Медведь - Кривак Эндрю

День клонился к вечеру, силы у нее иссякли. Зато совсем не было чувства голода, которое до того почти ее не покидало. Было гусиное мясо, копченая форель — хватит на фазу луны с лишним, и девочка почувствовала, как одновременно с силами в ней нарастает иной голод — охотничий. Она знала, что изготовленные ею стрелы, которые теперь лежат в колчане, будут летать хорошо, осталось выследить дичь и подобраться на нужное расстояние. Она посмотрела на другую сторону костра и увидела, что на полу сидит отец и смотрит в пламя и дым. Девочка закрыла глаза, открыла снова — он исчез.

~~~

РОЗОВЫЕ ЛУЧИ РАССВЕТА ИГРАЛИ НА УТРЕННЕМ снегу, когда девочка вышла из пещеры, завернувшись в шкуры и мех, с луком и стрелами, — и незаметно растаяли еще до того, как солнце показалось над горизонтом. Отец когда-то ей говорил, что у животных привычки неизменные, следовательно, и у него с нею тоже. Разница в том, что она может менять привычки по собственному желанию. Животные их меняют только от испуга. Менять надо до того, как испуг взял над тобой верх, говорил отец, или после того, как ты взяла над ним верх и он, подобно непогоде, ушел прочь. Поэтому в это утро она не полезла ни вверх, ни вниз по склону, а двинулась поперек, обогнув гору посередине, будто опоясав веревкой.

КОГДА НЕБО ПРОСВЕТЛЕЛО И СОЛНЦЕ ПОДНЯЛОСЬ выше, девочка оказалась в лесу, в котором еще не бывала: стволы здесь стояли плотнее, утесы были круче, почти без всякой растительности, старый, слежавшийся снег слегка присыпало свежей порошей. Девочка стремительно продвигалась на снегоступах, к которым успела приладиться, и не сходила с естественной тропы, которая вывела ее на каменный выступ, а оттуда вскоре открылся вид на верхушки деревьев, росших внизу.

Солнце стояло высоко в ясном небе, она вышла на выступ и опустилась на четвереньки, чтобы осмотреть спуск, потом положила ладонь на землю, ощупала закраину камня. Та обледенела. Стукнула по льду рукояткой ножа, он легко откололся, внизу оказались вода и мох. Девочка легла на живот и увидела замерзшую полосу, тянувшуюся от выступа до самой земли, — поток, который, как она знала, начинался из озер талой воды на вершине, впитывался в землю и двигался вниз, зимой превращаясь в ледяной панцирь. Она раздробила лед, лезвием ножа соскребла мох со стены, сложила его в сумочку, потом поднялась и полезла с выступа вниз так, будто что-то приподнимало ее над снегом.

ВСТАВ, ОНА УВИДЕЛА ЭТО МЕСТО: РОЩИЦУ ИЗ ТЕСНО сгрудившихся высоких деревьев вдалеке — они росли на участке плодородной почвы, которую медленно смывало с горного склона с тех времен, которые не припомнить уже никому, кроме деревьев. В рощице животным есть где укрыться от ветра, есть и чем кормиться: желуди, буковые и пекановые орехи, крылатки: в этом укрытии им есть что поискать на земле, даже в разгар зимы.

Девочка подошла к рощице по широкой дуге, чтобы не спугнуть тех, кто там уже, возможно, кормился, но среди стволов было тихо. Она присела рядом с купой буков, положила лук на землю. Там и оставалась весь день без движения, ела мох, жажду утоляла снегом. Солнце скрылось за вершиной горы, а она все сидела в рощице. Там же застала ее и ночь.

ОНА ПРОСНУЛАСЬ В ТЕМНОТЕ, ПОСМОТРЕЛА ВВЕРХ сквозь безлистые ветки. На востоке, в небесной высоте, Лев следовал за Медведицей. Подступало утро. Она засунула руку в сумочку, вытащила щепотку мха, съела его со снегом, потом медленно поднялась, прижалась лбом к гладкой серебристой коре бука.

Свет из серого сделался серебристым, под цвет стволов, и ей показалось: она ощущает вращение земли. Внутри у нее ничего не осталось. Ни голода, ни сна, ни тоски, ни холода. Она поняла смысл того, что ей говорили. Подняла лук, подготовила стрелу и стала вслушиваться в шаг оленя, про которого знала: он поднимается ей навстречу по склону горы.

~~~

ЗИМНИЕ ДНИ ТЯНУЛИСЬ БЕСКОНЕЧНОЙ чередой, снег и стужа лились на лес непрестанно, затопляя его неодолимым холодом. Девочка не сдавалась. Она выдубила новые шкуры оленя и кроликов, сшила из них новую пару башмачков, подметки снизу подбила хвостами бобров. Остальные шкуры, обработав, подшила с изнанки к рубашке из оленьей кожи, в которой пришла в этот лес; теперь она и сама напоминала лохматую потустороннюю зверушку, бродившую по здешним краям, с колчаном стрел на спине и дубовым луком через плечо.

Когда заканчивался запас пищи, она охотилась. Каждый раз шла через лес в новое место. Там садилась, вслушивалась в звуки чащи, ждала — следила, какое животное выдаст свое присутствие. Стрелы у нее были острые, лук — мощный, целилась она метко. В благодарность оставляла после себя тонкие ветки, кучки мха, ягоды гаультерии. Добыв крупного оленя, относила щедрый кусок к впадине-трубе на вершине горы для других хищников: к утру пища всегда исчезала.

А когда бушевали метели и девочка сворачивалась клубком в пещере у костра, она знала точно: и остальные где-то свернулись, пытаясь согреться. В эти часы она помечала углем фазы луны на стене пещеры, вела им счет, следила за созвездиями в небе, прикидывала, сколько дней до равноденствия, когда свет и тьма уравновесятся. И каждую ночь, прежде чем уснуть у костра, она разговаривала с отцом: рассказывала, что успела сделать за этот день, что запланировала на следующий, что солнцестояние надеется встретить дома, как встречала всегда.

НАСТАЛ СРОК, КОГДА ОНА ПОНЯЛА: ЗИМА ОСЛАБЛЯЕТ хватку, как и положено. Дни удлинялись. Солнце поднималось выше. Ночью не так морозило. Однажды утром, забравшись на вершину горы, она заметила, что лед на реке сломался. Даже из такой дали было видно торосы, громоздившиеся вдоль берегов, и воду, которая текла между ними медленной металлической лентой.

Все-таки реку переходить придется в высоких горах, сказала она вслух и зашагала вверх, назад к пещере.

ВЫЖДАВ ДЕНЬ, ОНА РАННИМ УТРОМ ОТПРАВИЛАСЬ по той же лесной тропе к речному берегу. Девочка окрепла и двигалась быстрее. На переход, который пару месяцев назад отнял три дня, на сей раз потребовался только один. Она привыкла к этой тропе, и хотя снег оставался глубоким, чувствовала, что с каждым шагом сердце бьется быстрее, как в те дни, когда она была младше и понимала, что зиму вот-вот сменит весна. К сумеркам она уже вышла к реке.

С ней были лук и веревка из сухожилий, она постаралась сплести ее как можно длиннее и тоньше, надставила ею ту, старую, с помощью которой ловила рыбу. Однако, подойдя к реке, она увидела, как на поверхность всплывают льдины, а потом соскальзывают вниз, под другие льдины в непрестанной круговерти ледохода. Даже если бы ей удалось подобраться ближе, встать на камень, бросить крючок и прицелиться в какую промоину, стрела наверняка ударилась бы об лед и сломалась, прежде чем попасть в рыбу, если та вообще окажется в этом потоке. Девочка поужинала копченой олениной и легла спать на опушке в наспех сооруженном шалаше. На следующий день вернулась в пещеру.

КОГДА ПО НОЧАМ ОНА СМОТРЕЛА ИЗ ПЕЩЕРЫ НА звезды, Рак стоял прямо над головой, Близнецы — на западе, неподвижно, а Лев поднимался. Теперь по утрам до нее доносилось пение птиц, а на каменных выступах, где сошел снег, среди кривых кедров появились первые ростки трав, зацвели крошечные дикие цветочки. День и ночь уравновесились. В лес пришла весна.

ОНА ПЕРЕЖДАЛА ЕЩЕ ФАЗУ ЛУНЫ И ВНОВЬ ПОДНЯЛАСЬ на вершину взглянуть на реку. Вода была ровного синего цвета, с белым и зеленым по краю, купы высокой травы тянулись через пойму к лесу. В ту ночь она легла спать, заранее сложив в торбу все, что понадобится на несколько дней похода.

Следующий день выдался теплым, она передвигалась без снегоступов и большую часть тропы преодолела бегом. Когда она добралась до реки, солнце еще стояло высоко, лучи падали косо, но оставались яркими, — на берегу она оказалась в четвертый раз. Вгляделась в поверхность быстро текущей воды, отыскивая заводь, или камень, или омут, где рыба может стоять, дожидаясь, пока мимо проплывет что-то съедобное. Зашла в воду, почувствовала, как течение тянет за собой. Углубилась еще на шаг, по колено, тут течение было таким сильным, что пришлось наклоняться, чтобы не снесло вовсе. Вода была такой же холодной, как и зимой, подо льдом, и она поняла: зайдет дальше — и ее унесет снова.