах, снизу до нас часто доносилось неразборчивое бормотание взрослых. Хавейя бегала подслушивать. Однажды она зашла в спальню с широко раскрытыми глазами и прошептала:
– Айаан, у нас есть сестра. Абех взял себе другую жену, у него теперь еще одна семья.
Я прокралась к лестнице и прислушалась. Действительно, дядя Мухаммед говорил о том, что отец живет в Эфиопии с новой женой и у них общий ребенок.
На следующее утро я подошла к маме и спросила:
– У Абеха теперь новая жена? Но мне ответила бабушка.
– Мы не будем обсуждать жен твоего отца, – высокомерно сказала она. – Мужчины женятся, это всем известно. Никто не скажет о моих дочерях или внучках, что они ревнивы.
В нашем клане ревность считалась унизительной и настолько постыдной, что о ней нельзя было даже заикнуться. Поэтому я знала, что не следовало задавать вопросов на эту тему, и все же спросила:
– Значит, у нас есть сестра? Сколько ей? И снова мне ответила бабушка.
– Ей, должно быть, сейчас девять, – произнесла она небрежно, хотя в ее голосе чувствовалось напряжение.
Тут мама обернулась и сдавленно сказала:
– Нет, я думаю, года три или четыре.
Воцарилась тишина: мы все стали мысленно вести подсчеты. Видимо, отец женился на ней в 1981 году, сразу после того, как оставил нас, или, возможно, несколькими месяцами позже.
Я подумала о том, как отец оставил первого ребенка, потом нас, а теперь у него родилась еще одна дочка, которую он наверняка тоже бросит. Меня вдруг охватила жалость к маме. Сколько у нее было забот: она искала нам подходящее жилье, была вынуждена принимать подачки от членов клана ее мужа, разбираться с непутевым Махадом и беспокоиться о сумасбродной Хавейе. Если бы отец был с нами, ничего этого не случилось бы.
Я была раздавлена, будто вся надежда разом улетучилась. Я никогда не признавалась даже себе, но все это время на задворках моего сознания теплилась мысль о том, что однажды отец вернется, а вместе с ним и ощущение близости и тепла между нами. И тут я узнала, что у него есть другой ребенок. Это было настоящее предательство. Казалось, будто он ударил меня по лицу.
Шли дни и недели, а я все твердила себе, что со мной такого никогда не случится. Я не позволю себе зависеть от кого бы то ни было. Мама настолько не контролировала собственную жизнь, что даже не знала, когда ее муж снова женился. Думая об этом, я впадала в ярость. Я злилась на судьбу, которая была так несправедлива к маме. Да, порой она была жестока, но всегда оставалась верна папе, всегда была рядом с нами. Она не заслужила такого.
